А сама она останется ни с чем. Просто окажется на улице. Скорее всего ей придется работать в борделе. Только на сей раз дело вряд ли ограничится уборкой комнат.
При мысли об этом Виктория села и вытерла слезы. Она не будет проституткой. Никогда и ни за что! Из любой ситуации можно найти выход.
Прежде всего необходимо поговорить с леди Уайтли. Правда, тогда она неизбежно узнает, что Виктория спала с Сомертоном… Ну и пусть! Главное, чтобы леди Уайтли убедила Сомертона не забирать Бронуин. Хотя, судя по его сегодняшнему поведению, вряд ли он станет прислушиваться, к кому бы то ни было и менять свое решение.
Энтони пулей вылетел из дома Виктории. Никогда в жизни ему не было так плохо. Его одурачили, обманули, предали… Как всегда, в декабре на его голову сыплются несчастья. А в данный момент еще и отвратительные жирные снежинки!
Он огляделся по сторонам и внезапно понял, что на всем белом свете есть только один человек, с которым он может поговорить, который с самого начала предостерегал его от общения с Викторией. И этот человек не кто иной, как его мать. Очевидно, стоит — хотя бы иногда — прислушиваться к ее советам.
Он открыл дверь борделя и шагнул в мир, не знающий сна. В одиннадцать часов утра в гостиной уже сидели двое сластолюбцев, и подбирали себе, подходящих дам.
Энтони покачал головой и устало зашагал вверх по лестнице.
Остановившись перед дверью, он тихо постучал, дожидаясь разрешения войти. В вечернее время подобных церемоний не требовалось, но утром в комнате матери все еще мог находиться клиент.
— Войдите, — раздался раздраженный голос.
— Судя по всему, ты тоже находишься в превосходном расположении духа, — заметил Энтони вместо приветствия.
Она закатила глаза:
— Эта ужасная девчонка, Мэриан, согласилась стать содержанкой Сорвуда.
— Всего-то? — Он подошел к окну. — А вот у меня, оказывается, есть дочь.
— Только одна? — саркастически улыбнулась мать. Он повернулся и смерил ее ледяным взглядом:
— Тебе прекрасно известно, что я всегда был осторожен. Ты сама научила меня этому.
— Не спорю. Но было время, когда я еще не успела тебя чему-то научить. Очевидно, тогда ты не был столь внимателен?
— Только однажды. А еще на этой неделе. Вполне вероятно, что Виктория снова беременна. — Он схватил стакан и яростно выплеснул его содержимое в камин. — Проклятие!
— Ах да. В первый раз с той девушкой на улице? Но видимо, речь не о ней. Ведь ты даже не знал ее имени.
Он промолчал.
— Кажется, я поняла. Тебе сообщила та… Другая…
— Да, Софи сказала мне, кто эта девушка. — Он посмотрел в окно и увидел, что к дому Виктории подъехал черный экипаж. — Собственно говоря, ты с ней тоже знакома.
— Я? Что-то не припомню, чтобы у какой-нибудь моей знакомой был внебрачный ребенок. За исключением здешних девочек, разумеется. — Она нахмурилась: — Странно. Мне казалось, ни одна из них не знала тебя раньше.
— Твои девочки тут ни при чем. — Энтони ударил кулаком по оконной раме. — Я говорю о мисс Ситон.
— О Виктории? — прошептала она. — Но этого просто не может быть.
Он повернулся и скрестил руки на груди:
— Неужели? Тогда почему же старшая девочка в ее приюте так похожа на Дженну? Не просто похожа. Она выглядит в точности так же, как выглядела Дженна в ее возрасте.
— О Боже! — одними губами вымолвила мать и побледнела как полотно.
— Тебе плохо?
Она вцепилась в спинку кресла, словно искала опоры:
— Я не хотела, чтобы об этом кто-нибудь знал. Теперь мне придется рассказать тебе…
— Что рассказать? Ты знала, что Бронуин — моя дочь? Она закрыла глаза, и он впервые в жизни увидел, как по щеке матери скатилась слеза.
— Энтони, Бронуин не твоя дочь.
— Очевидно, такова версия Виктории, — огрызнулся он.
— Мне не требуются ничьи версии. Лучше меня этого никто не знает. — Она умолкла, а затем выдохнула: — Бронуин — твоя сестра.
— Тысяча чертей! Какого дьявола ты не сказала мне об этом? Тебе ли не знать, что побочные сестры для меня вполне обыденное явление!
— Энтони, я оберегала ее вовсе не от тебя. — Она опустилась в кресло. — Сядь.
— Не имею никакого желания садиться.
— Сядь, или я не стану говорить с тобой.
Он раздраженно вздохнул и уселся в кресло напротив:
— Итак? Нетрудно догадаться, откуда у меня взялась очередная сестра. А вот почему ее воспитывает Виктория, хотел бы я знать?
— Очень хорошо. С Виктории и начнем. Однажды — двенадцать лет назад — я отправилась к модистке за новой шляпкой. У двери салона меня толкнула худенькая девочка. Не просто толкнула, запустила руку в мою сумочку.
Ах, вот оно что! Виктория не упоминала о том, как именно очутилась в борделе.
— Ты — та женщина, которая наняла ее для уборки комнат?
Мать склонила голову набок: — Откуда такая осведомленность?
Энтони почувствовал, что краснеет.
— Полагаю, ты догадываешься.
— Черт возьми, Энтони! Я просила тебя оставить ее в покое! — воскликнула леди Уайтли и со вздохом продолжила: — Действительно, я наняла ее для уборки комнат. Если бы она захотела, то стала бы работать наверху. Я не возражала, но и не настаивала. Десять лет назад произошло два важных события. Во-первых, я обнаружила, что жду ребенка, и пыталась придумать, как сохранить его при себе. Ведь я уже потеряла тебя и Дженну. Ну а второе событие касалось Виктории. Однажды вечером она вернулась домой в ужасном расстройстве. Видишь ли, ее лишил девственности некий мужчина. — Мать метнула в него холодный взгляд. — В ту ночь я решила купить дом и поселить в нем Викторию, чтобы она заботилась о моем ребенке. И о своем, на тот случай, если бы выяснилось, что она забеременела от этого неизвестного субъекта. Мы придумали ей другое имя и новую биографию. Я научила Викторию читать, писать и надлежащим образом вести себя в обществе. Мне хотелось, чтобы мою дочь воспитывали как следует.
— Ты спасла Викторию, — пробормотал Энтони.
— Это она спасла меня. Благодаря ей я сохранила свою дочь. — Леди Уайтли посмотрела на него: — Да, я не могу растить ее сама. Но у меня, по крайней мере, есть возможность в любую минуту войти в соседнюю дверь и увидеть своего ребенка. А теперь расскажи мне историю ваших с Викторией взаимоотношений. С самого начала и по сегодняшний день.
Не вдаваясь в излишние подробности, Энтони изложил факты десятилетней давности, а когда перешел к более близким событиям, испытал острое чувство вины за то, как повел себя с ней сегодня утром.
Мать слушала очень внимательно и под конец спросила:
— Для меня так и осталось неясным: она только изображала твою любовницу или была ею?
— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
— В таком случае, полагаю, я знаю ответ. — Покачав головой, мать устремила взгляд на свою зеленую шелковую юбку. — Скажи, почему ты пришел в ярость, когда увидел Бронуин? Тебя возмутило само ее существование или то, что ее от тебя скрывали?
— Последнее. Если уж у меня есть ребенок, то я приложил бы все усилия к тому, чтобы вырастить его самостоятельно.
Именно так поступил Николас. Он никому не отдал свою дочь, и Энтони уважал его за это. Особенно когда узнал, как настрадалась в детстве Софи из-за того, что их отец принял иное решение.
— Ты любишь Викторию?
Он не хотел отвечать на этот вопрос даже самому себе.
— Это не имеет значения.
Леди Уайтли поджала губы и подняла глаза к потолку.
— Ты ошибаешься, Энтони. Это имеет значение. Если бы твой отец любил меня, моя жизнь была бы совершенно другой.
— Ты жалеешь о том, что оставила его.
— Иногда, — задумчиво ответила она. — Я сделала выбор. Возможно, не самый удачный. Но это было мое решение.
— Расскажи мне о Бронуин, — попросил он, желая узнать побольше о своей новоявленной сестре.
— Виктория превосходно с ней обращается. О лучшем и мечтать невозможно.
— Бронуин — необычное имя. Мне следовало самому обо всем догадаться. Ты назвала ее в честь своей матери.
Энтони вновь подумал о том, что должен извиниться перед Викторией, причем как можно скорее, однако он не мог уйти, не разобравшись во всем до конца.
— Я никак не могу понять, почему Бронуин так похожа на Дженну. В этом есть что-то сверхъестественное. Ведь Дженна унаследовала скорее отцовскую внешность, чем твою.
Мать густо покраснела.
— Я не говорила, что Бронуин твоя сестра только наполовину.
— Силы небесные! Ты позволяешь ему тебя…
— Не смей произносить при мне это слово! — жестко потребовала мать. — За восемнадцать лет твой отец приходил сюда всего несколько раз.
— Ты могла отказать ему.
— Энтони, он все еще мой муж. И вправе требовать от меня исполнения супружеских обязанностей.
Он посмотрел на ее смущенное лицо:
— Тебе не хочется отказывать ему, не так ли? Черт возьми, ты до сих пор его любишь.
Она пожала плечами:
— Совсем немного. Признаю, я получаю удовольствие от его визитов. Но гораздо больше радуюсь, когда он уходит. Мы с твоим отцом слишком эмоциональная пара. Это хорошо в постели, но не в семейной жизни в целом.
Энтони встал и снова подошел к окну.
— Он знает про Бронуин?
— Нет. Если бы я сказала ему, он забрал бы ее у меня. И я больше никогда не увидела бы ее. Одну дочь я уже потеряла и не собираюсь терять вторую.
Он понимал ее. Жгучая обида, которую он испытывал, когда думал, что пропустил девять лет жизни своей дочери, не шла ни в какое сравнение с постоянной болью матери. Уходя от мужа, она не собиралась бросать детей. Просто не выдержала предательства, совершенного любимым человеком.
— И все-таки я не понимаю, как ты могла впустить его в свою спальню, после того как он поступил с тобой.
— Скажи откровенно, если бы ты сегодня женился, ты смог бы забыть Викторию? И не стал бы вспоминать о том, что происходило между вами? О том, как она прикасалась к тебе? Как целовала?
— Я не считаю возможным обсуждать такие вещи со своей матерью, — отрезал Энтони.
— Но это не помешало тебе допрашивать меня о моей интимной жизни.
— Меткое замечание, — отозвался он. — Впрочем, все это не важно. Я найду жену и буду ей верен.
— А во сне будешь видеть Викторию, — прошептала она.
— Прекрати, — потребовал Энтони. — Разве не ты убеждала меня в том, что женитьба на добропорядочной особе решит все мои проблемы?
— Это было до того, как ты полюбил.
— Я ни разу не произнес слова «любовь». Леди Уайтли рассмеялась:
— Тебе не нужно ничего говорить, Энтони. За время нашей беседы ты столько раз посмотрел на дом Виктории, что я сбилась со счета.
Энтони прикрыл глаза и прижался лбом к оконному стеклу:
— У ее дома стоит экипаж. Мне просто любопытно, кто к ней приехал.
— Присмотрись к экипажу — может быть, узнаешь, чей он.
— Кажется, такой есть у леди Фарли, — нахмурился он. Странно. Откуда здесь взялась Ханна? Виктория не желала, чтобы кто-то знал, кто она и где живет.
— Три дня назад я видела ее сестру, — небрежно сказала мать.
— Сестру леди Фарли? Лили Хэтфилд?
— Да, мы встретились, когда я выбирала портьеры. Она очень повеселела с тех пор, как лечится у нового доктора. Он пришел к выводу, что ей нужно есть больше мяса. Она последовала его совету, окрепла и прекрасно себя чувствует.
Энтони нервно сглотнул и снова взглянул на экипаж. Ханна сказала Николасу, что ее сестра при смерти.
— Энтони, в чем дело?
В эту минуту он увидел Ханну. Она вывела Викторию из дома и практически втолкнула в экипаж.
Проклятие! Именно Ханна — сообщница Харди.
— Викторию похищают.
Глава 24
Ханна оказалась на удивление сильной женщиной, и вырваться из ее цепких рук было совершенно невозможно. Понимая, что помощи ждать неоткуда, Виктория сопротивлялась, как могла. И, хорошенько прицелившись, наступила каблуком на ногу противнице. Однако в ответ получила весьма ощутимый удар локтем под ребра.
— Ты, маленькая дрянь, немедленно полезай в экипаж, или я прикончу тебя, — злобно прошипела Ханна.
— Воля ваша, — язвительно ответила Виктория. — Но тогда вы не получите того, что вам нужно.
О цели похищения можно только гадать, но, по-видимому, Ханна приехала за письмом, которое Сомертон выкрал из кармана Харди. Дверца экипажа открылась, и — о ужас! — Виктория увидела отвратительно ухмыляющегося Харди.
— Может быть, нам нужна только ты сама, — заявил он, схватил ее за руку и рывком втащил в экипаж.
— Отпустите меня! — пронзительно вскрикнула Виктория, падая на пол между сиденьями.
Ханна пинком отодвинула ее в сторону, торопливо забралась внутрь и захлопнула дверцу. Экипаж тронулся с места и покатил в неизвестность, увозя Викторию, прочь от всего, чем она дорожила. Позади остался дом. А в доме — дети. Только они видели, что произошло. Мэгги ушла к мяснику за говядиной для рагу, а у судомойки на кухне слишком много дел, чтобы прислушиваться к посторонним звукам.
В любом случае лежать носом вниз в ногах у Ханны и Харди Виктория не собиралась. И показывать врагам свой испуг — тоже. Она вскарабкалась на сиденье напротив Харди и постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение.
У нее на руках имелись кое-какие козыри. Вернее, один козырь, зато весьма внушительный. К счастью, она успела прихватить с собой ридикюль, в котором до сих пор лежал пистолет Сомертона. Вопрос в том, стоит ли сейчас пускать его в ход.
Харди наверняка вооружен. Кучер, возможно, тоже. А Ханна? У дверей дома она угрожала убить Викторию. Скорее всего, это просто фигура речи, но кто знает? Нет, в экипаже стрелять бессмысленно. Остается надеяться на то, что рано или поздно Виктория останется наедине с кем-то из них и сможет использовать единственный заряд пистолета самым эффективным образом. А пока необходимо проявить терпение и попытаться понять, каковы их планы.
— Не соизволит ли кто-нибудь из вас объяснить мне, что происходит? — спросила она.
Ханна посмотрела на нее:
— Мы поговорим об этом позже.
— Когда?
— Когда надо. И где надо, — гаркнул Харди. Ханна повернулась к нему:
— Не орите на нее. Во всем виноваты именно вы, безвольный болван. Если бы вы думали о деле, а не о ней, у нас было бы куда меньше проблем.
— Тут уж ничего не поделаешь, — хрипло отозвался Харди. — Любому известно, как мне нравятся маленькие блондинки. А у нее еще глаза голубые. Я и сейчас едва сдерживаюсь, меня рядом с ней прямо распирает от возбуждения.
— Вы совершеннейшая свинья, — поморщилась Ханна. — И опять думаете вот этим местом, — она брезгливо указала на его вздыбившиеся брюки, — а не головой.
Виктория больше не задавала вопросов и, отвернувшись к окошку, пыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь узкую щель в шторке. Смутные очертания домов указывали на то, что там, снаружи, по-прежнему Лондон.
Когда экипаж, совершив бесчисленное количество поворотов, наконец, остановился, Харди обратился к Виктории:
— Сейчас ты выйдешь и поднимешься по ступеням, как истинная леди. Понятно, что ты таковой не являешься, но еще разок притвориться сможешь, не так ли? А если откроешь рот на улице или в доме, я пристрелю тебя.
— Где мы? — спросила Виктория, увидев перед собой большой особняк.
Ханна улыбнулась:
— Стоит ли интересоваться подобными пустяками?
— Почему нет?
— Тебе лучше побеспокоиться о том, что мы намерены с тобой сделать, — глумливо заметил Харди.
Виктория проглотила подступивший к горлу страх. Она найдет выход, должна найти. Иначе — смерть.
Дверь распахнулась, они вошли в роскошный холл.
— Добрый день, леди Фарли, мистер Харди и… — Дворецкий выжидательно посмотрел на Викторию.
— Новенькая для его светлости.
Его светлость? О каком герцоге идет речь? Дворецкий поджал губы и кивнул:
— Хорошо. Отведите ее наверх. Вы знаете куда.
Под конвоем Харди и Ханны она поднялась по лестнице и оказалась в комнате, посреди которой стояла большая кровать, а сбоку — длинный стол.
— Для начала свяжите ее, — приказала Ханна. Харди вырвал у Виктории ридикюль и швырнул его на кровать. Затем подтолкнул Викторию к одному из столбов, поддерживающих полог, завел ей руки за спину и крепко связал. Она попыталась немного ослабить путы, но веревка только крепче впилась в запястье.
— Зря стараешься, — рассмеялась Ханна. — Харди умеет вязать узлы.
— Ханна, что все это значит? — спросила Виктория. — Могу я, наконец, узнать, где нахожусь и почему?
— Все ты прекрасно понимаешь! — Ханна размахнулась и ударила ее по лицу.
Виктория вздрогнула от боли и унижения.
— Вы ошибаетесь!
Ханна обдала ее жарким дыханием.
— Где письмо, которое ты украла у мистера Харди?
— Я ничего у него не брала.
— Еще как брала, — фыркнул Харди. — Только в первый раз вышла неувязочка и ты разжилась всего-навсего моим письмом к матери. — Он выдержал паузу и, насладившись произведенным эффектом, продолжил: — Тебе не удалось одурачить меня. Я обыскал кабинет до того, как ты вернулась и положила письмо рядом с креслом.
— Ничего подобного я не делала, — запротестовала она.
— Ты принимаешь нас за идиотов? — с издевкой поинтересовалась Ханна. — Где письмо? — У меня нет никакого письма. Ханна презрительно расхохоталась:
— Ну, разумеется. Я хочу знать, кому ты его отдала: Сомертону или Энкрофту.
Виктория оцепенела. Если она ответит, они наверняка убьют Сомертона, а если промолчит, то погибнет сама.
— Ни тому, ни другому, — всхлипнула она, лихорадочно придумывая, кого еще могла бы заинтересовать корреспонденция Харди. — Я отдала письмо вашему мужу, леди Фарли. Его беспокоило то, что вы уединяетесь с Харди.
— Лжешь. — Ханна снова ударила ее. — Фарли ничего не знает. Ну что ж, подождем Молдона. Он быстро заставит тебя говорить.
— Герцога Молдона? — прошептала Виктория. В борделе о нем рассказывали ужасные вещи.
Харди приблизился к Ханне:
— Можно мне взять ее прямо сейчас? Один разочек, в задницу? Клянусь, герцог ничего не заметит.
Ханна влепила ему звонкую пощечину:
— Никто не притронется к ней без позволения его светлости.
Виктория похолодела от страха. Они будут насиловать ее, чтобы выпытать необходимые сведения. И не остановятся, даже если она назовет имя Сомертона. Впервые надежда на спасение покинула ее, уступив место безысходности.
Прошел час. Харди, наговорив массу мерзостей, наконец, удалился. Ханна сидела у камина и молча смотрела на огонь.
— Леди Фарли, зачем вам все это? Ханна перевела взгляд на Викторию:
— Ты должна понимать меня, как никто другой.
— Но я не понимаю.
— Женившись на мне, Фарли погубил свою репутацию. В обществе его сочли непроходимым глупцом. Еще бы — кто же берет в жены содержанку, тем более бывшую проститутку! Я люблю своего мужа и не желаю, чтобы его унижали. Нас с Молдоном связывает давняя дружба.
Когда он станет королем, высший свет придет ко мне на поклон. Каждый будет искать моего расположения.
— А если ваш заговор провалится? — мягко спросила Виктория, вовсе не желая рассердить Ханну, а лишь стремясь помочь ей трезво оценить ситуацию.
— Не провалится. Вам не удалось нарушить наши планы.
— Тогда зачем вам письмо?
— До чего же ты глупа! Нам плевать на письмо. Харди успел прочитать его. Мы просто убираем лишних свидетелей.
— То есть меня?
— Да. И того, кому ты отдала письмо.