Голос Дэниэла был таким мягким – как песок на ее пляже. От его комплимента Элизабет почувствовала себя двадцатилетней.

– Вы очень добры, – сказала она в ответ, надеясь, что он не заметит, как зарделись ее щеки.

Он подошел еще ближе:

– Давайте после занятий пойдем куда-нибудь выпить кофе. Она так быстро отступила назад, что натолкнулась на стол.

– Я ведь замужем, – сказала Элизабет, приподняв руку, чтобы он увидел ее обручальное кольцо. – В сущности, мы сейчас разошлись на время, но это ведь не развод.

Она все никак не могла остановиться, так как молчать в этой ситуации было бы еще хуже.

– У меня две дочери примерно одного с вами возраста. Дэниэл дотронулся до ее руки.

– Я всего лишь пригласил вас выпить кофе...

Она почувствовала себя в еще более идиотском положении.

– Действительно, вы меня пригласили на кофе. И вам все равно, замужем я или нет.

– Да, мы просто посидим за чашкой кофе. Ее щеки пылали.

– Не понимаю, что на меня нашло. Простите, – проговорила она наконец.

– Вам не за что извиняться, просто встретимся после занятий, да и все тут. Мне хотелось бы с вами кое-что обсудить.

– Конечно, с удовольствием, – кивнула Элизабет.

Джек достал билет на кинопремьеру, которую, казалось, хотел посетить весь Нью-Йорк. Он тщательно оделся по этому случаю – черная водолазка от Армани и темно-серые брюки. Он уже надел было плащ, когда зазвонил телефон. Наверное, такси, подумал он. Он впопыхах снял трубку:

– Алло!

Это была Джеми. Она звонила ему всю эту неделю, но никак не могла застать.

– Привет, доченька! Как поживаешь?

– Ты не отвечал на мои звонки.

– Извини, я был очень занят.

– Да, папа, я знаю.

Он взглянул на часы: шесть тридцать семь. Машина должна прийти с минуту на минуту. Черт побери!

– Слушай, дорогая, мне надо...

В это время раздался звонок на второй линии.

– Подожди минутку... Алло!

– Мистер Шор? За вами пришла машина.

– Спасибо, Билли, я уже спускаюсь, – сказал он швейцару. Потом Джек снова заговорил с Джеми: – Знаешь, моя хорошая, за мной уже прислали машину. Мне надо бежать.

– Но мне очень надо с тобой поговорить.

– А в чем дело? – спросил Джек, оглядывая комнату в поисках плаща.

– Я больше не буду заниматься плаванием.

Он схватил черный замшевый блейзер, который лежал почему-то на кухонном столе. А потом замер на месте.

– Что ты сказала?

Джеми со вздохом ответила:

– Я ухожу из команды.

Он снова посмотрел на часы. Было уже шесть часов сорок три минуты. Выйдя прямо сейчас, он успеет к началу, до которого оставалось семнадцать минут.

– Детка, у тебя просто плохое настроение. Я ведь знаю, как ты любишь плавать. Когда я еще играл в футбол...

– Пожалуйста, избавь меня от своих футбольных историй. Кстати, плавать я вообще никогда не любила.

Джек сел на кровать.

– Ты сейчас все преувеличиваешь.

– Папа, ты меня не слышишь и не хочешь слышать. Я действительно бросаю плавание, вот только дотяну до конца сезона – и все! Я бы обсудила это с тобой на прошлой неделе, но ты так и не перезвонил. Завтра я скажу о своем решении тренеру.

– Пожалуйста, не делай этого!

Джек не знал, что сказать, у него сейчас просто не было времени думать обо всем этом.

– Послушай, доченька! Сейчас мне уж точно надо бежать. Я позвоню тебе завтра, и мы все с тобой подробно обсудим. Я тебе обещаю.

– Да уж, пожалуйста, исполни наконец свое обещание. И вот еще что...

– Да, я тебя слушаю.

– Не только чужие люди зависят от тебя. Однако почему-то только они что-то для тебя значат.

Он так и не успел ответить – Джеми уже положила трубку. И что, черт возьми, она хотела этим сказать?

Только что открывшаяся в Эко-Бич художественная галерея располагалась на углу Ферст-стрит и Мейн-стрит. Над входом в галерею висела табличка: «ЭКЛЕКТИКА».

Элизабет посмотрела на бумажку, которую дал ей Дэниэл. Да, это было то самое место.

– Обязательно сходи познакомься с этой женщиной. Она совсем недавно переехала в наш город, ей нужна поддержка, – сказал он за кофе.

Элизабет хотела отказаться, но, когда Дэниэл пристально посмотрел на нее своими потрясающими голубыми глазами, она автоматически кивнула.

Сейчас Элизабет пожалела, что согласилась. В большинстве галерей их городка продавались в основном сувениры – и не самого лучшего качества.

Но Элизабет дала обещание, и она его исполнит.

Она открыла дверь и вошла в галерею. Над ее головой раздался звон колокольчика. Она осмотрелась вокруг.

Слева от Элизабет стоял столик с потрясающими деревянными фигурками обнаженных женщин. Дальше на стенде были выставлены черно-белые фотографии. На каждой из них был запечатлен берег океана – отлив в ветреный день, маяк в тумане...

– Просто восхитительно, – сказала она сама себе.

– Да, вы правы.

Элизабет обернулась и увидела женщину, появившуюся из-за занавески. Она была очень высокой – где-то под метр восемьдесят, и габариты у нее были соответствующие. Волосы, вьющиеся мелкими завитками, доходили до пояса.

– Меня зовут Большая Марджи. Не знаю уж, как ко мне, такой скромной, изящной женщине, прилепилось это прозвище. Но теперь уже ничего не попишешь.

Элизабет пожала ей руку:

– Элизабет Шор. Дэниэл Бодро посоветовал мне зайти в галерею и познакомиться с вами.

Мардж крепко сжала ее руку:

– Он мне о вас говорил. Я очень рада, что вы пришли. Я бы хотела обсудить с вами предстоящий Фестиваль штормовой погоды. Здесь это большое событие. Я с удовольствием помогу организовать вашу выставку. Ведь вы хотели бы выставиться? Настоящих художников здесь по пальцам можно пересчитать. – Она изучающе посмотрела на Элизабет: – Мой приятель Дэнни говорит, что ваши работы стоило бы выставить.

Элизабет рассмеялась:

– Да уж.

– А еще он предупредил меня, что вы испугаетесь. Улыбка исчезла с лица Элизабет.

– Я ведь только сейчас снова начала рисовать, а много лет вообще не подходила к холсту.

– У вас есть способности?

– Когда-то, говорят, были. Мардж улыбнулась:

– Мнение Дэнни для меня много значит. Я займусь организацией вашей выставки.

– Ну что ж... Мне надо подумать.

Мардж посмотрела на часы, висевшие на стене:

– Я даю вам три минуты.

Не надо было обладать сверхъестественными способностями, чтобы угадать, что посоветовала бы сейчас Меган. В голове Элизабет четко прозвучал ее голос – так, будто она находилась здесь, рядом: «Черт побери, Птичка, даже не вздумай сомневаться».

– Сколько вам нужно картин?

– Пять. Это реально?

Элизабет понятия не имела, успеет ли она написать столько к фестивалю.

– Их все равно никто не купит.

– Я уверена, что нам с вами приходилось переживать и кое-что похуже. Просто пообещайте мне сейчас, что вы напишете эти картины.

– Я попытаюсь.

Большая Мардж усмехнулась:

– А что это вы до сих пор здесь делаете? Вы уже должны быть дома и рисовать. Давайте идите и займитесь делом.

За пять дней Джек побывал в шести городах. Он взял интервью у Алекса Родригеса, Кена Гриффи-младшего, Рэнди Джонсона, Шона Кемпа и Брайана Босуорта.

Когда интервью были готовы, он провел три дня в редакции, вставляя закадровый текст и музыку в новую часовую передачу, которую он назвал «Хрупкие боги». Ему было очень интересно над ней работать.

– Да, ты проделал просто колоссальную работу, – сказал ему главный продюсер Том Джинаро.

– Спасибо.

Джек чувствовал себя уверенным, когда шел на это совещание. Он знал, что у него здорово получается подавать новости и в то же время развлекать аудиторию. В этом он был просто виртуозом.

Том наклонился к Джеку:

– Я в этом бизнесе уже давно. Многие на моих глазах приходили и уходили. Но ты – настоящая находка. – Он улыбнулся и сказал: – А теперь я сообщу тебе кое-что, но эта информация должна остаться строго между нами.

– И что это за информация?

– Один из ребят уходит из воскресной программы «Национальная футбольная лига». Я пока не могу тебе сказать, кто это. Но мы присматриваемся к тебе и, может, предложим занять его место.

«Национальная футбольная лига» уступала по рейтингу только одной спортивной программе – понедельничному «Футбольному обозрению».

У Джека перехватило дыхание.

– Спасибо, – только и выговорил он, опасаясь, что еще секунда, и он рассмеется от счастья.

– Это пока не точно, но мы вот-вот примем решение. Поэтому позволь дать тебе один совет, по-дружески, как мужчина мужчине. Раньше, когда ты играл, у тебя была репутация гуляки, пай-мальчиком ты никогда не был. Ты и сейчас продолжаешь вести себя в том же духе. Мне тут говорили, ты практически поселился в баре «У Кела».

Джек попытался было возразить, но Том со смехом остановил его:

– Попридержи оправдания для жены, которая почему-то все к тебе не едет. Мне, в сущности, все равно, как ты проводишь свободное время – до тех пор пока это не влияет на рейтинг. Но ты можешь все потерять за одну секунду. Не притрагивайся к наркотикам и держись подальше от малолеток.

– Не беспокойтесь. На этот раз я глупостей не наделаю.

– Рад слышать. А теперь иди.

Джек не мог припомнить, когда он так прекрасно себя чувствовал. Он вышел из офиса и бодрой походкой направился домой. Войдя в квартиру, он чуть было не крикнул: «Привет, Птичка!» – но вовремя остановился. В квартире стояла мертвая тишина. Джек раньше и не догадывался, каким одиноким себя чувствуешь, когда некому порадоваться твоим успехам.

Он налил виски, залпом выпил. Налил еще.

Может, пойти в бар, посидеть там с кем-нибудь, выпить? Но выходить из дома не хотелось. Больше всего ему хотелось бы сейчас поговорить с женой. Ему хотелось показать ей свою новую программу, хотелось увидеть ее улыбку.

Он налил себе еще виски и включил проигрыватель. Комната как будто покачнулась у него перед глазами, а потом все опять встало на место.

Он был слегка пьян. Ну и что? А почему бы ему сегодня не напиться?

В дверь позвонили. У него дрогнуло сердце. Это было, конечно, невозможно, но вдруг это Птичка? Он торопливо подошел к двери и открыл.

На пороге, опершись о дверной косяк, стояла Салли с бутылкой шампанского «Дом Периньон» в руке.

– Я проскользнула мимо швейцара, – сказала она с улыбкой. – Думаю, ты не возражаешь?

– Ну что ты!

– Я просмотрела окончательный вариант программы. Ты гений, Джек!

Ее слова бальзамом пролились ему на душу. Он отступил на пару шагов, давая ей войти. И, пошатнувшись, ударился о стенку.

– Ой, прошу прощения.

Салли схватила его за руку, пытаясь удержать. А ногой в это время захлопнула входную дверь.

– Думаю, шампанское тебе уже ни к чему.

– Я немного пьян, – признался Джек.

Она шагнула к нему. Почувствовав под своими руками ее молодое, сильное тело Джек простонал:

– Салли...

Мысли в его замутненном сознании беспорядочно мелькали.

– Подожди, – пробормотал Джек, когда Салли его поцеловала.

И это были его последние более или менее разумные слова. Он сдался. Все оказалось так просто. Долгие месяцы, годы он держал себя в руках и хранил клятву верности, которую дал когда-то своей Птичке.

Но теперь она живет в Орегоне, и она же сама недвусмысленно дала ему понять, что не хочет его.

Салли взглянула на него:

– Ну что ты?

У Джека пересохло во рту.

– Ты ведь знаешь, что я все еще женат, – сказал он, сам удивляясь тому, что еще может себя контролировать.

– Конечно, я знаю. И на твой брак не покушаюсь. – Соблазнительно улыбаясь, Салли добавила: – Ну веди же меня в спальню.

Все мысли о том, что хорошо бы остановиться, вылетели у него из головы.

Глава девятая

Элизабет закончила день как на автопилоте. Она мариновала к ужину курицу, а сама думала только о выставке. Надо столько успеть!

Она поставила курицу в духовку, сходила в кладовку за своим морским пейзажем. Она закончит его завтра утром, а потом примется за следующую картину.

Может быть, она нарисует акварель. Если не писать маслом, к выставке можно успеть подготовить пять картин.

Элизабет послышалось, что к дому подъехала машина. Потом хлопнула дверца.

Очевидно, Меган успела разгрести все свои дела и собралась на выходных навестить дочерей, а по дороге решила ненадолго заскочить к подруге. Элизабет поспешила к двери и настежь распахнула ее.

На пороге стояла Анита в развевающемся белом платье и розовых туфельках на низком каблуке. На крыльце рядом с ней стоял огромный чемодан и лежала длинная, узкая картонная коробка. Такси уехало.

– Здравствуй, Птичка! – сказала Анита, смущенно улыбаясь. – Вот я и выбрала для себя пляж, как ты мне советовала. Чтобы поменять обстановку.

Элизабет растерялась, она не знала, как ей реагировать на неожиданное появление мачехи. Во-первых, ее поразил внешний вид Аниты. Она выглядела так, как будто вышла из сказок братьев Гримм, совсем не в своем обычном стиле. Раньше она одевалась как жена богатого техасца. И куда подевались яркие, броские одежды и крашеные волосы? Сейчас у нее через плечо свисала одна седая косичка. В ее облике было что-то не от мира сего, она казалась такой беззащитной, хрупкой и грустной.

Но самое главное – это то, что она вообще оказалась здесь, нарушив одиночество и покой, которые так ценила Элизабет.

– Надеюсь, ты не возражаешь, что я приехала вот так, без предупреждения? После нашего разговора я начала просматривать туристические буклеты, и мне на глаза сразу попалась реклама пляжей в Орегоне. И я подумала: а кто знает, может, это знак?

– Ты выглядишь... совсем по-другому, – невпопад ответила Элизабет.

– Ах, вот ты о чем. Весь этот маскарад был исключительно ради Эдварда, ему так нравилось, – рассмеялась Анита.

В голове у Элизабет это укладывалось с трудом. Ей, конечно, очень не хотелось приглашать к себе Аниту, но что она могла поделать?

«Ты уж о ней позаботься», – вспомнился ей наказ отца.

– Ну что же мы стоим, входи.

Элизабет подхватила огромный чемодан Аниты (на сколько же она приехала?) и перетащила его через порог. Анита вошла и осмотрелась:

– Так вот он, знаменитый дом на пляже. Твоему отцу очень хотелось его увидеть.

Эти слова на какое-то мгновение сблизили их.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Элизабет дошла до лестницы, ведущей на второй этаж, и обернулась. Анита в нерешительности стояла посреди комнаты.

– Я просто не знала, куда мне еще поехать, – тихим голосом сказала она. – Ничего, что я приехала? Я ненадолго.

Элизабет посмотрела на мачеху. Поразительно, но она не узнавала в ней женщину, с которой ссорилась большую часть своей жизни. Эта новая Анита была такой потерянной и беззащитной.

– О чем ты говоришь, Анита! Мы ведь одна семья. И это было правдой.

Джек проснулся со стоном. Голова трещала, как будто по ней стукнули молотком. Он осторожно приоткрыл один глаз: было восемь часов семь минут.

Он резко сел на кровати и посмотрел налево. Никого.

Он отбросил одеяло, встал и с трудом поплелся в ванную комнату. Там на зеркале красовалась надпись, сделанная губной помадой:

Секс был просто потрясающий!

Салли

Головная боль с новой силой обрушилась на него.

Прошлой ночи ни за что не случилось бы, если бы Птичка жила со мной в Нью-Йорке. Если бы она меня не бросила. «Давай-давай, оправдывайся», – пронеслось у него в голове.

– Больше этого не повторится – ни за что на свете, – сказал он вслух.

Птичка об этом не узнает. Никогда.

К тому времени как Джек принял душ, побрился, оделся и направился в офис, он чувствовал себя гораздо лучше. Уверенность в собственных силах постепенно возвращалась к нему. Он допустил ошибку – причем очень серьезную, – но она так и останется его единственной ошибкой.

Он уселся за стол и сразу приступил к работе.

И тут дверь открылась. На пороге стояла Салли в черном костюме, соблазнительно обтягивающем ее прекрасную фигуру, и в блузке изумрудного цвета.

Салли прикрыла за собой дверь.

– Извини, что ушла, пока ты спал. Но мне надо было пораньше прийти на работу.

– Да о чем ты говоришь! – беззаботно ответил Джек, а сам подумал: «Лучше бы ты вообще об этом не вспоминала».

Она с улыбкой подошла к нему. Положила руки на стол и наклонилась вперед. Он увидел под блузкой краешек ее кружевного лифчика.

– Ни за что не отгадаешь, кто звонил сегодня утром, – сказала она.

– Кто?

Джек старался не отводить глаз от ее лица. «Ни за что не буду смотреть ниже воротничка, разве что до первой пуговицы», – поклялся себе он.

– Твой издатель. Он попросил меня передать тебе предложение от редакции журнала «Пипл».

– «Пипл»? – Он встал со стула. – И чего они хотят? Салли присела на краешек стола:

– Они хотят написать о тебе в специальном номере, посвященном пятидесяти самым красивым людям.

Джек и сам не понял, как она очутилась в его объятиях. Он посмотрел на ее очаровательное лицо и почувствовал, что его снова охватывает желание.

Элизабет проворочалась всю ночь. На рассвете она оделась, осторожно прокралась по коридору и заглянула в спальню Аниты. Та еще спала.

Она быстро написала ей записку: «Ушла на пляж» – и вышла на улицу.

Держа под мышкой сумку со всем необходимым, она спустилась по лестнице. Океан сегодня был неспокойным, волны то и дело набегали на берег.

Она оставила сумку у своего камня и пошла по берегу, все ускоряя шаг, а потом вообще перешла на бег. Волны наполняли ее энергией, она чувствовала себя сильной и свободной. На какое-то время Элизабет даже забыла про Аниту, про то, что та приехала с таким огромным чемоданом, что, глядя на него, можно было подумать, что она собирается прожить здесь месяца два.

Наконец, тяжело дыша, она повернула назад, к своему камню. Села на него и принялась смотреть на океан.

– Птичка, дорогая, это ты?

Элизабет обернулась на голос. В нескольких шагах от нее стояла Анита. На ней была длинная цветастая юбка и белый свитер.

Элизабет неохотно подвинулась и сказала:

– Иди сюда, места хватит.

Анита уселась рядом:

– Ну и лестница у вас! Неудивительно, что ты так похудела. Элизабет удивленно посмотрела на нее:

– Разве?

– Самое меньшее килограммов на пять. Ты что, не замечаешь, что на тебе все висит?

– Я делаю упражнения.

– Я тоже занимаюсь – йогой.

Элизабет об этом не знала. Если подумать, она вообще мало что знала о жизни мачехи.

– А чем еще ты занимаешься?

– Ну, обычными вещами. Раз в месяц я хожу в группу любителей книги. По четвергам утром играю с приятельницами в бридж. Конечно, когда был жив папа, вся моя жизнь была сосредоточена только на нем. – Анита немного помолчала. – Знаешь, он мне почему-то не снится. Каждую ночь я ложусь спать в надежде увидеть его лицо, но он не приходит.

Элизабет было знакомо это чувство.

– Я всю жизнь мечтала увидеть во сне маму, но она мне так ни разу и не приснилась.

– Я всегда знала, что переживу его, и думала, что готова к этому. Какой же я была глупой! Нельзя приготовиться к тому, что потеряешь самого близкого тебе человека.

Элизабет знала, что словами тут не поможешь. А может, все-таки Анита приехала к ней, чтобы было с кем-то поговорить об отце?

– Как вы с ним познакомились? Анита улыбнулась:

– Я работала в салоне красоты. Боже, я до сих пор помню тот день, когда в первый раз его увидела – как будто это было только вчера. Он был таким красавчиком! Он тогда носил усы, а глаза у него были темные, как ночь. Думаю, я в него влюбилась в первую же минуту.

Элизабет нахмурилась. Отец сбрил усы сразу после смерти мамы. И никогда их больше не отращивал.

– Значит, ты знала мою маму, – вдруг вырвалось у нее. Наверняка будет это отрицать, подумала Элизабет. Но когда их взгляды встретились, Анита тяжело вздохнула: