В словах Коринны был смысл. Как это сделать? Если бы стояло лето, Вайолет могла бы взять палатку и жить в кемпинге. Но приближалась зима, а ее скудных сбережений не хватило бы на фургон. Она могла бы сесть на попутку или в автобус и поехать на юг, где тепло, — но что потом? Как ни иронично, единственным человеком, который мог научить ее, как исчезнуть бесследно, был все тот же человек, вызывающий в ней самые противоречивые чувства. Неожиданным образом все дороги вели к Роуз.

Уильям Херст

Отец отвез Уилла на ланч в местечко в десяти минутах от Покипси.

Дуглас внимательно вчитывался в многословные названия блюд, словно вскоре ему предстояла по ним викторина. Уилл, в свою очередь, не знал, что будет менее грубо: попросить официантку не поливать тост с сыром трюфельным маслом или выбрать макароны и попросить заменить чеддер на грюйер.

После того, как Дуглас заказал тушеные ребрышки и холодный чай, Уилл почувствовал, как его плечи расслабились. Он волновался, что отец закажет скотч.

У столика неподалеку официант со смаком знаменитого шеф-повара перечислял гостям фирменные блюда. Наблюдая за ним, Дуглас откинулся на спинку стула и заявил:

— Иногда я жалею, что не пошел в кулинарную школу. Я люблю еду. Но в этом больше нет особого смысла. Твоя мать превосходно готовит.

Уилл не знал, что ответить. Он попытался представить, как отец возится с кастрюлями, а не с компьютерным кодом. Он ни разу не видел, чтобы тот сварил хотя бы яйцо.

Хотя потом он припомнил, что несколько лет назад отец ходил на мастер-класс по изготовлению мороженого. И как-то летом, еще до того, как сбежала Роуз, Дуглас наготовил огромную серию своеобразных вкусов — вроде сорбета с белым вином и джелато с халапеньо. Но в середине августа его любимая мороженица оказалась на гаражной распродаже на заднем дворе Херстов. Если Уилл не ошибался, ее продали за пятнадцать долларов, и больше подобный агрегат в доме не появлялся.

— Знаешь, а мы ведь познакомились на кухне. — Дуглас посмотрел вниз, на бокал с водой. Он начал неистово вращать стакан, устраивая в нем водоворот, что, замечал Уилл, он часто проделывал с красным вином.

— Вы с мамой?

Отец кивнул.

— Мы работали в одном стейк-хаусе, когда были студентами. Моя мама только что умерла. Мама Джо выставила ее из дома. — Дуглас бросил печальный взгляд на чесночное масло в форме сердечка в своей тарелке. — Когда я встретил твою маму, она была такой кокетливой, такой энергичной. Она была официанткой, а я — помощником официанта. Никто не видел ее без красной помады — она всегда подводила ей губы. В своем художественном колледже она была обнаженной натурщицей на уроках рисунка.

— Ты рисовал с натуры?

— Нет, это она мне рассказала.

Его отец раскрывался — это случалось так редко, что Уилл не хотел разрушать чары замечанием, что ему мама тоже рассказывала о работе натурщицы. Вероятно, другие матери скрыли бы тот факт, что позировали без одежды перед волчьим кругом посторонних людей, но мама Уилла была уникальной. Джозефина сказала ему, что это была мощная вещь, когда все глаза были устремлены на нее. Это была возможность «показать себя», не будучи сексуальной. Даже в тот момент, сказала она, она была педагогом — преподавала рафаэлям-однодневкам форму человеческого тела.

— Значит, вы встречались, когда работали в ресторане? — Уиллу пришло в голову, что любые сведения о романтической жизни его родителей могут оказаться полезными для расследования. Дуглас вздохнул.

— Мне понадобилось полгода, чтобы убедить твою маму пойти со мной на свидание. Она не соглашалась, пока с ней не порвал ее парень. Клайд.

Лицо, которое он состроил, подсказало Уиллу, что он даже сейчас был готов убить Клайда, если ему представится такая возможность.

— Твоя мать была раздавлена. Однажды я нашел ее плачущей в холодильной камере, и она рассказала мне, что тот парень просто собрал свои вещи и заявил ей, что она изменилась. А я сказал: «Нет, Джо. Ты не изменилась. Просто этот парень тебя не знал». Мы были так молоды. Теперь, когда я старше, думаю, что может быть одновременно две правды.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, пап.

— Никто не меняется быстрее, чем человек, которого ты никогда не знал.

Дуглас опустил глаза на салфетку, лежавшую у него на коленях. Его голос звучал печально, но выражение лица говорило о том, что ему не хватает сил, чтобы вынести эти эмоции.

Уилл кивнул, как будто смутно понял, что имел в виду отец. На самом деле нет. И весь этот разговор заставлял его чувствовать себя не в своей тарелке. Дуглас редко пускался в философствования. И уж точно он не занимался этим без огромной бутылки вина под рукой. На секунду Уилл заподозрил, что отец выпил на работе, но на это больше ничего не указывало. Никакого румянца, никакого пота на лбу.

Уилл изобразил интерес. Актерское мастерство было главным оружием в его шпионском арсенале.

— Так ты готовил в ресторане?

— Совсем недолго. Только меня успели повысить до ассистента повара, как я уволился. Я любил готовить суп. Всегда можно сказать, сколько труда было вложено в хороший суп. Нужно обязательно готовить бульон на кости. Так вкус более насыщенный. Ты не пробовал ничего, похожего на мой картофельный суп с пореем.

— А почему ты перестал там работать?

— У менеджера были некоторые проблемы с твоей мамой. Когда он ее уволил, я тоже ушел.

Дуглас оставался погруженным в свои мысли, пока официант с суетливой аккуратностью расставлял на столе тарелки.

Уилл на мгновение представил маму официанткой с большими глазами, длинными ногами, звонким смехом и умным ответом на любой случай. Его отец был глупцом, думая, что найдет кого-то лучше, чем она, — включая Кэрри. Кэрри была простушкой. Кэрри была ничтожеством.

— Хорошо, что я решил взять тост с сыром. — За несколько дней с бандажом на руке Уиллу стало легче управляться с вилкой. Но все-таки еще недостаточно хорошо. Он не был готов к ресторану.

Его отец солил еду прежде, чем попробовал — нервный тик.

— Да? Вкусно? — спросил он, словно в трансе.

— Я имел в виду, что могу есть его одной рукой.

Дуглас оторвал взгляд от тарелки с тыквенным пюре.

— Ох, твоя рука. Конечно. Я вечно забываю, как это, должно быть, мешает.

Для Уилла повязка на руке была постоянным напоминанием о предстоящей встрече с Триной. До нее оставалось меньше двух дней. Где-то в самом дальнем уголке его сознания электронные часы вели обратный отсчет этих пятидесяти часов с точностью до секунды. Но вместо того, чтобы упомянуть о встрече Дугласу, Уилл продолжил:

Конец ознакомительного фрагмента