Корен Зайлцкас
Учитель драмы
Всем учителям, которые в каком-то смысле — семья, и тем, кто стал ею для меня: Дональд Дарр, Дэвид Гейтс, Уильям Глэвин, Карл Хаарманн, Мэри Карр, Донаа Ланца, Джудит Манделбаум-Шмидт, Чарли Миллер и Эмбер Смит
Хорошо обладать чувством правды, но также надо иметь и чувство лжи.
Константин Станиславский, Работа актера над собой
Грейси Мюллер
Тебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у кого нет обычного имени. Моё имя зависит от тебя.
Ричард Бротиган, В арбузном сахаре [Бротиган Ричард. В арбузном сахаре. Азбука, 2010. Пер. Фаина Гуревич. (Прим. пер.)]
Глава один
Менеджер с ресепшен с решительным видом шел за мной, поправляя бейджик на груди.
«Так себе подбор персонала», — подумала я, увидев его отражение в зеркальной нише. Видимо, он хотел выглядеть сурово и непреклонно, но из-за прыщавого подбородка казался обиженным подростком. Если бы я увидела этого раздосадованного парнишку в любом другом месте, а не в курортном спа-комплексе «Оделл», который «Форбс» назвал «современным шато, уютно расположившимся у самого подножия Катскилльских гор», я бы решила, что он завалил математику или девушка сказала ему, что они «просто друзья».
— Здравствуйте. Мэм?
Какой он официальный, правильный, как квадрат — хоть сейчас шахматы расставляй и играй. Наверняка сын представителей богемы, каких в округе полно. У этих детей просто не остается других способов бунтовать против давящего авторитета семьи. Когда секс, наркотики и вегетарианство — норма жизни, стабильная работа — вот настоящий вызов.
— Что-то ищете?
— Мама-а-а-а. — Китти потянула меня за пояс белого хлопкового халата. Волосы я зачесала на левую сторону, и они закрывали логотип отеля на груди.
— Милая, не дергай меня, пожалуйста.
Этот халат, подарок от моего первого мужа Оза, — остатки былой роскоши. Он подарил мне его на Рождество несколько лет назад. Его последний подарок, а потом его обвинили в мошенничестве.
Фитц, которому было пять, но ума — на все тридцать, повторил вслед за мной:
— Китти. Мама сказала не дергать ее.
Этот день я хотела полностью посвятить Фитцу. Первый раз в жизни он купался в Каннах, среди дорогих суперъяхт, но потом, к сожалению, пристрастился к общественному Катскилльскому бассейну с обгаженными птицами шезлонгами.
— Вы так любезны, — сказала я менеджеру. — Мы здесь встречаемся с друзьями.
Я могла рассчитывать только на акцент, придающий мне утонченность.
В родной Великобритании люди, услышав, как я говорю, испытывали когнитивный диссонанс: моя выверенная, правильная речь вызывала такое чувство, будто я зарываюсь, или, как еще иногда говорят, задираю нос. Меня воспитывали так, как положено в высшем обществе: с правильными «эйч» и «ти», но чтобы слиться с рабочим классом, пришлось выработать привычку растягивать гласные.
А в Штатах существовала только одна разновидность британского акцента. В самых престижных районах Нью-Йорка все искренне полагали, что я лучше образованна, лучше воспитанна и более развита, чем остальные. Продавцы в магазинах восхищались моим произношением («витамины» или «орегано»), словно я была необыкновенной певицей из экзотической страны. Другие мамочки из драмкружка, куда ходил Фитц, относились к нам так, будто мы каждый день ели сэндвичи с огурцом и хранили деньги в офшорах.
Но этого молодого человека, кажется, не впечатлил мой би-би-сишный английский.
— Если вы пройдете со мной к стойке регистрации, я смогу узнать, где ваши друзья.
Я провела пальцем по пустому экрану своего телефона, будто только что получила сообщение.
— Ах вот что. Оказывается, они уже полчаса как ждут у бассейна. Ну что, пойдем к ним, Кит? Фитц?
В этот самый момент телефон завибрировал на самом деле. Из Флориды звонил мой нынешний «муж», Рэнди.
Я кивнула менеджеру: Одну минутку, извините.
— Приветики, Рэнди, все хорошо?
— …си. Привет. Ты меня… шишь? — Голос прерывался. То ли из-за нависающих над нами гор, то ли из-за толстых стен отеля.
Вместе с детьми я остановилась у углового столика из черного дерева, наблюдая, как быстро они перемешивают в одну кучу туристические брошюры, — а потом я в два раза дольше раскладывала их по местам.
— Слышу. Но сейчас не очень удобно. Мы к друзьям опаздываем.
— Где? — спросил он. Краткая версия вопроса: «Сколько это будет стоить?»
Я повернулась спиной к Фитцу.
— ИМКА [ИМКА (YMCA, Young Men’s Christian Association) — молодежная волонтерская организация. Известна благодаря организации детских лагерей… (Прим. пер.)], — сказала я тихо.
— И как это возможно с твоей страховкой?
Этот вопрос для меня всегда был как удар в солнечное сплетение.
— Мама, смотри! Паровозик! — воскликнула Китти. Буклеты музея железнодорожного транспорта разлетелись по сверкающему холлу гостиницы, как пропагандистские листовки во время войны.
— Вполне возможно. — Я положила руку на плечо Фитца за секунду до того, как он вытер нос о шелковый подлокотник дивана.
— То есть ты ее получила? — спросил Рэнди.
— Получаю.
— Просто я не понимаю, почему все так долго. И почему ты не подала заявку на страховку, когда оформляла визу.
— Проглядела.
Два года назад я обратилась за получением грин-карты, которая автоматически предполагала и страховку, но из Министерства внутренней безопасности сообщили, что в представленных документах есть ошибки. Но я не вернулась в Англию, а выдумала иммиграционное интервью в Федерал-Плаза в тот самый день, когда Рэнди закрывал крупную сделку по недвижимости. Я доехала на автобусе до Манхэттена, побаловала себя стейком у Марка Джозефа [Известный стейк-хаус в Нью-Йорке. (Прим. ред.)] и через шесть часов вернулась в Катскилл. Рассказала правдоподобную историю, которая успокоила Рэнди на какое-то время. А потом пришла моя карточка резидента с веб-сайта, где можно заказать поддельные документы.
Только наутро после мальчишника я показала ему эту карточку — надеялась, что не заметит смазанный шрифт из-за похмелья.
Липовое удостоверение — далеко не самое большое вранье в нашем браке. Официально я все еще была замужем за Озом. Потому что заявление на развод и неизбежная бумажная волокита привели бы ко мне полицию, которую все еще интересовала моя роль в финансовых махинациях супруга.
Рэнди тем временем перешел в режим агента по недвижимости:
— Грейси, тебе нужно получить свою кредитную линию. Сейчас. И если понадобятся деньги, никто не узнает о паре пропущенных выплат по ипотеке.
— Паре? Ты говорил, что в прошлом месяце был первый раз!
— Мне надо идти. — Он понизил голос. — Главный только что пришел.
Я повесила трубку, провела детей через стеклянные вращающиеся двери, и мы с головой нырнули в невыносимую полуденную духоту. Это был 2010 год, самое жаркое лето в Нью-Йорке за всю историю наблюдений. Серое, но неожиданно светлое небо слепило глаза, волны горячих выхлопов плавили воздух на парковке.
Фитц уговорил Китти уцепиться за него и побежать вместе.
— Давай! Будешь моим реактивным ранцем!
— Осторожнее, — предупредила я, потому что эта игра почти всегда заканчивалась ободранными коленками.
— Мы очень осторожно, — сказал Фитц, осуждающе глядя на меня с явным намеком, что я зря драматизирую.
Петли ведущих в бассейн дверей скрипнули, несколько женских голов повернулись в нашу сторону.
Я никогда не была особо тщеславной, но мне стало интересно, что же при взгляде на меня видят эти дамы, только что после полной эпиляции и грязевой ванны.
Если бы мы встретились в Гилдхолле, где я училась драматическому искусству, они бы увидели дерзкую девицу с растрепанным гнездом рыжих кудряшек, считающую, что сидеть на мокрой траве и пить сидр — это такая же важная часть образования, как и декламировать Шекспира. Я тогда пела в тви-поп [Поджанр инди-попа, для представителей которого характерна примитивная простота звучания. (Прим. ред.)] группе, скручивала идеальные косяки, одевалась весьма экстравагантно, да и компания была под стать: помню, как я разгуливала в коротеньких шортиках и кимоно под руку с неряшливым бисексуалом из Королевского колледжа. Не то чтобы все тут же оборачивались, стоило мне войти в комнату, но в юности мне определенно сопутствовало триединство успеха: амбиции, харизма и немного удачи.
В тридцать с хвостиком у меня уже был Фитц, которого я таскала с собой в модном тогда слинге, а мечты об актерской карьере на подмостках Вест-Энда стали далеким воспоминанием. Но даже тогда я сохраняла дух изысканного бунтарства. Я носила воротнички, как у Питера Пэна, с закругленными краешками, вместе с черными кожаными мини-юбками. Приправляла речь французскими словечками и ругательствами. Я прекрасно себя чувствовала в загородных домах с пятнадцатью спальнями и даже помогала Озу обхаживать инвесторов, чтобы те вкладывали деньги в турецкие кондоминиумы.
Потом, конечно, против него выдвинули обвинения, мы разъехались, и я, в свои тридцать с небольшим, оказалась в Америке «замужем» за успешным риелтором, Рэнди. Староватая для инженю, я примерила роль избалованной домохозяйки. Полностью полагалась на «мужа», который занимался перепродажей домов, зарабатывал на субаренде и закрывал по две-три сделки в неделю. Мой образ жизни можно было назвать праздным: организовывала вечеринки и составляла меню, коллекционировала посуду от Ле Крейзе и духи от Джо Малон. А еще я забеременела Китти. Когда, казалось, у меня было все, рынок недвижимости обвалился и настали времена, требующие отчаянных мер.
