— Ага, я должен предупредить королеву, а когда я сделаю это, то потеряю своего покровителя. — Дядюшка Уилл нервно пригладил редкие пряди волос, пытаясь прикрыть ими лысую макушку. — Моли Бога, сэр Дэнни, чтобы королева непредвзято выслушала старого актера и драматурга, игнорируя дурную славу, которой пользуется наша братия.

Сэр Дэнни криво ухмыльнулся.

— Как Людовик, например? Кстати, как ты думаешь, он уже прибыл? — Сэр Дэнни резко отворил дверь, и Роузи задохнулась от изумления: Людовик был тут как тут — высокий, мощный и неподвижный, как змея, застывшая на солнцепеке.

Родившийся где-то в Европе, но потом волей судеб выброшенный на берег Англии, Людовик вбил себе в голову, что крайне необходим актерской труппе, как, впрочем, и то, что не способен завести себе друзей. Не было ни одного человека, которому бы Людовик нравился. Не было ни одного человека, кто мог бы одолеть его. Хотя он никогда не прибегал к насилию, все боялись его, как огня: жестокая складка у рта и шрамы, покрывающие спину и грудь, разубеждали самых отъявленных задир.

— Людовик! — сэр Дэнни схватил руку Роузи и стиснул ее.

— Сэр Дэнни. — Низкий грудной голос с легким акцентом, казалось, делал великана еще массивнее. Неужели он подслушивал под дверью?

Оправившись от неожиданности, сэр Дэнни решил взять наглостью:

— Я посылал за тобой мальчишку. Он разыскал тебя?

— Я же здесь, разве не так?

— Хорошо. — Сэр Дэнни двинулся на Людовика, не выпуская руки Роузи, и тот отступил в сторону. — Я очень озабочен гастролями моей провинциальной труппы. — Людовик, ты явился с повозками?

— С повозками? Нет. Но я раздобуду их. — Людовик поклонился, так глядя на Роузи своими слегка выпуклыми глазами, что сэр Дэнни закричал:

— Убирайся!

Людовик сверкнул глазами и направился к выходу.

— Почему вы кричите на него? — набросилась Роузи на сэра Дэнни, когда Людовик вышел. — Это обижает Людовика, а он нам так нужен!

Сэр Дэнни задумчиво посмотрел вслед гиганту.

— Он пробыл с нами довольно долго. Возможно, слишком долго… Эй, Уилл, можешь выходить — он уже ушел!

Дядюшка Уилл высунул голову из комнаты и, покрутив ею в разные стороны, наконец появился полностью. Страстно желая отделаться от них обоих, он сказал:

— Я помогу тебе по мере своих скудных возможностей, но у меня нет денег для того, чтобы…

— Не заговаривай мне зубы! Дашь нам послушать свою новую пьесу?

— Нет!

— Но ведь мы будем в провинции, — ласково уговаривал сэр Дэнни, — вдали от твоих лондонских зрителей. Никто и не узнает, что мы поставили твою пьесу первыми.

— Нет. — Судя по голосу, решимость дядюшки Уилла явно слабела.

— Мой дорогой старый друг, — сэр Дэнни обвил рукой шею Уилла, — это маленькая любезность с твоей стороны для тех, кто уже почти поплатился своей жизнью за ее величество и благословенную Англию. Как ты назвал эту пьесу?

— «Гамлет». — Уильям Шекспир, дядюшка Уилл, с отвращением пнул грязь под ногами. — А себя я назвал дураком. Ладно, послушаете пьесу, но только один раз, — он поднял вверх длинный палец, — только один! А после этого вы должны уехать отсюда, прежде чем вас разыщет Саутгемптон. Куда вы поедете?

— В одно поместье неподалеку от Лондона, — с бандитским хладнокровием ответил сэр Дэнни.

Потрясенная Роузи выдернула свою руку из руки сэра Дэнни.

— Туда мы не поедем!

— У нас есть приглашение выступить перед гостями сэра Энтони Райклифа, — продолжал сэр Дэнни, не обращая внимания на Роузи.

— Туда мы не поедем!

— А почему, собственно, ты так не хочешь выступить перед сэром Райклифом, Розенкранц? — озадаченно спросил дядюшка Уилл.

Роузи с яростью оттолкнула от себя сэра Дэнни.

— Потому что Дэнни совсем потерял разум!

— Мы отправляемся туда творить наше счастье! — улыбнулся сэр Дэнни.

— Я почти вижу, как по твоим губам течет мед, — удивился дядюшка Уилл. — Что ты собираешься делать?

— Покинув тесные пределы Лондона, мы поедем в поместье лорда Энтони Райклифа, подышим здоровым деревенским воздухом, хорошенько поедим, выпьем от души…

— И с помощью шантажа вытянем из сэра Энтони хорошие денежки, — прервала его Роузи.

3.

Вздрогнув от укола трости, сэр Энтони Райклиф оторвался от своего страстного исследования пухлых губок очаровательной леди Бланш. Он поднял голову и свирепо взглянул на осмелившегося прервать этот восхитительный поцелуй — перед ним стоял негодующий отец девушки.

— Предпочитаю притвориться, что ничего этого не видел. — Лорду Боузи явно хотелось голыми руками разорвать Тони на мелкие кусочки, однако его сдерживали две причины: собственный непомерный вес и, главное, нежелание портить отношения с капитаном королевской гвардии.

Именно поэтому лорд Боузи скользнул взглядом по верхушкам деревьев и жестом приказал дочери следовать за ним. Отец собирался отвести ее обратно на длинную галерею, где танцевали другие аристократы, приехавшие в поместье Одиси.

Бланш не обратила на жест лорда Боузи никакого внимания и, улыбнувшись Тони, провела по губам языком, еще влажным от поцелуя. Это было явным приглашением, перед которым немногие мужчины могли бы устоять, но сэр Энтони снял гибкие руки девушки со своих плеч и, расправив рюши воротничка, сказал:

— Иди со своим отцом, любовь моя. Увидимся… позже.

Глаза Бланш заблестели еще ярче от навернувшихся слез, и она взмахнула своими длинными ресницами, как сеньорита веером.

— Но, Тони…

Он шутливо щелкнул ее пальцем по носу, словно ребенка.

— Позже!

— Но вы же обещали…

Он ничего ей не обещал — и не будет, пока не сделает свой выбор. Дело в том, что каждая девушка, входящая в его дом, желала стать женщиной в его объятиях, и довольно многие из них добивались своей цели. Тони чувствовал себя исследователем: здесь — поцелуй, там — страстные объятия… Он старался решить для себя, которая же из этих знатных женщин станет его невестой.

Безусловно, для честного джентльмена такое поведение было недопустимым, но Тони гордился тем, что не был ни честным, ни джентльменом. Все еще продолжая улыбаться, он вручил Бланш отцу.

— Я бы с удовольствием продолжил нашу дискуссию, дорогая, но аудитория растет. — Он указал рукой на двух леди, чинно вышагивающих по подстриженному газону. — Мои сестры ожидают меня.

Лорд Боузи схватил Бланш за руку и потащил за собой, прежде чем она смогла запротестовать.

— Тони, ты что, с ума сошел?

Сэр Энтони шикнул на Джин, ожидая, когда Бланш обернется в последний раз. Он послал ей воздушный поцелуй, выбросил из головы и сказал:

— Если я женюсь на Бланш, ей придется поберечь свои поцелуи только для меня. Слишком уж свободно она распоряжается ими.

— Ты не женишься на ней, — объявила Джин.

— Наверное, нет. Ее отец всего лишь барон, вдобавок его неотесанность, вероятнее всего, доставит неприятности королеве. Мне не к лицу иметь такого тестя! Да, Джин, ты права: я не женюсь на ней.

— Вот и хорошо, — подхватила Энн, вторая сестра, бросив взгляд на брата из-под насупленных бровей. — Я очень рада, что у тебя есть хоть какой-то здравый смысл.

— Это у него-то? — Джин отлично знала своего брата и поэтому никогда не верила, когда о нем говорили в благожелательном тоне.

Тони лучезарно улыбнулся.

— Не надо бросать на меня свои обезоруживающие взгляды, — продолжала Джин. — Извольте, сэр, подойти сюда и получить нагоняй!

— Нагоняй? — Он сгреб обеих миниатюрных сестер в медвежьи объятия. — За что же, леди, вы хотите наказать меня?

— За то, что ты ведешь себя как сумасшедший! Бросаешься с поцелуями ко всем девушкам подряд! — Джин вырвалась из рук брата и погрозила ему пальцем. — Их отцы грозятся уехать из твоего дома.

— Ты стал причиной скандала! — Энн встала перед Тони, отрезая ему путь к отступлению. — Никто не знал, с какой целью ты пригласил сюда половину английской знати, но, кажется, теперь госта начинают прозревать — в каждой приглашенной семье есть дочка на выданье.

— Не отрицаю. — Тони забавно приподнял одну бровь.

— Ты меняешь их одну за другой, словно подбираешь себе перчатки по размеру!

— Ну, это слишком грубое сравнение. — Тони постарался, чтобы его голос звучал сурово.

— А ты и сам грубиян! — парировала Энн. — Родители девушек страшно перепуганы.

— А сами девушки — нет!

— Да уж! — с отвращением воскликнула Джин. Они начинают щебетать, словно стая весенних скворцов, стоит тебе пройти мимо!

Тони попытался найти в глубине души остатки скромности, однако ему никогда не удавалось искусство самообмана, особенно, если дело касалось женщин.

— Мне уже двадцать восемь. В таком возрасте пора подумать о женитьбе.

— С этим никто не спорит. — Джин почти насильно усадила его на мраморную скамейку. — Мы тебе советовали жениться, как только ты вернулся из Европы. Если бы ты искал невесту тогда, согретый благосклонностью Ее Величества, то мог бы выбрать себе в жены любую женщину королевства. Правда, это было пять лет назад.

— Неужели память людская так коротка? — грустно вздохнул Тони.

— Хватит паясничать и изображать перед нами невинного младенца! — Джин нахмурилась. — Ты — капитан королевской гвардии! Ее Величество пожаловала тебе поместье лорда Сэдлера — Одиси, один из самых лакомых кусочков Англии! Где же наследник? Кто будет получать огромный доход, который дают твои земли? В конце концов ты мог бы жениться на какой-нибудь богатой вдове.

— На вдове…

Тони с отвращением начал склонять это слово на все лады, но Джин не обратила на это никакого внимания и продолжала:

— Вместо этого ты продолжаешь портить отношения со всеми знатными дворянами, у кого есть незамужние дочери.

Тони сладко потянулся и заложил руки за голову.

— Я никого здесь не задерживаю.

— Они боятся тебя, — ответила Энн и внимательно посмотрела на брата, уловив в его голосе угрожающие нотки.

Вскочив со скамейки, Тони хлопнул по ней рукой.

— Садись-ка сюда, любезная сестрица, и расскажи мне, с какой это стати они должны меня бояться. Что я могу сделать, если они уедут? Я ведь не собираюсь скрещивать с ними свою шпагу.

— Да неужели? — спросила Джин сладким голосом, в котором звучал плохо скрытый сарказм.

Энн робко подошла к скамейке и села на краешек.

— Ты пользуешься благосклонностью королевы.

— Но не в настоящее время.

— Это тебе только кажется, — воскликнула Джин. — Время — лучший лекарь. Никто не сомневается, что стоит тебе сказать Ее Величеству несколько лестных слов, как ты умеешь это делать, и ее благосклонность сразу же вернется.

— Ты льстишь мне.

— Перестань разговаривать со мной таким покровительственным тоном, Тони Райклиф! — Джин потеряла терпение. — Я наказывала тебя за шалости, когда ты был еще ребенком, и буду наказывать впредь, если это добавит тебе хоть немного ума!

Тони уже не смеялся. Если Джин примет решение отлупить его палкой, он безропотно примет побои, поскольку слишком многим обязан обеим сестрам.

Прислонившись к дереву, Тони изучающе разглядывал Джин и Энн. Первая сердилась на брата довольно часто, вот как сейчас, например. Ее смуглое лицо вспыхнуло от гнева — сначала покраснел кончик носа, а затем и на щеках проступил румянец.

Энн… Нет, Энн, похоже, не сердилась. Такая же смуглая, как и сестра, с карими глазами, на которые легко наворачивались слезы, она и сейчас была готова заплакать. Тяжело переживая нелады между сестрой и братом, она, ломая руки, тихим голосом бормотала слова примирения.

Тони никогда не мог противостоять страданию Энн и гневу Джин. Вероятно, сейчас было необходимо дать некоторые разъяснения своего поведения, поведать им свою главную цель.

— Я хочу положить начало новой знатной династии, — начал он.

Энн положила руку на плечо брата.

— Ты и так принадлежишь к этой династии!

— Это не моя династия — она носит фамилию моего отца и брата.

— Но ты тоже приходишься мне братом! — воскликнула Энн.

— За что я премного благодарен тебе. И тебе тоже. — Он кивнул Джин, которая поняла его намного лучше, чем добрая Энн. — Но я создам свою династию Райклифов, и для этого мне нужна молодая девушка, а не вдова.

— Но у молодой девушки, как правило, есть отец, который сам решает будущее своей дочери. И далеко не каждый… — Энн запнулась на полуслове.

— Захочет видеть меня своим зятем? — закончил за нее Тони.

Энн смущенно потупила глаза и начала внимательно разглядывать свои руки.

— Ты пользуешься репутацией задиры и обольстителя… — пришла ей на помощь Джин.

— Вдобавок незаконнорожденного!

— … и если бы ты не принадлежал к числу фаворитов Елизаветы, тебя бы давно уже убили из-за угла.

— И я — незаконнорожденный!

— Что ж, возможно, это тоже одна из причин. — Джин внимательно посмотрела на него. Тони был бледен и надменен. — Ты должен понимать, почему отцы возражают.

— О, я все понимаю! — Тони встал и ухмыльнулся, показав ослепительно белые зубы. — Но только мне на это наплевать.

Тони действительно не волновали протесты отцов молодых девушек потому, что ни один из них не осмелился бы открыто бросить их ему в лицо. Джин была совершенно права. За последние пять лет он, не раздумывая, обнажал свою шпагу против любого дворянина, кто отваживался заикнуться об обстоятельствах его рождения.

Тогда Джин решила сыграть на его мужской гордости.

— Послушай, зачем тебе молодая девица? Или ты боишься, что, сравнив тебя в постели со своим бывшим мужем, вдова сделает вывод не в твою пользу?

От взрыва смеха, которым разразился Тони, зашуршала желто-оранжевая осенняя листва.

— Моя жена будет опьянена мной до самой своей смерти.

— А ты, между тем, будешь искать себе удовольствий где вздумается?! — взорвалась Джин.

Веселье в одно мгновение слетело с лица Тони.

— Нет. Я не собираюсь производить незаконнорожденных детей, чтобы о них приходилось заботиться моей жене.

— Мама никогда не говорила ни слова на этот счет, — заверила его Энн.

— Ваша мать была на редкость благородной женщиной, — ответил Тони. — Ее любовь ко мне нисколько не отличалась от любви к ее собственным детям. Я думал, что она — моя родная мать: она должна была бы быть моей родной матерью.

При воспоминании о матери, еле передвигающей ноги от слабости, когда к ней стала приближаться смерть, на добром лице Энн появилось несколько слезинок, и даже Джин принялась отыскивать носовой платок.

Подождав немного, Тони продолжил:

— У меня будет молодая и знатная девушка; достаточно молодая — не больше семнадцати, — чтобы подарить мне много детей. Ведь всем известно, что чем моложе кобылка, тем больше жеребят она приносит.

Наверное, впервые в жизни Джин, казалось, не знала, что ответить брату, однако этого нельзя было сказать об Энн.

— Возможно, Тони, тебе отлично подойдет и молодая кобылка, если все твои мысли направлены на лошадиные задницы!

Они посмотрели вслед возмущенной Энн, устремившейся к дому, потом Тони, повернувшись к Джин, сконфуженно пробормотал:

— А что я такого сказал?

Джин открыла было рот, но не могла вымолвить ни слова. Наконец она пришла в себя и грозно встала перед братом.

— Я совсем забыла, что Энн всегда видит правду и без обиняков говорит ее прямо в глаза… Но я вот что хочу тебе сказать. Дело в том, что я обещала леди Хоноре Ховард сыграть роль ее отца и устроить брак между вами.

Тони разразился смехом, ожидая, что Джин присоединится к нему. Однако та оставалась серьезной, и смех замер на губах у Тони.

— Ты шутишь.

— Нисколько.

— Леди Хонора хочет выйти замуж… — голос сорвался; от нелепости подобного предложения Тони потерял дар речи, но его былую веселость как ветром сдуло. — Если ей еще и не исполнилось сорок лет, то это произойдет со дня на день!

— Да, мы в возрасте, — признала Джин.

— А если она снимет свой корсет и разденется, я умру от страха, едва лишь взглянув на ее волосатые ноги!

— Да, грудь ее несколько великовата, но зато у леди Хоноры прекрасная фигура. В молодости она была неотразима, а ее лицо и сейчас словно изваяно…

— Изо льда!

— Она не дает волю своим чувствам, но это только должно делать ее более привлекательной в твоих глазах.

Тони подумал о чопорных великосветских дамах, глядящих на мир с высоты своего общественного положения и всегда высокомерно судящих о себе подобных.

— Почему ты решила, что меня привлечет эта ледяная статуя?

— Потому что она выбрала тебя, исходя из той же холодной логики, что и ты, отсеивая своих брачных кандидаток.

Уловив в речи Джин намек на победу, Тони нахмурился и подошел к сестре поближе.

— Но почему именно я?

— Она тоже хочет ребенка и, говоря твоим же языком, считает тебя лучшим жеребцом-производителем во всей Англии. Она уверена в твоих способностях; кроме того, эта женщина отвечает почти всем твоим требованиям.

Тони охватила ярость — это была реакция мужчины, знающего себе цену и вдруг обнаруживающего, что на него смотрят всего лишь как на самца. Как можно сочетаться браком, исходя только из соображений деторождения?!

В голове Тони возникли чудовищные видения супружеского сосуществования, и лицо его покрылось пятнами. Матримониальные мечты перестали казаться важными; теперь самое важное — как выбраться из этой ловушки.

Словно библейский змей-искуситель, Джин продолжала соблазнять Тони:

— Ко всему прочему, она богата.

Дернув себя за воротник, внезапно ставший тесным, Тони взмолился про себя о даровании ему силы устоять перед денежным искушением. Леди Хонора действительно была богата, очень богата.

— Она — ближайшая подруга королевы, и она все еще… э-э… плодовитая, как молодая кобылица…

Тони вскочил со скамейки и, обогнув живую изгородь, вышел из сада. Джин последовала за братом, стараясь подстроиться под его размашистый шаг. Когда они пересекли раскинувшуюся перед домом лужайку, Тони резко обернулся к сестре.

— Леди Хонора похоронила трех мужей и ни от одного из них не имеет детей! Это ты называешь плодовитостью?

— Первые два мужа, — ответила Джин, — были выбраны ее отцом из-за их связей, влияния и богатства; он совсем не принимал во внимание их врожденную немощь. Эти мужья не смогли подарить ей детей и отдали Богу душу, когда Хоноре еще не было и двадцати. Третий раз она вышла замуж по любви, и этот муж был способен дать ей все, что только может хотеть женщина от мужчины. Она имела от него ребенка и, возможно, смогла бы рожать и еще, но в конце концов он начал спать с женщинами со всей округи и только издевался над ней, когда она пыталась обуздать его.

Тони очень часто доводилось слышать это сравнение с лошадьми, поэтому он спросил:

— Джин, а что, все женщины думают о мужчинах как о жеребцах?

— Нет, некоторых сравнивают с меринами, — усмехнулась Джин, — но только не тебя, Тони. И, пожалуйста, перестань грызть удила, словно холодная рука злого рока уже стучит тебе в спину.

Джин была права: по спине Тони пробежала дрожь. К его возмущению и ярости теперь примешивалось вполне реальное чувство, словно он отправляется на верную погибель: принимая какое-нибудь важное решение, леди Хонора никогда не шутила.

— Я не женюсь на ней, — твердо сказал Тони. — Безусловно, я высоко ценю леди Хонору Ховард, но и подумать не могу о физической близости с ней.

Явно не убежденная этим доводом, Джин рассмеялась.

— Вот ей и объясни это сам.

— Джин, моя дорогая сестра! — Тони обнял ее. — Я всего лишь застенчивый мужчина, вдобавок у меня плохо подвешен язык. Я уверен, что ты…

— Нет, я больше не буду разговаривать с ней об этом.

— … найдешь способ пощадить ее чувства.

— Ее чувства сможет успокоить только скаковой жеребец! — Джин усмехнулась, видя его гнев. — Кроме того, я всю жизнь знаю леди Хонору и никогда не могла ее ни в чем переубедить. Ты обречен, Тони, понимаешь, обречен, и я не могу сказать, что чувствую себя от этого несчастной. Леди Хонора составит превосходную партию любому мужчине, а тебе в особенности. Ты больше никогда не услышишь ни слова о своей незаконнорожденности: никто не осмелится бросить вызов Хоноре.