Да и потом, нравится мне здесь. Никто не действует на нервы.

— Почему не привечают? — допытывается Мартин.

Старик отпивает большой глоток.

— Пивная закрылась. Еще хочешь?

— Рановато для меня нажираться.

Мартин улавливает шорох. У стены, под скамьей, вдоль плинтуса крадется мышь.

— Я тут не особо любовью пользуюсь, — признается старик. — Не живу по общепринятым стандартам. Ты первый, кому я в этом году сказал больше трех слов.

— Тогда почему вы здесь остаетесь?

— Я тут вырос, здесь моя родина, и пошли все на хрен.

— Что вы сделали? Чем всех против себя настроили?

— Честно говоря, ничем. Или почти ничем. Ты поспрашивай, послушай народ. Они тебе понарассказывают. Мол, я жулик и полжизни просидел в тюрьме. Все это чушь собачья, но люди верят тому, чему хотят верить. Да мне и плевать. Их проблема.

Мартин изучает лицо собеседника. Нос-картофелина, усеянный прожилками, седая борода. Лицо человека пожившего, однако в тусклом свете не определишь возраст. Где-то между сорока и семьюдесятью. На запястьях — размытая синева тюремных татуировок. Глаза настороженные — оценивают собеседника.

— Что ж, приятно было познакомиться. Пойду, пожалуй. Как вас зовут?

— Снауч. Харли Снауч.

— А я Мартин Скарсден.

Рукопожатием они не обмениваются.

Мартин разворачивается к выходу, но старик еще не закончил.

— И насчет священника тебе наплетут, а ты не особо уши развешивай. Люди верят тому, чему хотят верить, только и всего.

— Вы о чем?

— Он, приятель, был душка. К любому сердцу мог подобрать ключик. Люди его любили, вот и не хотят признавать, что в нем ошиблись.

— В плане?

— Детишки. Заметка твоего коллеги… все в ней чистая правда. Просто люди не хотят верить, не хотят признавать, что это происходило у них под носом.

— То есть вы верите, что он был педофилом?

— А то! Видал я его с этими детьми, как он с ними обнимался и тому подобное. Плавал с ними у запруды. Приставал вовсю.

— Вы кому-нибудь рассказывали? Например, полиции?

— Приятель, я с полицией не знаюсь, ну их.

— А что насчет самого Свифта? С ним вы когда-нибудь разговаривали?

— А как же, частенько. Церковник… видно, долгом считал помогать таким, как я. Заглядывал сюда промочить горло на пару со мной. А выпить он мог, да. Не чета тебе, козявке. Грязно шутил, рассказывал скабрезные истории.

— Что? Свифт намекал на свои делишки?

— Ага, намекал. Можно и так сказать. Небось приходил сюда меня прощупывать, искал себе сообщника, а как только понял, что не на того нарвался, тут же отвалил. Знаешь, дружок, я невидимка. Хожу по городу, и люди меня не видят. Но я-то все вижу.

— И что же вы видели? Застали Свифта за чем-нибудь незаконным?

— Незаконным? Нет, я бы так не сказал. Зато я видел его с теми детьми, слышал его мерзкие шуточки. Не верьте всему, что вам рассказывают, вот, собственно, и все.

— Ясно. Спасибо.

— Да ну, пустяки. Даже не заикайся о благодарности. И обо мне, кстати, тоже. Нечего полоскать мое имя в вашем грязном листке.

— Посмотрим.

— Журналюга хренов.

На улице уже настоящее пекло, воздух пахнет пылью, которая от солнца слегка отдает антисептиком. Мартин пересекает улицу, взяв курс на «Оазис». Табличка с Винни-Пухом уже исчезла с двери. Не подсматривает ли сейчас человек-невидимка через щель в заколоченном окне? Хотя нет, Харли Снауч, скорее всего, до сих пор в баре, беседует с своими призраками.

Мартин останавливается посреди дороги и, обернувшись, делает снимок. Контрастность, скорее всего, окажется чересчур высокой: фасад салуна слишком темен на ослепительном солнечном фоне. Сколько ни щурься, на дисплее телефона все равно ничего не прочитаешь. Тогда снова ржавую цепь с замком — еще крупнее.

Как ни странно, сегодня в «Оазисе» посетители. За столиком пьют чай две пожилые женщины. На расчищенном месте посреди ковра, рядом с детским манежем, тихо покачивается в легкой колыбели малыш, посасывая бутылочку.

— Доброе утро! — здоровается Мартин.

— Что правда, то правда, — с лучезарной улыбкой отвечает одна из женщин.

Через дверь-воротца в конце магазина протискивается Мэнди с подносом, на котором горка сконов с джемом и сливками.

— Удивлены? — одаривает она Мартина своей улыбкой с ямочками. — Час пик. Позвольте, я сначала отпущу сестер.

Через несколько минут она отдает женщинам их утренний чай и возвращается.

— Привет! Надеюсь, вы не поговорить пришли. Лиам сегодня утром все нервы вымотал. Вам что-нибудь принести?

— Странно, ваш сын вроде в хорошем настроении.

— Ага. Подождите, сейчас закончит бутылочку и тогда…

— Что ж, мне большую порцию флэт уайт [Флэт уайт — кофейный напиток родом из Австралии. Готовится путем добавления нагретого паром молока с небольшим количеством пены (0,5 см) в двойную порцию эспрессо. // Между истцом и ответчиком было заключено соглашение о неразглашении (NDA). В соглашении было указано, что любая информация относительно сотрудничества, полученная сторонами друг от друга в письменной или устной форме с указанием о её конфиденциальности, считается конфиденциальной. Также был дополнительно приведён конкретный перечень конфиденциальной информации. // За разглашение конфиденциальной информации в договоре установлен штраф в размере 400 000 рублей. // Истец обратился в суд из-за того, что ответчик открыл доступ к своему личному кабинету в системе неограниченному кругу лиц, чем допустил разглашение конфиденциальной информации. В суд были представлены доказательства (в частности, протокола осмотра нотариусом личного кабинета). // Доводы ответчика о том, что истец не принял меры по охране конфиденциальности информации путём письменного уведомления, а также что NDA не является гражданско-правовым договором и не может влечь гражданско-правовых обязательств (ответственности), судом были отклонены со ссылкой на законодательство, фактические обстоятельства дела и соответствующие пункты NDA (полезной для понимания сути NDA является следующая цитата из судебного акта: «К существенным условиями договора о неразглашении конфиденциальной информации можно отнести: определение самой конфиденциальной информации; определение прав и обязанностей сторон по охране режима коммерческой тайны; определение срока неразглашения конфиденциальной информации»). // В итоге суд признал действия по доступу неопределённого круга лиц к личному кабинету ответчика нарушением NDA и удовлетворил исковые требования о взыскании штрафа.]. Самую большую, что у вас есть. Двойную, а то и тройную.

— Будет сделано. Хотите с собой?

— Я бы лучше здесь, если не возражаете.

— Не проблема. Возьмите какую-нибудь книжку, пока ждете. Вчера вы забыли.

Мартин следует совету, но сначала без толку воркует над малышом. Толстощекий карапуз в упор отказывается его замечать, присосавшись к бутылочке.

Глазки у него темненькие, на голове — копна каштановых кудряшек. Старушки смотрят на мальчика снисходительно.

К возвращению хозяйки Мартин выбирает пару потрепанных книг в мягкой обложке: одна детектив, вторая — рассказ о путешествии, обе от неизвестных авторов. Мэнди притаскивает баварскую глиняную кружку для пива, накрытую металлическим конусом.

— Вы серьезно? — смеется Мартин.

— Кружки побольше у меня не нашлось.

— Спасибо!

Наслаждаясь кофе, он вяло листает книги. Старушки допивают утренний чай и, поблагодарив Мэнди, рассчитываются, ни на секунду не теряя жизнерадостности. Мэнди собирает за ними тарелки и уносит.

Занимательная система. Если основной доход приносят кофе и пирожные, то на это ничто не указывает. Ни столов со стульями, просто старые кресла и редкие столики. Ни кофемашины, ни электрочайника, даже нет витрины с пирожными и печеньем. Все в подсобке, как будто однажды кафе просто спонтанно возникло, а Мэнди с ее матерью так и не удосужились наладить дело как полагается. Не исключено, что это как-то связано с лицензированием или требованиями санитарной службы.

Вернувшись, Мэнди вынимает своего малютку из колыбели и строит ему рожицы, издавая всевозможные забавные звуки, которые завершаются громким фуканьем в животик. Мальчик заливается смехом. Любовь матери к нему и ее удовольствие несомненны. Прижав сынишку к себе, она опускается в кресло.

— Итак, Мартин, как продвигается ваша работа?

— Не так уж и плохо, учитывая, что я здесь меньше суток.

— Слыхала, вы разговаривали с Робби. Он сказал что-нибудь интересное?

— Да. Ваш констебль весьма словоохотлив.

— Он ведь тоже не знает, почему Байрон так поступил?

— Понятия не имеет.

Мэнди становится серьезнее.

— А что насчет обвинений в педофилии?

— Мы этого почти не касались. Констебль сказал, что никогда не видел никаких тому доказательств.

Она улыбается.

— Я же вам говорила. Никто в это не верит.

— Кое-кто верит.

— Например?

— Харли Снауч.

Она меняется в лице. Улыбки больше нет, вместо нее — сердитый, почти презрительный взгляд.

— Значит, вы его нашли? Притаился там, в своем логове через дорогу.

— Вы о винном салуне? Хм. Получается, вы в курсе?

— Еще бы! Этот извращенец сидит там и подглядывает за мной. Думает, я не знаю, но я-то знаю. Старый похотливый урод!

Мартин окидывает взглядом японские ширмы, расставленные перед окнами магазина, и понимает, что неправильно оценил их назначение: думал, они просто для защиты от жары и света.

— Почему Снауч за вами шпионит?

— Он мой отец.

Мартин хмурится.

— Как так?

— Этот старый козел изнасиловал мою мать.

Мартин потрясенно застывает с открытым ртом. И надо бы что-то сказать, но попросту нет слов.

Мэнди смотрит на него. Взгляд тяжелый, оценивающий.

— Б-боже, — наконец, заикаясь, произносит Мартин. — Как вы это выносите? Почему не уезжаете?

— Еще чего! Этот гад уничтожил жизнь моей матери, но не уничтожит ее магазин. И я не позволю ему уничтожить меня!

Снаружи Мартин задерживается в тени, откидывает жестяную крышечку и отхлебывает кофе. Остатки еле теплые, что не так уж и плохо, учитывая жару. Прищурившись от яркого света, он вперивается взглядом в винный салун напротив — здание, еще недавно безликое, теперь кажется зловещим. Подглядывает ли за ним сейчас Снауч сквозь щели в заколоченных окнах, или его вниманием безраздельно завладели призрачные солдаты? Кто знает. Может, вернуться в салун, разобраться со Снаучем? А смысл? Высказать все? Ну, и как это поможет Мэнди? И как это поможет статье?

Мартин отказывается от идеи с салуном и взамен направляется к месту кровавой бойни. Свернув на Сомерсет-стрит, окидывает взглядом памятник солдатам, минует банк, полицейский участок и школу. А вот и место, где Сомерсет изгибается под прямым углом и потом ведет прямиком к церкви. Именно тут от пули в шею умер Крейг Ландерс, пытавшийся спастись бегством. Церковь Святого Иакова уже хорошо видно, метров сто, не больше. Чертовски меткий выстрел для проповедника. Может, остались какие-нибудь следы на месте, где лежало тело? Но нет, ничего.