5.

Нo было ли так на самом деле?

Лорд Боузи ткнул Тони под колено, и тот рухнул на скамью.

Неужели он на самом деле целовался с мужчиной?

Тони очень хотелось выскочить на сцену и, плюнув на все, дать этому парню в юбке такого пинка, чтобы он хромал всю следующую неделю. Но что-то удержало Тони. Какая-то мелочь. Нечто такое, что послужило бы ключом к разгадке…

Он взглянул на актера в женском платье, продолжающего декламировать свою роль, но, не в силах выносить это зрелище, снова уставился в землю. Потом, опустив плечи, свесил руки между колен и сложил ладони чашечкой. Чашечкой в форме женской груди. Чашечкой в форме… Тони снова взглянул на сцену… В форме ее груди.

Ее груди! На сцене был не мужчина!

Это была женщина.

Женщина!

— Почему вы хватаетесь за грудь и вздыхаете? — прошептала леди Хонора.

Тони, храбро сражавшийся в армии Ее Величества, а затем уже несколько лет командовавший гвардией, был убежден, что приобрел некоторый жизненный опыт и потому мог отличить волосатую мужскую грудь от нежной женской. И, черт побери, какое это было приятное отличие!

Леди Хонора ткнула его веером в бок.

— Чему вы так глупо ухмыляетесь? .

Проклятье, выходило так, что это была женщина, играющая в жизни роль мужчины, чтобы играть на сцене женщину! Тони сощурился, разглядывая актеров, боясь запутаться окончательно.

— А теперь почему вы нахмурились? — снова ткнула его в бок леди Хонора.

Нет, девушке одной не удалось бы так долго разыгрывать этот маскарад. Среди актеров кто-то должен знать ее секрет, но кто? Этот молодой щеголь-самец? Или тот старый негодяй? Путается она со всей труппой или же тайная любовница одного какого-нибудь счастливчика?

Леди Хонора ущипнула Тони за руку так, что тот наконец очнулся.

— Что вы там бормочете? Это же вульгарно!

Ее отец небогат — это очевидно, приданого у нее нет; она не так молода, как ему показалось, и, разумеется, не может быть девственницей… Даже если она доказала, что может зажечь его, как никакая другая женщина, даже если очаровала его своим безупречным телом, он не мог взять ее в жены. Не мог иметь от нее детей. Не мог с ней есть, спать и разговаривать, потому что, женившись на комедиантке, он выставит себя на всеобщее посмешище. Все его надежды на создание собственной династии обратятся в дым. Королева выбросит его, как использованный носовой платок! Двор будет воротить от него нос и говорить: «Вот в нем и заговорила нечистая кровь!» Старая история о его незаконнорожденности, принесшая ему столько страданий, снова всплывет наружу. Его станут жалеть, а, Бог свидетель, как же унизительна для него жалость!

— Вы кажетесь совершенно больным. — Леди Хонора положила руку ему на затылок и сжала крепкими пальцами. — Нагните голову как можно ниже, до самых колен, иначе вы упадете в обморок.

Тони взглянул на леди Хонору, ближайшую подругу своей сестры, женщину, которая могла купить ему право на династию, и содрогнулся. Взглянул на женщину на сцене. Он даже не знал ее имени!

— Вы весь горите. Вы больны? — Леди Хонора убрала руку с затылка Тони и отодвинулась от него.

Всю жизнь испытывая вожделение, он, тем не менее, был осмотрителен и никогда не позволял физической чувственности брать верх над здравым смыслом. Тони всегда смеялся над мужчинами, которые чахли по женщине. А вот он попросту отнимет эту актерку у любого, кому бы она ни принадлежала, и оставит ее для себя. А если бы у них появились дети — тут горло у Тони сжало так, что он едва мог дышать, — им был бы уготован тот же ад, через который в юности прошел он сам. Нет, она не может принадлежать ему! И тут пронзительное чувство потери ошеломило Тони, поставив его в тупик.

— Сэр Энтони! — Леди Хонора поднялась со скамьи и расправила юбки. — Если вы еще можете управлять собой, то воспользуйтесь своим правом хозяина и прекратите спектакль.

Глядя во все глаза на сцену, Тони вдруг осознал, что видит только женщину, которая сейчас раскланивалась, держась одной рукой за какого-то старого ферта, а другой за учтиво улыбающегося хлыща, который вцепился в нее и выглядел так, словно ему было не привыкать орудовать ножом и удавкой на большой дороге.

Роузи, смущенная и подавленная, старалась незаметно вырвать свою руку из потной ладони Людовика, но он крепко сжимал ее, да и холодные пальцы сэра Дэнни тоже были тверды. Тогда она попыталась вырваться из плена пожирающего взгляда сэра Энтони, но и это ей не удалось.

Тони выглядел разъяренным. Разъяренным! Его светлые брови сошлись на переносице, раздувающиеся ноздри побелели, а пухлые губы вытянулись в тонкую ниточку. Она обязана была предупредить сэра Дэнни, рассказать ему обо всем!

Роузи снова попыталась выдернуть руку из стальной хватки Людовика, продолжающего до боли стискивать ее пальцы. Взглянув на него, Роузи поняла, что Людовик, улыбаясь, рассматривает Тони точно так же, как тот рассматривал ее. В одно мгновение Тони поднялся со своего места и, расправив плечи, положил руку на висящий на поясе нож. Ухмыльнувшись, Людовик скопировал его угрожающую позу с величайшей точностью. Похоже, ему это мастерски удалось, потому что в зрительном зале пробежала волна смеха, и, воспользовавшись этим моментом, Роузи наконец-то удалось освободить руку. Людовик что-то прошипел и снова повернулся к Роузи, но она, опершись о локоть сэра Дэнни, уже спрыгивала со сцены. Людовик спрыгнул следом. Актеры скрылись за кулисами. Никогда еще Роуэи не чувствовала себя так скверно. Более чем скверно. Она поспешила за сэром Дэнни, который шел по направлению к дому. Щека сэра Дэнни подергивалась, он дважды пытался выговорить хоть слово и наконец прохрипел:

— Что случилось?

— Я просто немного испугалась. — Обвиняющий взгляд Тони продолжал стоять у Роузи перед глазами.

— Но почему?

— Не знаю… — Роузи все прекрасно знала, но ей не хотелось вдаваться в объяснения. Сэр Дэнни обвинял ее в том, что она боится чувств, и это было действительно так. Она боялась, что если даст им волю, даже на сцене, то они полностью завладеют ею. И сам сэр Дэнни внимательно следил за Роузи с того самого момента, как их повозки пересекли границу поместья Райклифа, словно ожидал от нее внезапной вспышки.

Какое неведомое внутреннее знание подсказало ему, что душевное возбуждение, закипающее в Роузи, готово вот-вот выплеснуться наружу? Даже потрясение от первого поцелуя бледнело перед ее реакцией на это поместье, на этот дом, на это место.

— От поместья Одиси меня бросает в дрожь, — призналась Роузи, не дожидаясь вопроса сэра Дэнни.

— От Одиси? — Сэр Дэнни остановился и посмотрел вокруг. — Но здесь же так красиво!

Роузи неохотно тоже покрутила головой. Летняя трава уже пожухла, и осенние краски захватывали дом в свой золотисто-зеленый водоворот. Дубы, еще не до конца потерявшие листву, отбрасывали беспорядочные тени и напоминали об ушедшем лете; с одной стороны дома росла живая изгородь, обозначающая границу сада.

Весенний день, блюда расставлены на скатерти, улыбающийся мужчина с низким, грудным голосом… Чесночный соус, примятая трава и заросли сирени… Она пытается вскарабкаться на дерево, опираясь на чью-то заботливую руку… Ладони ощущают шершавую кору…

— Лови меня, папочка! Поймай меня, когда я прыгну!

— В каких облаках ты витаешь, Роузи? — Голос сэра Дэнни вернул ее в действительность.

— Я здесь. — Сердце Роузи бешено колотилось. — По-моему, это место меня угнетает из-за нашей затеи шантажировать сэра Энтони Райклифа. А может быть, просто дурное предчувствие.

— Что-то я никогда не замечал за тобой такого раньше. — Голос сэра Дэнни был так же холоден, как обдувавший их осенний ветер.

— Это место кажется мне знакомым.

— Знакомым? — Сэр Дэнни заметно оттаял.

— Как будто я была здесь когда-то. — Роузи попыталась улыбнуться, но вместо этого снова посмотрела на дом, словно гармония стекла и камня тянула ее к себе с непреодолимой силой. — Но мы ведь никогда здесь не были, правда?

— Конечно, нет. Как тогда могла бы осуществиться наша затея, если бы мы здесь уже побывали?

Роузи все еще была оглушена неожиданным чувством близости этого дома, этого сада и своим разыгравшимся воображением.

— Наша затея представляется мне не такой уж хорошей идеей. С Тони… С сэром Энтони шутки плохи!

Сэр Дэнни отскочил от Роузи на несколько шагов и пристально посмотрел на нее, словно художник на полотно.

— Сэр Энтони? — Грубый голос прервал это критическое рассматривание. — Наш Розенкранц внушил благоговение сэру Энтони. Вам так не кажется, сэр Дэнни?

Роузи оглянулась и увидела стоящего позади нее Людовика.

— А почему вы не спрашиваете у нашего Розенкранца, почему этот сэр Энтони заслужил такого почтения?

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Роузи.

— Он же целовал тебя. — Это уже было обвинение.

— Целовал тебя?! — Косматые брови сэра Дэнни сошлись на переносице. — Кто… он?

— Наш красавчик-хозяин. — Людовик презрительно сплюнул. — Я сам это видел. Он целовал прекрасного Розенкранца.

— Он целовал его так, как мужчина целует женщину? — спросил сэр Дэнни.

— Несомненно, — подтвердил Людовик.

— Розенкранц, это правда?

Роузи похолодела. Она не хотела рассказывать обо всем ни сэру Дэнни, ни кому бы то ни было еще. То ли боязнь стать объектом насмешек или быть обвиненной в распущенности, а может быть, просто девичья гордость не давали ей признаться.

— Сэр Райклиф меня с кем-то перепутал.

— С кем-то, кого он имел право целовать? Тогда я смущен и просто сбит с толку. — Сэр Дэнни выглядел не только смущенным, — и даже Роузи это заметила, — но и весьма довольным.

— Что же тут непонятного? — усмехнулся Людовик. — Сэр Энтони Райклиф явно увидел то, о чем некоторые только догадываются.

Смущение и довольство слетели с лица сэра Дэнни, и оно приняло обычное холодно-учтивое выражение. Роузи поняла прозрачный намек Людовика и спрятала свои внезапно задрожавшие руки за спину.

— О чем это ты? — Шагнув вперед, сэр Дэнни выпрямился перед Людовиком и рядом с ним оказался смешным коротышкой. — Говори, мошенник, — приказал он, — что, по-твоему, увидел сэр Энтони?

— Вы полагаете, у меня нет глаз? — сверкнул глазами Людовик.

— Нет, я полагаю, что у тебя нет мозгов!

— Умоляю вас, сэр Дэнни… — начала Роузи, но голос Дэнни становился только сильнее:

— Сэр Энтони ничего не видел! Ничего!

— Нет, видел, и я знаю, что именно.

Покраснев как рак, сэр Дэнни указал Людовику на дорогу, ведущую из поместья.

— Я приказываю тебе убираться вместе с твоими враками! Вот тебе дорога, и чтобы духу твоего не было в моей труппе! Ты нам не нужен, проваливай!

Людовик взглянул сначала на сэра Дэнни, потом на Роузи. Однако было хорошо видно, что в нем происходит отчаянная внутренняя борьба. Молниеносным движением он оторвал сэра Дэнни от земли. Роузи схватила Людовика за руку, но ни ее хватка, ни пинки сэра Дэнни не смогли даже покачнуть разъяренного великана.

— Немедленно отпустите меня, сэр! — потребовал сэр Дэнни, в то время как Людовик тряс его, словно охотничий терьер крысу.

— Отпусти его на землю! Сейчас же! — От страха голос Роузи стал пронзительным. — Отпусти его, Людовик!

Она изо всех сил ударила его пяткой по голени, и Людовик, взвыв, как раненый волк, толкнул ее локтем в плечо. Роузи рухнула как подкошенная, рука тут же онемела, в ключице была пульсирующая боль. Людовик отбросил сэра Дэнни.

— Ты… С тобой… Я ничего не сломал? — Он встал на колени рядом с Роузи и протянул ей руку, но она, всхлипнув, отпрянула от него. Вздрогнув, Людовик замер, потом начал внимательно разглядывать свои руки, крутя их перед глазами так и сяк.

— Ты видишь кровь на моих руках?

Роузи никогда не понимала, почему Людовик всегда так болезненно относился к чистоте своих рук. И вот теперь в душе ее страх смешался с жалостью.

— Кровь? Нет, твои руки чисты.

Его рука приблизилась к щеке Роузи и почти коснулась ее.

— Ты всегда была такая недотрога. Мне это нравится. — Поднявшись на ноги, Людовик подошел к поверженному сэру Дэнни.

— Что бы я ни видел, надейтесь лучше на то, чтобы этого не видел кто-нибудь еще. В противном случае произойдет нечто ужасное. А когда это произойдет, я буду люто мстить…

Роузи посмотрела, как широкими шагами Людовик уходит прочь, как влезает в крытую повозку… Потом перевела взгляд на сэра Дэнни, который, отряхиваясь от пыли, проворчал:

— Отлично! Я преподал ему хороший урок — теперь он не будет вести себя так нагло!

Однако Роузи заметила, что сэр Дэнни никак не может встать, и подумала, что его колени, похоже, дрожат от страха еще сильнее, чем ее. Согнув руку, Роузи принялась растирать ушибленное плечо, пока наконец к нему не вернулась чувствительность.

— Он знает, — коротко сказала она.

— Боюсь, что так, — ответил сэр Дэнни.

— Просто чудо, что никто еще этого не заметил.

— Никаких чудес! Я всегда готовил хороших актеров и помогал им выбраться из провинциальных балаганов на лондонскую сцену. Мы могли бы иметь гораздо больший успех, если бы я не спроваживал их еще до того, как у них могли бы возникнуть какие-нибудь подозрения. Всех спровадил, кроме Людовика. — Сэр Дэнни погладил Роузи по ушибленному плечу. — У тебя появится отвратительный синяк… Вот он и послужит нам оправданием, почему ты не сможешь выходить на сцену.

— Что?! Почему?

— А разве не правда то, что сказал Людовик? Ты выглядела слишком виноватой, и потому я полагаю, что сэр Райклиф действительно целовал тебя.

Роузи открыла рот, чтобы возразить, но, осознав, насколько нелепо будет отрицать очевидное, поперхнулась и зашлась в сухом кашле.

— Тебе понравилось?

— Что?

— Целоваться.

— Он принял меня за благородную девушку.

— А потом увидел тебя на сцене. — Сэр Дэнни задумчиво кивнул. — Тогда неудивительно, что он вскочил злой как черт. Он подумал, что целовал мальчика!

Роузи пронзило воспоминание о горячей руке Тони, поглаживающей ее грудь.

— Он может узнать о нашем маскараде, — пробормотала она. — Нет, он знает! Мы должны немедленно уехать отсюда!

— Это еще почему?

Вопрос сэра Дэнни ошеломил Роузи.

— Что значит — почему? Потому что он знает, что я женщина. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь знал про это? Что мы нарушили законы и традиции старой доброй Англии? Если кто-нибудь еще пронюхает об этом, нас схватят, измажут в дерьме и протащат в таком виде по улицам.

Сэр Дэнни огляделся вокруг.

— Не вижу здесь ни одной улицы…

— Ни одной… — у Роузи не хватило слов.

— Для исполнения женских ролей у нас есть юный Алейн Брюэр.

— Но я сама хочу их играть!

Сэр Дэнни похлопал ее по руке.

— Я берегу тебя для более крупной, настоящей роли. Роли пропавшего наследника.

— Но наследником был мальчик, разве нет?

Сэр Дэнни пригладил свои пышные усы и задумчиво взглянул на Роузи.

— Что — разве нет?

— Разве наследником был не мальчик? — настойчиво переспросила Роузи.

— С этого времени ты будешь носить только мужскую одежду.

— Но Тони знает! — воскликнула Роузи.

Сэр Дэнни воздержался от замечания насчет Тони.

— Все, что я от тебя хочу, — это чтобы ты великолепно сыграла свою роль наследника.

— Но он трогал мою грудь!

— Ерунда! — махнул рукой сэр Дэнни. — Не такая уж она большая, эта твоя грудь! Была бы это грудь Крошки Мэри, у него бы и двух рук не хватило. — Сэр Дэнни хихикнул, но, увидев сосредоточенный взгляд Роузи, торопливо продолжил: — Все должны считать тебя молодым человеком. Выставляй себя напоказ перед сэром Энтони! Стань его лучшим другом! Выведай его тайны! Ходи с важным видом, хвастайся, ухаживай за женщинами…

— Сэр Дэнни! Вы сошли с ума! — на повышенных тонах заявила Роузи.

Сэр Дэнни сладко заулыбался — такая улыбка была припасена у него только для Роузи.

— Послушай, я когда-нибудь подводил тебя словом или делом?

— Никогда!

— Я когда-нибудь просил тебя сделать что-нибудь лично для меня?

— Нет, — чуть помедлив, ответила Роузи.

— Тогда доверься мне, делай то, о чем я тебя прошу. Эдуард Беллот, лорд Сэдлер и его наследник исчезли много лет назад. Это поместье получил Райклиф, но он всего лишь внебрачный сын знатного лорда и ничуть не важнее, чем мы с тобой. Почему бы ему не поделиться своим богатством?

Роузи покачала головой. Она еще никогда не слышала, чтобы сэр Дэнни говорил так безрассудно. Прививая Роузи чувство добра и милосердия, приучал делиться последним куском хлеба с голодным ребенком, воспитывая в ней честность, был честным сам. И он достиг своей цели. Поэтому теперь девушка находилась в полном смятении.

— Но объявить Райклифу, что я — наследник Сэдлера, и требовать компенсации за отказ от предъявления прав на собственность!

— А что? По-моему, это совсем не глупый план. Ты как раз в том возрасте, чтобы быть наследником.

— Сэр Энтони не производит впечатление человека, готового выложить деньги по первому безосновательному заявлению. Кроме того, он знает, что я женщина, а не мальчик, исчезнувший когда-то.

— Райклиф сделает то, что ему будет сказано. Я навел о нем справки — он костьми ляжет, лишь бы сохранить за собой это поместье. — Разочарование Роузи в сэре Дэнни было столь явным, что лицо у него пошло красными пятнами. — Ты думаешь, в моем характере произошли разительные перемены? Если со мной что-то и произошло, то это вызвано только тем, что старый актер хочет под старость лет свить себе гнездо, а не закончить свою жизнь на улице.

— Ничего подобного с вами не может случиться, — горячо возразила Роузи. — Вы — сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр, величайший актер всех времен!

Сэр Дэнни вскинул голову.

— Да, это правда. И эта роль будет моей величайшей ролью! — Он поднялся с земли и отряхнул штаны. — Итак, ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?

Роузи с несчастным видом покорно кивнула.

— Вот и умница, — сказал сэр Дэнни и быстро ушел.

Если бы сэр Энтони знал правду, подумала между тем Роузи, она бы выпуталась из этой ситуации, в которой сэр Дэнни проявил удивительную беспечность. Но неужели она на самом деле такая плоская?

Роузи украдкой взглянула на свою грудь. Она не была похожа на те мужские груди, которые ей доводилось видеть, но, с другой стороны, не очень-то много Роузи их и видела. В этом ветхом театральном мирке сэр Дэнни сделал все так, чтобы Роузи оставалась от него в стороне. Именно поэтому она проводила большую часть в одиночестве в их фургоне, в то время как остальные актеры проводили свободные вечера в обществе бутылок и разбитных молодых крестьянок. Это вынужденное заточение злило Роузи, но жизнь с сэром Дэнни не давала скучать слишком долго: опасностей и приключений в ней было столько, что не приснится даже во сне.

Конечно, именно поэтому она и ощутила мрачное предчувствие от перспективы остаться в этом месте. Ей хотелось избавиться и от Тони, и от того сладкого потайного желания, которое он пробудил в ней. Но еще больше Роузи хотелось убежать прочь из поместья Одиси, подальше от дома, который так загадочно манил ее.

Дядюшка Уилл писал в своих пьесах о таких людях, как она, о людях, находящихся на краю безумия и влачащих жалкое плебейское существование, блуждая в запутанных лабиринтах своего больного разума.

Всю жизнь она хотела играть на сцене и стать гордостью сэра Дэнни. Роузи представляла себе возбужденный шум толпы, которую она заставляет то плакать, то смеяться; она мечтала о том, как будет показывать людям их собственную душевную чистоту и бичевать безнравственность, и эта мечта всецело поглотила Роузи.

Но сейчас все это казалось не столь важным по сравнению с острой тоской по прошлому, сказочной фантазией, ворвавшейся в ее тяжелую жизнь. И необъяснимое чувство, что она знает Одиси, росло, а не уменьшалось по мере ее пребывания в поместье. Это чувство овладело ее разумом, оно волновало и пугало ее сильнее, чем выход на сцену.