Кортни Шейнмел
Список для выживания
Светлой памяти Дианы Буды и ее сестер
«О нет, Рианнон!» — кричишь ты, но ее уж нет.
И жизнь не дает ответа.
Стиви Никс
Все интересные истории начинаются примерно одинаково: «Утро было самым обыкновенным, но вдруг все изменилось». Некоторым героям приходят плохие новости: автокатастрофа, страшный диагноз или раскрытый секрет. Другим везет — им приходят хорошие: они выиграли в лотерею, получили гигантское наследство или «Магазин на диване» купил миллион их изделий, и они обеспечены до конца жизни. Хорошие новости необязательно связаны с деньгами, но эти примеры — первое, что пришло в голову.
Я говорю это все к тому, что моя история начинается точно так же. Было самое обыкновенное утро. Но вскоре все изменилось. Моя сестра умерла. Она покончила с собой, не оставив даже предсмертной записки. Только список на листке из блокнота. Этот листок, сложенный пять раз, я нашла в переднем кармане ее джинсов.
Было самое обыкновенное утро, но вскоре все изменилось, и я даже не знала почему. Может быть, узнать это мне поможет список — по крайней мере, с него я и начну.
1
СЕСТРУ ВСЕ ЗВАЛИ ТАЛЛИ, сокращенно от Натали. Натали Белль Вебер. Это полное имя. Имя Натали досталось ей в честь прабабушки по маминой линии Нелли, которая умерла задолго до нашего рождения. Белль — часть девичьей фамилии мамы, Белль штейн. Фамилия Вебер, как у папы, потому что в нашем патриархальном обществе ребенок автоматически получает фамилию отца, хотя Талли всегда считала это махровым сексизмом, и я с ней согласна. Ведь это матери выталкивают из себя ребенка. Почему же не их фамилию передают из поколения в поколение? Как минимум можно было бы кинуть монетку.
Но отложим пока эту тему. Поговорим о Талли. О ней самой. Она была… ну, всем. Лучиком света. Звездой на небе. Светом, тьмой и всем, что между ними. Она была маленькая, еще ниже, чем я, а я чуть выше полутора метров. Я всегда была самой мелкой в классе. Как меня только не дразнили в младших классах: гном, карлик, малек… Я вечно стояла на носочках, чтобы поравняться хотя бы с предпоследним по росту.
А Талли была чуть ниже полутора метров. Но она не стояла на носочках. Как будто не понимала, насколько она была крошечная. Да никто этого и не замечал, потому что она была ВСЕСИЛЬНА. Именно так, большими буквами.
Может показаться, что я идеализирую ее, просто потому что она была моей старшей сестрой. Но я не одна такая. Я видела, как другие люди на нее реагировали — и друзья, и те, кто ее даже не знал. Она очаровывала всех. Когда Талли входила, все оборачивались. Просыпались. Как у Платона в «Мифе о пещере». Мы читали его в десятом классе, но Талли рассказала мне о нем задолго до этого.
Талли вообще мне много всего рассказывала — делилась всем, что ей казалось важным или интересным. Придумывала для меня загадки или играла в «что, если…» — так я называла игру, когда сестра учила меня, как все относительно, рассказывая истории о людях, которым намного хуже, чем мне.
Например, если я жаловалась на долгую простуду, она рассказывала о книжке, в которой у отца была больна дочь, по-настоящему больна, не неделю или две, а намного дольше, и никто не знал, поправится ли она вообще. Или когда я раздражалась, что у меня зависает компьютер, а утром сдавать доклад по индустриализации после Гражданской войны, она рассказывала мне, как после урагана «Мария» в Пуэрто-Рико несколько месяцев не было электричества и как мне повезло, что моя самая большая проблема — медленный интернет.
Вот и «Пещера» Платона учит относительности. История такая. Один узник был заключен в пещеру и не мог там видеть ничего, кроме теней от предметов, и поэтому думал, что, кроме этих теней, в мире ничего нет. Но однажды его освободили от оков. Он обернулся и увидел сами предметы — дома, статуи, людей и животных, а также огонь, который отбрасывал их тени. Выбравшись из пещеры, он увидел еще больше. А потом еще и еще.
Почему это напомнило мне о Талли? (Ну, кроме того, что именно она рассказала мне эту историю.) Потому что точно так же я чувствовала себя рядом с ней. Она помогала видеть за пределами собственного носа. С ней все становилось больше и ярче, чем казалось раньше. Скорее всего, моя сестра знала о своих чарах. Прекрасно знала. Когда она танцевала, то не делала вид, что на нее никто не смотрит. Она танцевала, как будто смотрят все. Как будто она была главной звездой шоу — «Шоу Талли». Как будто зрители купили билеты на представление, и ей нельзя было их разочаровать.
Часто она позволяла мне участвовать в своем представлении. «Слоун, сегодня мы идем в „Макдоналдс“, и ты делаешь заказ с британским акцентом». «Эй, Слоник, хочешь поучаствовать в параде?» «Я решила стать моделью, и мне нужна портретная съемка!»
Даже несмотря на мрачные истории из игры «что, если…», я никогда не встречала более жизнерадостного человека. Они буквально окрыляли ее, и это было заразно. И вот я, почти задыхаясь, кричала: «Конечно, Талли!», «Я с тобой, Талли!»
Когда мы выросли, то отдалились друг от друга. Во-первых, физически. Талли была на пять лет меня старше и уже окончила школу. Она уехала из дома, хотя в университет поступать не стала. Несмотря на то что последний месяц своей жизни она провела дома, годы моей учебы в старших классах прошли в основном без нее. Во-вторых, мы отдалились психологически, и это нельзя измерить физическим расстоянием, то есть вообще нельзя измерить. Это происходит так постепенно, что не успеваешь заметить. Но, оглядываясь, я понимаю, что когда-то мы были намного ближе, чем в конце. В конце. У жизни моей сестры есть конец. Я ничего не подозревала. Я виновата. Я была непростительно беспечна.
В тот день, когда это произошло, я задержалась в школе на репетиции оркестра. Я играю на флейте. На репетицию пришла моя лучшая подруга Джуно, хотя обычно она к нам не заходила. Но Джуно только что официально бросил ее парень, Купер. За пару недель до этого он объявил, что хочет сделать перерыв, потому что у него много уроков и куча других дел. «Давай попробуем не писать друг другу и не разговаривать две недели», — предложил он. И попросил ее не париться слишком сильно, как обычно.
Джуно постаралась не париться, но следующие две недели говорила только о Купере. Я пыталась ее как-то отвлечь и предлагала заняться тем, что она любила задолго до знакомства с Купером. Смотреть дешевые фильмы 1980-х у нее в подвале, искать сокровища в местных секонд-хендах, кататься без цели на ее любимой машине и так далее. Но что бы мы ни делали, в разговорах всегда всплывал Купер. Купер обожает «Выходной день Ферриса Бьюллера». Куперу бы пошла эта рубашка. По этой дороге мы ездили с Купером.
— Думаю, тебе надо сосредоточиться на его недостатках, — посоветовала я. — Например, на том, что он плохо с тобой обращался… и еще он похож на Губку Боба Квадратные Штаны.
— Помнишь, что сказала миссис Гомес в третьем классе? — спросила Джуно. — Не критикуй чужое. Может, он не в твоем вкусе, а мне он нравится.
— Прости.
— Твои шутки не помогут мне его разлюбить.
— Просто я не могу смотреть, как ты страдаешь. И, по-моему, говоря о нем без остановки, ты только делаешь себе хуже. Давай установим правило. Говорить о Купере можно максимум полчаса в день, а остальное время будем говорить обо всем, что не касается Купера. Я натренирую твой мозг, чтобы он думал не только о нем. Поначалу будет трудно: Талли говорит, что на формирование привычки уходит шестьдесят шесть дней. Но в итоге все получится.
— Но через шестьдесят шесть дней мы уже опять будем вместе, — возразила она. — Даже раньше.
— Ну, так тем более. Уж две недели ты точно продержишься.
— Попробую, — согласилась Джуно.
Мы все равно очень много говорили о Купере. Как только прошло две недели, Джуно в ту же секунду написала ему. Он ответил, что хотел бы перевести перерыв в режим официального расставания.
Понятное дело, Джуно не хотела оставаться одна. После репетиции оркестра наша подруга Сорайя, виолончелистка, позвала нас поесть пиццу. Я посмотрела на Джуно, и она слабо кивнула.
— Или чего бы ты хотела? — спросила я.
— Да, ты выбирай, — предложила Сорайя. — Можем пойти в салат-бар.
— Слоун ненавидит салаты, — ответила Джуно.
— Ради тебя я съем и салат, — заверила я.
— Ты съешь ради меня салат?! — чуть не расплакалась она.
— Конечно, — кивнула я.
На самом деле я бы съела помидоры и сырную присыпку, а салатные листья оставила бы в тарелке. Но почему бы и нет. Джуно проморгала слезы и покачала головой.
— Да ладно. Я не хочу есть.
— Ты отдаешь Куперу слишком много власти над своей жизнью, — сказала я. — Тебе надо поесть.
— Если хотите пиццу, пойдемте есть пиццу, — сказала Джуно.
Мы пошли в «Трепичионе», потому что там работал Мак, брат нашего друга Броуди, и когда не было начальника, он продавал нам пиво. Так себе приманка, лично я ненавижу пиво. Чуть позже пришла подруга Сорайи Рэйчел и заказала целый графин. Она хотела налить мне, но я замотала головой.
