2

Француз действительно привез с собой немалую свиту. Это оценили все участники круиза, даже самые занятые и увлеченные друг другом.

Сидя в укромном уголке в салоне, Жанет размышляла одновременно о французе, Ивеле и своей неудавшейся жизни. Второй час она пыталась заставить себя думать об интерьерах детского садика, но тщетно: дальше самого примитивного дело не шло. В уютные комнатки солнечных оттенков, возникавшие в ее воображении, то и дело самым грубым образом вторгался образ мужа, никак не желавший родить из головы. Особенно больно отдавалась в сердце его фраза, сказанная год назад и разрезавшая их жизнь ровно пополам: «Я не хочу детей, и давай закроем эту тему хотя бы на ближайшие пять лет». А ведь ей уже тридцать два! Жанет вытерла слезу.

Хорошо, что в салон не проникает солнце. Прохлада, естественная прохлада, не разбавленная ионизированными потоками из кондиционеров, сохранится здесь до самой ночи. И можно сидеть, молчать, мечтать… А вокруг — солнце, и в детском садике тоже будет солнце… Боже, как она несчастна!

Взгляд ее невольно обратился к тому, что происходило на палубе, — оттуда раздавались громкие голоса, отнюдь не способствовавшие полету творческой мысли. А там мсье Гартье — тот самый француз — разговаривал с капитаном и шеф-поваром о предстоящих вечерних мероприятиях. Причем разговаривали они на смеси английского и французского и очень громко, что возбуждало живейший интерес у большинства отдыхающих.

Публика все прибывала и прибывала, делая вид, что им жутко хочется поплавать именно в этом бассейне, провести время именно под этим тентом, рядом с капитаном судна и мсье Гартье. Но вот мсье произнес: «Приглашаются все желающие», и по палубе пронесся возбужденный гул голосов.

Мсье Гартье был замечательной красоты мужчина лет пятидесяти, у него были седеющие, но еще густые волосы, мелкие, но правильные черты лица и громкий голос. Это все, что со своего места смогла разглядеть Жанет. Рост и фигура его казались средними и ничем не примечательными, разве что небольшое брюшко, которое часто появляется у мужчин его возраста.

Да, а свита у него потрясающая. Трое девиц, одетых в некое подобие бикини, не прикрывавшее ровным счетом ничего. Впрочем, жара…

А еще при французе состоял молодой симпатичный парнишка, он, по наблюдениям Жанет, занимался мелкими поручениями типа подай-принеси-переведи. Функции девиц пока оставались для окружающих неопределенными.

Наконец Жанет поняла, что поработать ей сегодня не удастся, закрыла ноутбук и решила выйти на палубу, чтобы вместе со всеми проникнуться радостным предвкушением веселой вечеринки, не входившей в стоимость путевки. В конце концов, она приехала сюда отдыхать, а не предаваться горестным размышлениям, что муж у нее — неудачник, маменькин сынок и бесхребетный чурбан, вот. Вот какими определениями она нарекает его на сегодня!

Определения каждый день менялись и, пожалуй, становились раз от раза отвратительнее, но ей было ничуть не стыдно и совсем не жаль его. Со временем она привыкла быть жестокой, хотя раньше и мухи не обидела. Но с Ивелем можно. В конце концов, зачем быть милосердной к своим палачам?

Жанет вышла из полумрака салона и сощурилась на солнце. Сегодня… Сегодня будет эта чертова вечеринка, и, может быть, она позволит себе напиться, как раньше, в былые времена. Когда им с Ивелем казалось, что они любят друг друга. Когда еще все было хорошо. Или они думали, что все хорошо…

Оливия и Стен, конечно, будут задавать себе (а может, и ей) вопрос: «Что у вас случилось?». Жанет живо представила, как они будут каждый вечер ложиться в свою широченную кровать люкс и, вместо того чтобы делать то, что полагается делать на такой прекрасной кровати, примутся сплетничать о них с Ивелем.

Пусть. Оливия тоже продала себя за большие деньги и положение, а теперь не очень-то счастлива с мужем, который далеко не Аполлон и не молод, но при этом умудряется изменять ей на каждом шагу. Тридцатилетняя красавица Оливия смотрелась ужасно рядом с этим стариком! Главным образом потому, что портила себя сама.

На самом деле Стену вовсе не нравились песни его молодости, которые Оливия недавно принялась любить, не нравились ее старушечьи наряды и новообретенные манеры светской львицы.

Он с гораздо большим удовольствием (и это видели все) оглядывался на грудастых, с абсолютным отсутствием интеллекта девиц в коротких дешевых юбках.

Впрочем, это слишком жестоко, подумала Жанет. Что это с ней? Разве Оливия сделала ей что-то плохое? Нет. А может, она, Жанет, ей просто завидует? Завидует положению Стена, которого Ивель не достигнет никогда, завидует деньгам, которые Ивель тоже никогда не получит… В конце концов, завидует некоему единству душ, которое есть у Стена и Оливии, а у нее с Ивелем — нет и никогда не было?

— Девушка! — прокричал кто-то над самым ее ухом, заставив очнуться. — Вы хоть видите, куда идете?!

— Что? — рассеянно переспросила она и тут же начала куда-то проваливаться.

Ее нога резко ушла вниз, она потеряла опору. Потом изображение два раза перевернулось перед глазами, и последнее, что Жанет успела осознать, прежде чем отключиться, что ее подхватили чьи-то руки… Сильные мужские руки.

И все.

Жанет открыла глаза оттого, что в лицо брызгали водой.

— Что происходит? — вяло шевеля губами, прошептала она.

— Это я у вас должен спросить, — ответил ей незнакомый мужчина с каким-то странным акцентом. — Вы отпускаете перила, очень сильно перегнувшись вниз! А это, мягко говоря, вредно для здоровья.

— Для здоровья? Какая чушь… Вы что, доктор? — Жанет попыталась оттолкнуть его. — Зачем вы меня обнимаете?

Мужчина, кажется, начинал закипать:

— Знаете что!

— Что?

— Вы сейчас могли свернуть себе шею.

Она пожала плечами, все-таки отталкивая его и вставая на ноги.

— Наверное, так было бы лучше.

— Лучше? Свернуть шею?

— Ой! Это же Жанет! — послышался рядом голос Оливии. — Что с тобой, дорогая?

Жанет молчала, глядя в глаза своему спасителю, и вдруг подбородок у нее задрожал, она поняла, что сейчас расплачется. А он, наверное, смотрел на нее как на умалишенную.

— Ну?

— Что «ну»? — Жанет хлюпнула носом.

— Ну Жанет же! — наступала Оливия, пытаясь оттеснить мужчину. — Расскажи, что произошло!

Но подруга снова не удостоилась внимания. Эти двое слышали только друг друга.

— Вы чего-то от меня ждете?

— Жду. Вы уверены, что с вами все в порядке?

— А если у меня не все в порядке, то почему я должна об этом докладывать именно вам?

Мужчина откашлялся:

— Ну хорошо. Ваши проблемы это ваши проблемы. Просто я думал, что, когда происходят такие вещи, люди хотя бы говорят спасибо.

— Ах, я должна теперь вам быть обязанной до конца жизни?

— Нет. Упаси бог… Знаете, я лучше пойду.

Жанет вдруг хлопнула себя по лбу.

— Ах черт! Сразу не догадалась… Вот, возьмите. — Она вынула из кармана шортов и протянула ему пятьдесят долларов.

— Что это?

— Ну… как что? Деньги. Это то, что вам надо… Или я ошиблась?

В глазах его появился стальной блеск.

— Вы ошиблись.

— А что тогда?..

Мужчина молчал. Жанет, поняв, что совершила глупость, — тоже. Оливия переводила восторженный взгляд с одного на другого:

— Стен, иди сюда!.. — не выдержала и заголосила она, хватая Жанет за руку и безапелляционно подтаскивая к себе. — Спасибо вам, молодой человек! Моя подруга, наверное, замечталась… Спасибо, дальше мы сами.

Жанет побрела за ней.

— Ну что с тобой? Обморок? Может, ты беременна? — громко зашептала Оливия, усаживая ее за столик в тень.

— Перестань молоть чушь!

Незнакомец удалялся от них, а она даже не успела запомнить его лицо! Жаль. Жаль?

— Ну что с тобой, в самом деле?

— Жара, — ответила Жанет, все еще пытаясь разглядеть спину своего спасителя. Но все, что она запомнила, это твердый взгляд, сильные руки и красные плавки.

— Ты где была все утро? Мы отчаялись разыскать тебя после завтрака.

— Я работала, в салоне.

— Ах, я так и подумала и хотела сходить, а Ивель…

— Что?

— Он сказал, что не стоит мешать тебе.

— Это на него очень похоже.

— Тут такое творится!

Жанет потягивала сок через соломку и чувствовала, как с каждым глотком к ней возвращается ясность ума и сила в мышцах.

— Ну и что у вас тут творится?

— Француз!

— Что француз? — вяло переспросила Жанет, понимая, что ее с каждой минутой все меньше волнуют новости о французе и все больше — красные плавки незнакомца.

— Он такой красавчик! — Оливия стрельнула взглядом в мужа и замолчала.

— Какой красавчик?

— Седеющий брюнет, высокий, с голубыми глазами и очень приятным лицом!

— Это я видела.

— Откуда?

— Из салона.

— Ах да. Ну все равно. Мы с ним уже познакомились, и он поцеловал мне руку.

— И теперь моя супруга не сможет забыть этого поцелуя до конца жизни! — беззлобно съязвил Стен.

— Но зато теперь она сможет познакомить с ним и тебя.

Стен махнул рукой:

— Скорее наоборот! Оказалось, что мы были приятелями в молодости.

— Вот как? С этим самым Гартье?

— Ага. Я еще подумал, что фамилия знакомая. А потом вспомнил, что мы вместе учились в университете.

— Хм. И на кого же учился мсье Гартье?

— На юриста.

— А стал режиссером. — Жанет усмехнулась.

— Жизнь — сложная штука.

— Представляешь, он узнал Стена и сам напросился к нам в друзья! — восторженно продолжила Оливия. — Так что мы познакомим его с тобой, и ты наконец-то… — Она оборвала себя на полуслове.

— Изменю Ивелю? — подсказала Жанет.

— Н-нет… Я просто…

— Но я ему давно изменяю. И он мне — тоже. Для того чтобы это происходило и дальше, мне совсем не нужно быть представленной вашему замечательному французу. К тому же я люблю молодых парней. — Жанет с грустью снова посмотрела в ту сторону, куда ушел ее спаситель. — Ну и зачем же вашего Гартье занесло за тридевять земель, чтобы отпраздновать день рождения?

— А нет у него никакого дня рождения. Он просто… чудит.

— Зачем? — опешила Жанет.

— У него и день рождения-то, оказывается, зимой, — весело вставила Оливия.

— А сейчас что?

— А сейчас он решил просто отдохнуть. От всех, — объяснил Стен.

— Но… я что-то не понимаю. Для того чтобы отдохнуть от всех, люди чаще всего стремятся не в многолюдные круизы, а в глушь, например, или более того — на необитаемые острова. Ну, что-то в этом духе.

— Ты права. Но он решил вот так. Он просто устал от поклонников, от всей тамошней кинематографической тусовки, а в Америке его мало кто знает.

— Мало кто знает, кроме одного давнего приятеля, кучи поклонников и нескольких личных горничных… Кстати!

— Кстати! — подхватила Оливия. — Стен, нам с Жанет интересно про горничных. Что ты скажешь, а? Хороши? Такие голые девицы!

Стен рассмеялся:

— Ну я его не осуждаю за это. Голые девицы это все-таки лучше, чем если бы его окружали голые парни.

— Фу!

— Вот именно. У Филиппа здоровые инстинкты, и это приятно. Он мало пьет, мало курит… Зато все свое здоровье посвящает женщинам.

— И сколько же ему лет? — осторожно спросила Жанет.

— Как и мне, пятьдесят два.

— О. Совсем немного. — Жанет кашлянула в кулак. — И как он? Обрадовался тебе? Ведь ты — человек из прошлого.

— Я его не пугаю абсолютно. Человек из прошлого — это совершенно безвредно, если ищешь уединения.

— Смотря из какого прошлого.

— Это верно. В данном случае я нейтральный персонаж. У нас не было ссор, потому что мы общались не слишком плотно, мы ни разу ничего не делили в жизни, даже женщин. Со мной можно говорить откровенно, как со случайным попутчиком.

Жанет пожала плечами, скорее отвечая собственным мыслям, чем его словам, и сказала:

— Ну хорошо. Давайте знакомьте меня с ним. Может, мне если не удастся получить удовольствие, то удастся хотя бы насолить мужу.

Стен закашлялся, Оливия отвела взгляд. Иногда Жанет не щадила окружающих.

Мсье Гартье оказался довольно милым собеседником. Он без конца сыпал комплиментами в адрес обеих женщин, особенно доставалось Оливии. Но взгляд его (и это заметили все) то и дело возвращался к «мадемуазель», как он упрямо называл Жанет, хотя ему и сообщили, что она замужем. Впрочем, наличие мужа, как известно, не только не является препятствием к знакомству, но и, напротив, придает действию пикантную остроту.

Он действительно, как и сказала Оливия, был красив. И действительно был седеющим брюнетом с голубыми глазами и бесконечным набором самых разнообразных улыбок. Жанет ждала, что за полтора часа светской беседы он хоть раз повторится в выражении лица, но тщетно: Филипп Гартье был либо хороший актер, либо хороший режиссер, либо и то и другое вместе… У него все получалось изящно, красиво и легко, как умеют только французы, и в то же время собеседнику Гартье и мысли не приходило о фальши или лицемерии… Жанет была очарована. Филипп ею — тоже.

Когда Оливия наконец предложила разойтись по каютам, чтобы отдохнуть, появился Ивель.

Как всегда оглядев всех немного сонным, недоумевающим взглядом, он присел за их столик. Стен хотел представить Ивеля французу, но не успел.

— Погода сегодня разошлась не на шутку! — заявил Ивель, потягиваясь. — Держу пари, что этот ваш дурак-французик сильно пожалеет, когда выкинет нас на берег. Часа через два начнется гроза — смотрите, какое небо!

Оливия и Стен в замешательстве уставились друг на друга. Жанет прыснула.

— Э-э-э… — Стен не знал, что сказать. — Ивель, позволь представить тебе моего давнего приятеля… мсье Гартье.

— Очень приятно. Ивель Броквилл.

— Мой муж, — добавила Жанет.

За столиком снова повисла тишина, которую нарушила Оливия:

— Ну что ж… Думаю, теперь нам всем действительно следует пойти и немного отдохнуть перед вашей, — она улыбнулась Филиппу, — вечеринкой. Думаю, мм… мистер Броквилл сильно преувеличивает опасность грозы и все пройдет хорошо.

— Спасибо! Для меня это очень важно, вы же знаете! — Мсье Гартье встал, с почтением поклонился дамам. — Встретимся вечером! Всего доброго! — И ушел.

— Это что? — Ивель переводил взгляд с одного на другого. — Это правда был ваш француз?

— Да…

— Ой, я дурак! — Он хлопнул себя по лбу.

— Это точно! — прошипела Жанет.

— Но почему вы мне сразу не сказали?

— Я хотел! — Стен возмущенно раздувал щеки. — Но ты даже не попытался вести себя вежливо! Бухнулся за стол и начал…

— Я, по правде сказать, его вообще сначала не заметил. Думал, кто-то, как обычно, клеится к моей жене. Ну и решил подойти просто так… Хорошо еще, что я ему с ходу не двинул!

Жанет закатила глаза. Сколько это может продолжаться?! Это называется «собака на сене». Ивель сам не мог и не хотел любить ее, но, как только в его поле зрения появлялся вероятный соперник, пусть даже просто воздыхатель Жанет, он вставал в боевую стойку.

А ведь он порой совершенно не умеет себя держать! — подумала Жанет. То он кажется всем чересчур интеллигентным, то он начинает говорить и вести себя так, словно вырос в трущобах, где мечты не поднимаются выше обычных физиологических удовольствий, а юмор обретает совсем плоский вид. И это при том, что его мамаша обычно многозначительно закатывает глазки, как только речь заходит о происхождении невестки. Пусть Жанет и не может похвастаться своим происхождением, но воспитанием уж точно превосходит ее сына!

Жанет прижала ладонь к губам, словно боялась произнести вслух что-то нехорошее. Нет. Так не пойдет. Надо даже мысленно держать себя в руках… Только с каждым годом это становится все труднее.

— Ну и как он тебе? — спросил ее Ивель, когда они, распрощавшись со Стеном и Оливией, шли к своей каюте.

— Нормально. Обычный француз. Сыпал комплиментами всему, что на каблуках.

— О. И тебе?

— Конечно.

Ивель усмехнулся:

— Ну да. Ты же это любишь.

— Не начинай.

— Нет, дорогая. Я не буду начинать. Я просто не дам тебе с ним продолжить.

— Ивель! — Жанет остановилась. — В чем дело? С каких пор ты стал таким ревнивым? Если я захочу с ним переспать, ты меня не остановишь.

— Да что ты!

Глаза его смотрели жестко. Ивель был взбешен. И это спокойный, послушный Ивель?

— Прошу тебя… Давай не будем. Я могу пообещать тебе, что не стану флиртовать с ним у тебя на глазах, а также вообще ни у кого на глазах, если тебе это так неприятно.

— То есть вы будете просто запираться у него в каюте и предаваться там…

— Ивель, чему предаваться?! Мы с ним едва знакомы! О чем ты?

— Не знаю. — Он вдруг устало провел рукой по лицу. — Наверное, правда… жара.

— Да. Жара.

— Ты иди пока в каюту, Жанет. А я немного посижу возле бассейна. Там прохладно. Что-нибудь выпью.

— Только не надирайся, как вчера. Не то я попрошу капитана сгрузить тебя на этой остановке и багажом отправить домой.

Ивель рассмеялся и ласково поцеловал ее в губы.

— Нет. Не стану. Но обещаю, что, если ты совсем не станешь уделять мне внимания по ночам, как весь предыдущий месяц, я буду пить. И сильно. А что мне еще делать?

Жанет снова помрачнела.

— Хорошо, я обещаю тебе… — И вдруг закричала: — Да черт возьми, ничего я тебе не обещаю! И обещать больше не хочу! Если я не захочу с тобой спать, то никакая сила на свете меня не заставит это сделать! И если я захочу переспать с этим французом, то никакая сила на свете меня не остановит, понял?

— Жанет, уймись. Я все понял.

— Не хочу я униматься! Пошел к черту!

Она развернулась, чтобы войти в каюту, но тут же лицом к лицу столкнулась с Филиппом Гартье. Он не мог не слышать ее последней фразы. Ее слышали все на корабле!

— Мое почтение. — Он приподнял соломенную шляпу, пожирая Жанет взглядом. — Я буду очень рад, если вы так и сделаете, мадемуазель!