Мы начали употреблять в пищу вещества, составленные из искусственных молекул с использованием процессов, которые никогда ранее не встречались в нашей эволюционной истории, вещества, которые даже нельзя называть едой. Мы получаем все больше калорий из модифицированного крахмала, инвертированных сахаров, гидролизованных изолятов белка и рафинированных, отбеленных, дезодорированных, гидрогенизированных и переэтерифицированных растительных масел. А потом эти калории берут и смешивают в варево с другими молекулами, с которыми наши органы чувств тоже никогда не контактировали: синтетическими эмульгаторами, низкокалорийными подсластителями, стабилизирующей камедью, увлажнителями, ароматизаторами, красителями, стабилизаторами цвета, газирующими веществами, затвердителями, наполнителями…

Поначалу, начиная с конца XIX века, эти вещества попадали в наш рацион постепенно, но с 1950-х годов вторжение стало все более интенсивным, и сейчас из них состоит большинство продуктов, употребляемых в пищу в Великобритании и США, а также немалая часть рациона питания почти всех остальных стран.

И одновременно с переходом в эту незнакомую пищевую систему мы еще и попали в новую параллельную экосистему, где идут свои гонки вооружений, основанные на перетоках не энергии, а денег. Это новая система промышленного производства пищи. В этой системе мы — добыча, источник денег, являющихся топливом для системы. Конкуренция за эти деньги, которая порождает все бо́льшую сложность и инновации, происходит между целой экосистемой постоянно эволюционирующих корпораций — от гигантских транснациональных групп до тысяч более мелких национальных компаний. А в качестве приманки для добычи денег они используют ультрапереработанную пищу (УПП). Эти продукты питания в течение десятилетий подвергались эволюционному процессу селекции: те из них, которые больше всего покупают и съедают, лучше всего выживают на рынке. Для достижения этой цели они эволюционировали, подрывая системы организма, которые регулируют вес и многие другие функции [Странный перевертыш нормальной экосистемы, в которых наиболее приспособленными являются те организмы, которые съедают реже всего.].

УПП сейчас составляет практически 60 % среднестатистической диеты британцев и американцев5–7. Многие дети, в том числе и мои собственные, получают большинство пищевых калорий из этих веществ. УПП — это наша питательная культура, то, из чего строятся наши тела. Если вы читаете эти строки в Австралии, Канаде, Великобритании и США, то это ваша национальная диета.

Научное определение УПП длинное и формализированное, но очень упрощенно можно сказать так: если еда завернута в пластик, и в состав входит хотя бы один ингредиент, который нельзя найти в обычном кухонном буфете, это УПП. Бо́льшую часть такой еды вы наверняка знаете как «мусорную», но существует немало органической, «этичной» УПП «со свободного выгула», которую продают под видом здоровой, питательной, экологически чистой или полезной для потери веса (вот еще одно практическое правило: практически любой продукт, на упаковке которого написано, что он полезен для здоровья, является УПП).

При словах «переработанная пища» нам обычно представляются физические процессы: обжаривание, экструзия, вымачивание, механическая обвалка и так далее. Но ультрапереработка включает в себя и другие, косвенные процессы: обманчивый маркетинг, фиктивные судебные иски, тайное лоббирование, фальсифицированные исследования — и все они жизненно важны для корпораций, добывающих из нас деньги.

Формальное определение УПП впервые дала бразильская команда ученых в 2010 году, но с тех пор появилось множество данных, поддерживающих гипотезу о том, что УПП наносит вред человеческому организму, повышает заболеваемость раком, метаболическими и психическими заболеваниями, вредит человеческому обществу, вытесняя пищевую культуру, усугубляя неравенство и нищету и повышая раннюю смертность, а также пагубно влияет на всю планету. Пищевая система, необходимая для производства УПП — и необходимым продуктом которого она является, — это главная причина снижения биоразнообразия и второй по важности фактор глобальных выбросов. Таким образом, УПП вызывает синергетическую пандемию изменения климата, недоедания и ожирения. Последний эффект изучен особенно хорошо — и о нем труднее всего говорить, потому что обсуждение пищи и веса, даже самое благонамеренное, вызывает отрицательные эмоции у множества людей [Многие проблемы со здоровьем, ассоциирующиеся с ожирением, — это прямой результат стигматизации: исследования показывают, что предрассудки по поводу ожирения являются наиболее глубоко укоренившимися среди врачей и других сотрудников системы здравоохранения по сравнению с любыми другими телесными недостатками. Это огромный барьер для полноценной помощи.].

Бо́льшая часть книги будет посвящена весу, потому что бо́льшая часть данных об УПП связана именно с тем, как она воздействует на вес, но УПП вызывает и немало других страданий, не связанных напрямую с весом. УПП вызывает болезни сердца, инсульты и раннюю смерть не просто потому, что из-за нее развивается ожирение. Риски повышаются вместе с количеством употребляемой УПП — вне зависимости от набранного веса. Кроме того, у людей, которые едят УПП и не толстеют, повышается риск деменции и воспалительных болезней кишечника, но мы обычно не виним пациентов в этих проблемах. Так что ожирению отведено в книге особое место потому, что оно уникально среди всех диетологических болезней, да и вообще среди почти всех болезней: врачи практически всегда винят в нем самих пациентов.

Хотя подождите: пожалуй, по поводу ожирения стоит пойти на попятный. Мы до сих пор еще не разобрались, в каких формулировках нужно вести эту дискуссию. Многие вполне заслуженно считают это слово оскорбительным, а называть ожирение болезнью — это стигматизация. Для многих ожирение — это не болезнь, а важная часть самоидентификации. Другие просто с ним живут, и это становится все более нормальным. Лишний вес не всегда ассоциируется с повышенным риском проблем со здоровьем; больше того, у многих людей с лишним весом риск смерти на самом деле ниже, чем у тех, кто живет со «здоровым» весом. Тем не менее я иногда буду использовать слово «ожирение» и называть его болезнью, потому что на болезни можно получить гранты для исследований и лечения, а иногда ярлык «болезнь» на самом деле даже уменьшает степень стигматизации: болезнь — это не образ жизни и не сознательный выбор, так что это слово может снять бремя ответственности с человека, который от нее страдает.

Это важно, потому что любая дискуссия о лишнем весе — что в прессе, что у нас в головах — неизбежно перерастает в обвинения, а эти обвинения всегда направлены на людей, которые с ним живут. Идея, что толстяки сами во всем виноваты, сумела пробраться и через научный, и через моральный фильтры, потому что проста до прозрачности. Она основана на якобы недостатке силы воли — человек «просто» недостаточно двигается или слишком много ест. Но на самом деле эта идея никак не связана с реальностью, и я неоднократно вам это докажу. Например, опросы Министерства здравоохранения США с 1960-х годов показывают точную картину веса в стране. И оказалось, что драматический рост ожирения наблюдается еще с 1970-х — причем и у белых, и у чернокожих, и у латиноамериканцев, и у мужчин, и у женщин вне зависимости от возраста8. Сразу все мужчины и женщины любого этнического происхождения не могли все одновременно стать безвольными и безответственными, правильно? Если вы живете с ожирением, дело не в отсутствии силы воли; это не ваша вина.

На самом деле мы даже меньше «виноваты» в проблемах с весом, чем, скажем, лыжник, сломавший ногу на трассе, футболист, травмировавший колено, или ученый-хироптеролог, подхвативший грибковую легочную инфекцию в пещере с летучими мышами. Болезни, связанные с рационом питания, — это результат столкновения древних генов с новой пищевой экосистемой, которая разработана специально для стимуляции избыточного потребления и которую мы сейчас не можем — или, возможно, не хотим — улучшить.

За последние тридцать лет, несмотря на пристальное внимание политиков, ученых, врачей и родителей, ожирение распространилось с потрясающей скоростью. За этот период в одной Англии опубликовали четырнадцать государственных стратегий, содержавших 689 правил и рекомендаций9, но количество случаев ожирения среди выпускников начальных школ повысилось на более чем 700 %, а тяжелого ожирения — на 1600 %10.

Дети в Великобритании и США, странах, где употребляют больше всего УПП, не просто тяжелее, чем ровесники из практически всех других богатых стран Запада: они еще и ниже ростом11, 12. Эта задержка роста сопровождает ожирение по всему миру, что говорит о том, что мы имеем дело с одной из форм недоедания, а не расстройством из-за избыточного потребления.

К тому времени, когда эти дети дорастут до взрослого возраста, к ним присоединится уже столько ровесников, что ожирение будет наблюдаться у каждого третьего. Вероятность того, что взрослый человек, живущий с тяжелым ожирением, сможет достигнуть и поддерживать здоровый вес без помощи специалиста, составляет меньше одной тысячной. Таким образом, тяжелое ожирение для большинства людей, им страдающих, является болезнью, неизлечимой без операции или лекарств. Избыточный вес сейчас есть более чем у четверти всех детей и половины взрослого населения13.

Политические меры в Великобритании и практически всех других странах не смогли побороть ожирение, потому что не называют его коммерциогенным заболеванием, причинами которого являются маркетинг и употребление веществ, вызывающих зависимость. Сравнение с наркотиками и сигаретами опять-таки угрожает стигматизацией, но я буду проводить такие параллели на будущих страницах — со всеми необходимыми методами предосторожности. Как и любые заболевания, связанные с питанием, ожирение имеет более глубокие причины, чем одна только УПП: генетическая предрасположенность, бедность, несправедливость, неравенство, травмы, усталость, стресс. Скажем, курение — это главная причина рака легких, а вот главная причина курения — бедность. В Великобритании курение в четыре раза более распространено среди беднейших слоев населения, чем среди богатейших, и почти половина разницы в смертности между богатыми и бедными британцами объясняется курением14.