— Эстер? — тихо пророкотал голос.

«Лобстер, — такова была ее первая абсурдная мысль. — Он знает мое имя. — А потом: — Ради бога, только не писай».

Отыскав ногами опору в виде камней, она откинула с глаз мокрую завесу из волос. Стоять на булыжниках оказалось слишком скользко, поэтому она ухватилась за борт лодки и подтянулась. Из-за другого края лодки выглядывали, словно куклы-марионетки, два лобстера.

Тут Джона заговорил с ужасным английским акцентом, будто выразительный священник из фильма «Принцесса-невеста»:

Две равно уважаемых лобстерских семьи
На озере, где встречают нас событья,
Ведут клешнями междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья [Строчки из произведения У. Шекспира «Ромео и Джульетта» приведены в переводе Б. Пастернака, а после изменены.].

— Что ты делаешь? — спросила Эстер. Самого Джону она почти не видела, только его длинные темные пальцы, которые заставляли лобстеров танцевать, целоваться, театрально изображать самоубийство (то есть плюхаться обратно в воду) — и все это с измененными на водную тематику строчками из «Ромео и Джульетты».

— Показываю Лобстера Шекспира, ясное дело, — сказал Джона.

— Но вот клешня, по счастью, — пронзительно взвизгнула лобстер Джульетта неприятным женским голоском. Лобстер Ромео уже сбросился в воду, откуда быстренько сбежал к камням — наверное, ему не терпелось поделиться с сородичами историей своего невероятного спасения. — Сиди в чехле! Будь здесь, а я умру. — Джона изобразил, как лобстер Джульетта закалывает себя в грудь собственной клешней, а после, ахнув, тоже падает в воду и тонет, постепенно опускаясь на белое песчаное дно.

Джона подтянулся на бортике лодки и с озорной улыбкой уцепился за него руками, в точности как Эстер.

— Не смешно, — заявила она.

— Тогда почему ты улыбаешься? — спросил он.

Стоило признать, тут он был совершенно прав.

После того как лобстеры, лишившись всякого уважения, сдались на милость судьбы, они уже меньше напоминали лицехватов. Весь следующий час ребята провели в воде — Эстер по-прежнему в одежде и обуви. Они ныряли под воду, пытаясь определить, как долго смогут задерживать дыхание, сколько лобстеров поймают рукой, какое количество уложат на дно лодки. Они взбирались на вершину каменного выступа, «бомбочкой» прыгали в воду и шли ко дну, пока весь воздух не выходил из легких. А потом ждали под водой Смерть, но тот так и не приходил.

Под конец уже вся лодка кишела черными глазками-бусинками и подвижными усиками. У Эстер с Джоной сбилось дыхание, легкие горели огнем, но они по-прежнему были живы. Когда туман рассеялся, они, лежа на спине, раскачивались на воде в последних теплых лучах летнего солнца, однако Смерть все не приходил. А еще от Эстер не укрылся тот факт, что Джона не казался таким уж несчастным — ее это раздражало еще сильнее, потому что, по идее, не должно возникать мыслей «А этот парень, на самом деле, вполне себе привлекателен» по отношению к человеку, который обманул тебя и бросил.

Вскоре большую часть улова ребята выбросили обратно в воду, за исключением двух «счастливчиков». Проголодавшись, они вернулись на берег, где Эстер развела на пляже небольшой костер. (Разумеется, Юджин передал ей свои знания по добыванию огня.) В это время Джона куда-то убежал, а через десять минут вернулся с кастрюлей, двумя тарелками, столовыми приборами, свечами, покрывалом для пикника, буханкой хлеба и весьма впечатляющим набором приправ, в том числе с соусом из лобстеров.

— Я нашел домик у озера, — пояснил он.

— И он был… заброшен? — с надеждой спросила она.

— Да. Я точно не вламывался туда.

— Джона.

— Что? Мы всего лишь позаимствовали на время, клянусь. Я потом все верну. Они даже не узнают. Тем более дверь была не заперта. Люди, которые не запирают двери, слишком богаты, чтобы беспокоиться о краже.

— Да, или они — пожалуйста, услышь меня — живут на большой частной территории и не предполагают, что кто-то вторгнется к ним.

Затем они еще некоторое время спорили, испытывают ли лобстеры боль и гуманно ли кидать их в кипящую воду, или сначала стоит отрезать им головы. Поскольку в едином мнении, как лучше всего убивать ракообразных, они не сошлись, пришлось выпустить лобстеров обратно в воду. Те скрылись в глубине озера с быстротой, с какой позволяли их маленькие лапки.

Итак, вместо настоящих лобстеров Эстер и Джона решили съесть буханку хлеба с соусом из лобстеров.

— Знаешь, мы могли бы и дальше так делать, — сказал Джона, жуя хлеб. — Каждое воскресенье на протяжении следующего года. Пятьдесят страхов. Пятьдесят недель. Пятьдесят видеороликов. — Он постучал пальцем по камере. — Что скажешь?

— Зачем ты вообще снимаешь?

Джона небрежно пожал плечом.

— Может, однажды использую отснятый материал для получения стипендии в киношколе. Тогда отцу придется меня отпустить.

— Очень надеюсь, я не увижу ни один из этих роликов в Интернете. Никогда. Пообещай мне.

Джона клятвенно прижал руку к груди.

Тут Эстер задумалась над предложением Джоны: возможностью проходить все пункты ее списка не в одиночестве. Возможностью, пусть и небольшой, жить без страха. Но это испытание было труднее, чем Джона себе представлял. Для нее проклятие было настоящим — его бремя она несла каждый день. Где-то в этом списке, возможно, таилось то, что могло ее убить. Попытка остерегаться его сулила долгую жизнь. А встреча с ним вела к страху, опустошению и неминуемой смерти. То, что лобстеры не оказались ее большим страхом, не означало, что и змеи, высота или иголки им не станут. Но как только она это выяснит, как только этот страх доберется до нее, он поглотит ее целиком.

— Страх погубил жизни всех дорогих мне людей, — наконец произнесла Эстер. — Я не хочу становиться как они. И не думаю, что хочу узнавать свой большой страх. Лучше жить и бояться, чем не жить вообще.

— А вдруг ты ничего не боишься?

— Ты же сам сказал: всего чего-то боятся.

— Да, но что, если твой большой страх — это, допустим, комета Галлея, а ты всю жизнь напрасно избегала приятных вещей? Какая трата времени!

Эстер никогда не думала об этом в таком ключе, и стоило признать: Джона мог быть прав. Но все же она считала, что риск слишком велик.

— Я не могу, — сказала Эстер. — Просто не могу.

Джона не стал вычеркивать пункт «50. Лобстеры» из списка, после того как соответствующий страх был побежден. Вместо этого парень оторвал полоску бумаги с ним, сунул в рот, разжевал и проглотил.

— Ты передумаешь. Как только увидишь ролик, обязательно передумаешь.

Смерть не пришел за ними на пляже, не пришел, когда они возвращались на мопеде Джоны домой, и даже потом, когда они избежали пищевого отравления от просроченного соуса с лобстерами.

В представлении Эстер причина крылась в следующем: просто Смерть большую часть дня был занят из-за взорвавшейся в машине бомбы в Дамаске и особо упрямой вдовы, которая отказывалась покидать свою смертную оболочку. Его темная мантия, будто смола, окутывала скелет, бесшумно ступавший по больничному коридору отделения паллиативной помощи. Высотой восемь футов, в одной руке — коса, на плече — ворон; его тьма растекалась в стороны, заполняя собой все пространство от пола до потолка, хотя проходящие мимо медсестры и посетители ничего не видели.

Беловолосая женщина, теперь больше напоминавшая живой прах, резко проснулась на больничной койке и уставилась широко распахнутыми глазами на нечто невидимое глазу, но осязаемое. Она потянулась рукой к кнопке вызова, но напрасно. Ее время пришло. Жнец стоял в изножье ее кровати, плащ клубился вокруг него, будто он был под водой, хотя воздух оставался безветренным. Женщина простерла руку к Смерти. Потянулась к нему, принимая судьбу, приготовившись ощутить боль… О нет, постойте, вообще-то она показала ему кукиш.

Мрачный Жнец провел возле постели женщины всю ночь, постукивая своими костлявыми пальцами по металлической перекладине койки, временами сверяясь с часами и снова выбивая дробь. Из чтива рядом нашелся лишь дрянной журнал с семейством Кардашьян на обложке. Смерть вздохнул и, взяв его, принялся лениво перелистывать страницы.

Ночь предстояла долгая.

* * *

На следующее утро из сна Эстер вырвал стук во входную дверь (звонок отключили еще много лет назад, в то же время, когда убрали коврик «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ») — от такого звука у всех обитателей ее дома пробежал мороз по коже. Все звуки, наполнявшие воздух несколько секунд назад — пение птиц, шипение масла на сковородке, тихое мурлыканье Юджина себе под нос — смолкли, словно дом перестал дышать. Это была защитная тактика, к какой прибегали животные в лесу во время охоты на них. Оставаться неподвижными. Сохранять молчание. Ждать, пока угроза минует. Подобную стратегию люди обычно применяли с целью избежать общения со стучавшимися в дверь религиозными фанатиками или политическими агитаторами.

Эстер тоже стала частью этой общей тишины. Она неподвижно лежала в кровати, затаив дыхание, пока шаги незваного гостя не сбежали по ступеням и не пересекли засаженную дубами лужайку. Затем послышался звук трогающегося с места мопеда, заглушаемый деревьями и закрытым окном ее спальни. Дом вновь ожил. Юджин пронесся по коридору. Фред закукарекал. Розмари снова включила плиту. Эстер представила, как ее мать выбирается из того места, где любила прятаться, — из подпола под раковиной, который она расчистила после первого просмотра «Комнаты страха».