Когда он открывает глаза, то обнаруживает, что сидит в кресле возле окна. Руки его связаны спереди. Лодыжки тоже — перемотаны крепкой веревкой и вдобавок скотчем. Он может согнуть руки или ноги, но его тело не сдвинется при этом ни на сантиметр.

— Ты и вправду глупый, дедуля. Вот уж не ожидал, что тебя так легко просчитать… Да уж, ты надежнее любой компьютерной программы. Я знал, что ты придешь за мной, дедуля, и зачем ты придешь, тоже знал… — Мальчишка сидит слева от него на соседнем кресле и болтает как ни в чем не бывало. В его веках с верхней складкой и правильном носе сквозит что-то почти женственное.

Этот мальчишка, ради развлечения столкнувший сына Кимуры с крыши универмага, должно быть, еще только учится в старшей школе, но говорит он с такой уверенностью, будто прожил несколько человеческих жизней.

— Понимаю, что повторяюсь, дедуля, но я правда удивлен, что все прошло так гладко. Жизнь — хорошая штука. К тебе это, правда, не относится, ты уж меня извини. Особенно после того, как тебе пришлось отказаться от твоего любимого пойла и всего себя посвятить этому…

Фрукты

— Как твоя рана? Все нормально? — спрашивает Мандарин, сидящий на месте у прохода, у Лимона, который сидит возле окна.

Они в третьем вагоне, на десятом тройном ряде кресел. Лимон смотрит в окно, бормоча себе под нос: «Зачем только было списывать пятисотую серию? Они мне нравились — те, с голубыми вагонами [Лимон имеет в виду синкансэн го-хяку кэй дэнся, поезд 500-й серии, с характерными светло-голубыми вагонами, введенный в эксплуатацию в 1997 г. На момент начала их использования это были наиболее дорогие, быстрейшие и мощнейшие составы, развивавшие скорость до 300 км/ч (при проектировочной скорости 320 км/ч), с компьютерным управлением ходовой части для обеспечения более плавной и безопасной езды. Из-за их высокой стоимости было построено всего девять таких поездов. После ввода в эксплуатацию более современных и мощных синкансэнов 700-й серии (с 1 июля 2007 г.) количество синкансэнов 500-й серии постепенно сокращалось.]». Как будто только теперь услышав обращенный к нему вопрос, он хмурится: «Какая еще рана?» Его длинные непослушные волосы торчат прядями во все стороны, прямо как львиная грива — трудно сказать, укладывает ли он их так специально или просто поленился причесывать, встав утром с кровати. В выражении его глаз и презрительно искривленной линии рта читается полное равнодушие не только к работе, но и вообще ко всему, что происходит вокруг. Мандарин рассеянно гадает, является ли это следствием врожденных черт личности его компаньона, или же это окружающий мир повлиял на него таким образом.

Мандарин уточняет:

— Ну, та самая, которую ты получил вчера, когда тебя порезали ножом. Рана на твоей щеке.

— Когда это меня порезали?

— Когда мы спасали того богатенького парнишку.

Мандарин показывает пальцем на юношу, сидящего между ними на центральном сиденье. Совсем молодой, на вид только исполнилось двадцать, длинные волосы. Он молча переводит взгляд то на Лимона, то на Мандарина. Выглядит он сейчас значительно лучше, чем ночью, когда они его спасли, даже слабый румянец на щеках проступил. Нашли они его связанным, а перед тем, как связать, над ним еще хорошенько поработали, применив достаточно грубой силы, так что он весь трясся мелкой дрожью и никак не мог остановиться. Надо же, меньше чем за сутки почти пришел в норму… «Может статься, внутри у него ничего и не происходит, и все случившееся никак не отразилось на его душе», — думает Мандарин. Такое часто случается с людьми, которые не читают художественной литературы. Внутри они пусты и однотонны, для них проще простого переключить передачу: сменил режим — и полный порядок. Стоит им проглотить какую-нибудь ситуацию, как они тотчас забывают о ней, едва та проскочит по их пищеводу, так что они просто физиологически не способны сопереживать чувствам окружающих. Именно им художественная литература нужнее всего, но в большинстве случаев они приходят к ней слишком поздно.

Мандарин смотрит на свои наручные часы. Девять утра. Значит, прошло ровно девять часов с того времени, как они спасли парня. Его держали в здании в районе Фудзисава Конго [Фудзисава Конго — один из окраинных районов города Иокогама. Через Иокогаму и Фудзисава Конго проходит линия синкансэнов Токкайдо: от центра Токио до Иокогамы ехать на синкансэне около 20 минут в зависимости от выбора станции, — соответственно, до Фудзисава Конго от Токио можно добраться примерно минут за 40.], в комнате на третьем подземном этаже. Он — единственный сын Ёсио Минэгиси, и Мандарин и Лимон вытащили его из этой передряги.

— Я не такой идиот, чтобы дать порезать себя ножом да еще и получить рану на лице, так что оставь меня в покое.

Мандарин и Лимон примерно одного роста, около ста восьмидесяти сантиметров, и у обоих одинаковое худощавое сложение. Люди часто думают, что они братья, даже близнецы. Близнецы — наемные убийцы… Когда кто-нибудь высказывает предположение, что они братья, Мандарин испытывает глубочайшую фрустрацию, граничащую с ужасом. Невероятно, что кто-то может ассоциировать его с кем-то настолько безрассудным и поверхностным. Впрочем, Лимона-то это уж точно не беспокоит: такие сложные переживания не могут прийти ему в голову. Один из их заказчиков как-то раз обмолвился, что с Мандарином иметь дело легко, а Лимон кого угодно может выбесить до белого каления. Прямо как с настоящими фруктами — никому не захочется есть кислющий лимон. Вот уж действительно…

— Ну и откуда у тебя тогда этот порез на щеке? У тебя там красная полоса оттуда досюда. Да я и сам слышал, как это произошло: тот мелкий якудза обошел тебя и саданул ножом в щеку, и ты закричал от боли.

— Мне бы не пришло в голову поднимать крик из-за такого пустяка. Если я и кричал, так это только потому, что завалить того сопляка было не сложнее, чем выдрать зуб. Так что я кричал от разочарования. Типа — да неужто он реально такой слабак?! Так что эта штука на моем лице точно не от лезвия. Это обыкновенная экзема. У меня аллергия.

— В жизни не видел экземы, которая выглядела бы как рана.

— А ты что, создатель экзем?

— Я — что? — Мандарин даже рот открывает от удивления.

— Ну, я спрашиваю, ты что, самолично создал все экземы и аллергии на свете? Нет? Или, может быть, ты занимаешься критикой аллергий и хочешь оспорить мою личную двадцативосьмилетнюю аллергическую историю? Что конкретно ты хочешь узнать про экземы?

— Ничего я не отрицаю. И никакой я не создатель экзем. Вот только никакая это у тебя не экзема.

Всегда с ним вот так. Чуть что, так Лимон сразу взъерепенивается и начинает сыпать дикими предположениями, которые он сочиняет прямо на ходу. Вне зависимости от того, отрицает ли Мандарин брошенные ему в лицо обвинения или просто перестает его слушать, он все равно не затыкается. Но теперь они слышат доносящиеся с центрального сиденья тихие неуверенные звуки (их и словами-то не назовешь), которые издает молодой Минэгиси:

— Э-это… прошу прощения…

— Чего тебе? — спрашивает Мандарин.

— Чего тебе? — спрашивает Лимон.

— Это… ну… как там вас двоих зовут?

Обнаруженный ими ночью, он был накрепко привязан к стулу и настолько обессилел, что походил на безжизненную тряпичную куклу. Когда Мандарин и Лимон пытались его растолкать, он бормотал только: «Простите меня, простите меня…» — больше от него ничего невозможно было добиться. Мандарин подумал, что парень, должно быть, вообще не соображал, что с ним такое происходит.

— Я Дольче, а он Габбана, — говорит он первое, что приходит ему в голову.

— Не, — мотнув головой, возражает Лимон. — Я Дональд, а он Дуглас.

Успев только спросить, что это за имена такие, Мандарин вспоминает, что это персонажи из «Томаса и его друзей» [«Томас и его друзья» — британский детский мультипликационный сериал для самых маленьких, снятый по произведениям «The Railway Series» писателей У. Одри и его сына, К. Одри. В Японии сериал под названием «Паровозик Томас» обрел популярность в 1990 г., а в 2020 г. было отпраздновано тридцатилетие его трансляции.]. О чем бы ни шла речь, Лимон всегда умудряется свести разговор к этому мультику. Детское телевизионное шоу с многолетней историей, снятое про железную дорогу, да еще и вместо нарисованных персонажей — настоящие кукольные модели поездов, — Лимон его просто обожает. Как только ему подворачивается случай ввернуть какую-нибудь аллегорию касательно человеческой жизни, он обязательно вспоминает соответствующий эпизод из «Томаса и его друзей». Как будто все, что он знает о жизни и счастье, было почерпнуто им именно оттуда.

— Мандарин, я что, раньше тебе об этом не рассказывал? Дональд и Дуглас — это два черных паровоза, братья-близнецы. Разговаривают они всегда очень вежливо. Типа, так-так, а это не друг ли наш Генри? — вроде того. Когда кто-то говорит таким манером, это всегда производит хорошее впечатление — сразу понятно, что у говорящего добрые намерения. Уверен, что ты со мной согласишься.

— А я вот не уверен.

Лимон роется в кармане своей куртки и извлекает оттуда глянцевую карточку размером с записную книжку. Тычет в нее пальцем. «Гляди, это Дональд». Там целая компания поездов, наклейки с Томасом и его друзьями. Один из поездов черный.

— Сколько бы я тебе ни говорил, ты не способен запомнить их имена. Такое ощущение, что ты вообще не стараешься.

— Не стараюсь.

— С тобой можно просто со скуки подохнуть… Слушай, давай я дам их тебе, чтобы ты смог выучить имена. Вот, смотри, все они тут — от Томаса до Оливера, все выстроились в ряд. Даже Дизель есть… — Лимон начинает перечислять имена одно за другим.

— Да понял я уже, понял, прекрати это. — Мандарин возвращает ему листок с наклейками.

— Простите, так как вас двоих все-таки зовут? — снова встревает мелкий Минэгиси.

— Рюноскэ Акутагава и Мотодзиро Кадзии [Акутагава Рюноскэ и Кадзии Мотодзиро — классики японской литературы начала XX в. Упоминание последнего, очевидно, не случайно: сборник рассказов, опубликованный в 1925 г. и принесший ему известность, назывался «Лимон».], — говорит Мандарин.

— Билл и Бен тоже близнецы, и Гарри и Барт тоже.

— Мы с тобой не близнецы.

— Тогда… уважаемые Дональд и Дуглас, — серьезно говорит мальчик. — Это мой отец нанял вас, чтобы меня спасти?

Сидящий возле окна Лимон почесывает за ухом, потеряв интерес к разговору.

— Ага, можно и так сказать. Хотя, по правде говоря, от этой работы было бы непросто отказаться. Твой уважаемый отец не из тех, кому отказывают.