Кристал Смит
Кровоцвет
Посвящается Джеймсону и Линкольну. Знаете что? Вы лучшие.
И Китону. Люблю тебя.
Часть первая. Ренольт
1
Виселицу возвели в тени часовой башни. Отчасти — чтобы солнце не слепило глаза публике, а отчасти — чтобы Трибунал мог совершать убийства точно по расписанию. Порядок во всем — таков был девиз Трибунала.
На площади собиралась толпа. Я стояла с опущенной головой, придерживая капюшон руками. Утро было промозглым. Пар от моего дыхания поднимался тонкими облачками и сливался с туманом. Я с тревогой огляделась по сторонам.
— Хороший день для повешения, — непринужденно протянул стоявший рядом человек.
Я быстро отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. Людей редко обвиняли в колдовстве из-за цвета глаз, и все же такое случалось.
При виде двух женщин, которых вывели на эшафот, толпа зашумела. Обеих обвиняли в колдовстве. Руки первой тряслись так сильно, что даже мне с задних рядов было слышно, как позвякивают кандалы. Вторая женщина, помоложе, с печальным лицом и ссутулившимися плечами, была совершенно неподвижна. Их платья превратились в лохмотья, а болезненно-бледные лица и спутанные волосы покрывала корка грязи. Должно быть, их не один день держали в темнице и морили голодом, чтобы довести до отчаяния и исступления. Все это делалось с хитрым расчетом: безумный и одичалый вид обвиняемых рассеет подозрения горстки совестливых горожан, способных усомниться в методах Трибунала, и сделает само зрелище еще увлекательнее.
Мой сосед придвинулся поближе.
— Веселое представление, не находите?
Я попыталась не обращать на него внимания, но он наклонился надо мной и тихо повторил:
— Не находите, принцесса?
Удивленно уставившись на него, я увидела полные решимости карие глаза, поджатые губы и вопросительно приподнятые брови.
— Келлан, — возмущенно прошептала я. — Что ты здесь делаешь?
Он выпятил подбородок, и под его бронзовыми скулами залегли тени.
— Как твой личный охранник, могу спросить тебя о том же.
— Мне захотелось развеяться.
— Развеяться? Тут? Все, мы уходим. — Он схватил меня за локоть, но я тут же отдернула руку.
— Если ты потащишь меня силком, на нас все будут смотреть. Ты этого хочешь? Привлечь ко мне внимание?
Келлан недовольно скривился. В пятнадцать лет он получил звание лейтенанта и назначение в королевский полк, а в семнадцать — должность моего охранника. Сейчас ему было двадцать, и он все так же был связан клятвой меня защищать. Пока распаленная орава ведьмоненавистников не догадывалась о моем присутствии, я оставалась в относительной безопасности, поэтому Келлан нехотя уступил.
— Почему тебя вообще сюда потянуло, Аврелия? Разве может такое зрелище пойти тебе на пользу?
У меня не нашлось разумного объяснения, и я молчала, нервно перебирая подвески на браслете, надетом поверх перчатки. Браслет, последний подарок покойного отца, всегда действовал на меня успокаивающе и пришелся как нельзя кстати, когда я увидела палача в черном и клирика Трибунала, объявившего, что сейчас на помост взойдет великий магистрат Торис де Лена.
В черной сутане с накрахмаленным воротником Торис моментально приковал к себе всеобщее внимание. Он расхаживал перед публикой, с видом горького сожаления прижимая к груди Книгу заповедей Основателя.
— Братья и сестры, — начал он. — Сегодня мы собрались по печальному случаю. Перед нами Мейбл Лоренс Дойл и Хильда Эверетт Гейбл. Обеим было предъявлено обвинение в использовании темных искусств. В ходе беспристрастного судебного разбирательства обе были признаны виновными. — На шее у него висел флакончик с красной жидкостью. Он поднял его, чтобы всем было видно. — Я магистрат Торис де Лена, носитель крови Основателя. На меня возложили обязанность руководить казнью.
— Никак не возьму в толк, — пробормотал Келлан мне на ухо, — ты решила себя испытать? Проникнуть в стан врага? Заглянуть в лицо своим страхам?
Я сдвинула брови. Конечно, я боялась ареста, суда и публичной казни, но это были далеко не единственные волки в лесу моих страхов.
— Мои подданные мне не враги, — настаивала я, пока те с нарастающей громкостью скандировали: «Вешай! Вешай!» — вскидывая вверх кулаки.
И тут у ног одной из осужденных — той, что была помоложе, Мейбл, — мелькнула тусклая тень. Она появилась из утреннего тумана и постепенно росла, приобретая все более ясные очертания. Дух впитывал энергию и тепло толпы, и на площади стало еще холоднее. Это был маленький мальчик шести или семи лет. Он прижался к юбке женщины, закованной в кандалы.
Никто не остановил его, никто на него даже не посмотрел. Его видела я одна. Но Мейбл знала, что он рядом, и на ее лице отразилось какое-то новое чувство: то ли боль, то ли радость, то ли облегчение.
— Я знаю эту женщину, — шепнул Келлан. — Ее муж продавал книги и почти каждый месяц проезжал через Грейторн. Он умер в прошлом году, от той страшной лихорадки, гулявшей в начале зимы. Как и их сын.
Я тоже знала Мейбл, но рассказывать об этом было опасно.
Часы на башне показывали без одной минуты девять, и помпезная речь Ториса подходила к концу.
— Теперь вам слово, — сказал он женщинам, пока на шее каждой затягивали петлю. — Мейбл Лоренс Дойл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в распространении запрещенных текстов и попытке воскресить умерших посредством использования магии и колдовства в нарушение заповедей нашего Основателя. Именем Основателя вам был вынесен смертный приговор. Ваше последнее слово?
Я напряглась, ожидая, что она вот-вот укажет на меня пальцем, назовет мое имя. Предложит мою жизнь в обмен на свою.
Вместо этого она сказала:
— Я обрела покой, мне не о чем жалеть. — И обратила лицо к небу.
В воздухе разлился знакомый аромат — запах шиповника, хотя его пора еще не пришла. Я знала, что это означает, и огляделась по сторонам, но Предвестницы нигде не было.
Торис повернулся ко второй осужденной, дрожавшей как осиновый лист.
— Хильда Эверетт Гейбл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в попытке нанести увечье жене своего сына посредством колдовства в нарушение заповедей нашего Основателя. Именем Основателя вам был вынесен смертный приговор. Ваше последнее слово?
— Я невиновна! — завопила она. — Ничего я не делала! Она лжет! Говорю вам, она лжет! — Хильда простерла трясущиеся руки в кандалах к женщине в первом ряду. — Клеветница! Клеветница! Ты за это заплатишь! Ты…
Минутная стрелка достигла двенадцати, и над площадью прокатился звон колоколов. Склонив голову, Торис произнес: Nihil nunc salvet te — «Теперь тебя ничто не спасет». Затем кивнул палачу, и под ногами осужденных провалился пол. Я вскрикнула, и Келлан торопливо прижал меня к своей груди.
После девяти ударов колокол затих. Ноги повешенных все еще подергивались.
Голос Келлана звучал мягче:
— Не знаю, что ты ожидала тут увидеть. — Он попытался повернуть меня спиной к эшафоту, но я заупрямилась. Каждый раз, когда я наблюдала переход от жизни к смерти, мой желудок болезненно сжимался, но эту казнь я обязана была досмотреть до конца.
Мейбл уже не шевелилась, но воздух вокруг нее мерцал. Было странно наблюдать, как душа освобождается от тела, скидывает с себя гротескную оболочку, словно светская дама — старый замаранный плащ. Сын уже ждал ее, и она сразу пошла к нему. Стоило ей дотронуться до него, как обе души исчезли, покинули пограничную зону и отправились дальше, туда, где я уже не могла за ними наблюдать.
Хильда умирала намного дольше. Она давилась и хрипела, ее глаза вылезли из орбит. Когда все наконец закончилось, ее душа вырвалась из тела с негодующим ревом — а точнее, немым криком, ведь она была бесплотна — и тут же бросилась в толпу, к невестке. Та, казалось, ничего не замечала. Все ее внимание было приковано к грязному мешку костей, болтавшемуся на висельной петле.
— Заберете тело свекрови? — спросил Торис.
— Нет, — с нажимом произнесла она. — Сожгите его. — Призрак Хильды снова беззвучно закричал и впился в лицо невестки когтями. Та побледнела и приложила к щеке ладонь. Возможно, подумала я, гнев Хильды придал ей столько энергии, что ее прикосновения стали осязаемы.
Невестке нельзя было позавидовать. Скорее всего, Хильда надолго застрянет в пограничной зоне и будет преследовать предательницу, выкрикивая немые угрозы и заволакивая все вокруг своей ненавистью. Я такое уже видела.
— Аврелия, пойдем, — сказал Келлан.
Когда трупы стащили с эшафота, толпа зашумела и подалась вперед. Меня толкнули, и я полетела на булыжную мостовую. Я выставила вперед ладони в попытке смягчить удар, но приземлилась прямо на запястье. Келлан мигом подхватил меня, поставил на ноги и повел сквозь толпу, выставив руку наподобие щита.
Я потерла ушибленное место.
— Браслет! — воскликнула я, оглядываясь, но за массой тел уже ничего было не разглядеть. — Видно, застежка сломалась, и он слетел…
— Забудь о нем, — сказал Келлан твердо, но не без сочувствия: он знал, как много для меня значит подарок отца. — Он потерялся. Нужно уходить.