— Считается, что партнеры должны знать о потенциальных рисках заранее, — говорил Санпалыч дежурно.

— Да какие партнеры, — смеялся я в ответ. — Нет у меня никого. И, может, не будет.

Я представлял лица девчонок, когда я им говорю: «У меня ВИЧ», и все мои желания отступали.

— Тогда только с проституткой, — заключил Рома, выслушав в очередной раз жалобы на мое невыносимое сексуальное томление: «Почти восемнадцать лет, а я еще…». Странно было слышать от скромника-Ромы такой совет, да и показался он мне мало осуществимым, однако засел в подкорке.

Мне всегда казалось, что использовать других людей нехорошо, даже если ты им за это платишь. К тому же от бабушки я знал, что моя мама вплоть до родов промышляла древним делом, и я смущался от мысли, что могу воспользоваться услугами ее коллеги.

Но… Прошел месяц, как умерла бабушка. Из ее «гробовых» оставалось пять тысяч. И вот я листаю фотки в специализированной группе «ВКонтакте». Я выбрал шатенку «Сару» двадцати пяти лет. На лице у нее глубокие кратеры, тщательно подмазанные тональником. Я люблю женщин с несовершенной кожей. Среди прочих они кажутся мне наиболее настоящими.

— Боже мой! — воскликнула Сара, пересчитывая купюры. — Ну, если уж с тобой, мальчик, никто бесплатно не хочет, ну тогда я не знаю…

— У меня ВИЧ.

— Да не гони!

— Это правда.

— Ну и ладно. ВИЧ и ВИЧ. Я знаешь скольких таких знаю. Люди как люди.

— А ты толерантна.

— Что?

— Да ничего.

— Ты еще и умный, — сказала она, как-то по-матерински потрепав меня по щеке.

И вот после этого жеста я совершенно не мог представить себя вместе с ней в постели и решил, что не буду заниматься сексом.

Сара начала было раздеваться, но тут у нее зазвонил телефон. Она хотела нажать на «отбой», но я быстро сообразил:

— Да ладно, ответь, — на экране высветилось слово «мама».

— Соска на микроволновке, мам. Ну посмотри внимательнее. Да куплю я смесь. И продуктов куплю. Да, привезут. У нас всех кассиров развозят. Ну ладно, мам, я работаю.

Она была похожа на лошадь, в которую влили ведро крепкого кофе и заставляют возить туристов на площади. Поговорила — и опять напускная веселость на лице.

Я перехватил ее руку, устремившуюся к моему ремню.

— То есть я хочу секса, а ты хочешь заработать ребенку на смеси, так?

— Ну, так, — она пожала плечами. — Сейчас кризис. Раньше мне хватало не только на покушать. А теперь мало клиентов стало — ну, в сравнении с тем, что два года назад было. Так еще и родила. Ему то одно, то другое надо. Кошмар. Ну че, начнем? Скоро за мной приедут.

— Ты знаешь, я передумал, — сказал я. — Иди. Я… не хочу…

— Почему? — удивилась она.

— Ты мне не нравишься, — не нашел ничего лучше, чем в очередной раз соврать.

— А ты мне понравился, прикинь? Молодой, красивый. Не нахал. Ну не хочешь, как хочешь. Слушай, а можно я полежу? Устала, как сволочь.

Она отвернулась к стене и закрыла глаза.

…А когда она уходила, я решил, что драматургия ситуации вполне позволяет ее поцеловать. К тому же я хотел проверить, правда ли, что у проституток действует правило «только не в губы». На поцелуй она ответила с готовностью и почти с жадностью. Наверное действительно понравился. Или ей надо было хоть как-то отработать пять тысяч?

— Ну все, мне пора. Я бы осталась, но…

— Работа ждет?

— Ага.

— Сара! — что-то торкает внутри и я кричу ей: — Сдай на ВИЧ.

— Но у нас же ничего не было.

— Давно у тебя эти штучки на коже? Похоже на контагиозного моллюска.

— На что похоже?.. — переспросила она.

— Проблемы с кожей, говорю, давно у тебя? Такое иногда бывает при ВИЧ.

Она озабоченно поскребла щеку.

— Хорошо, сдам — ответила она. — Хотя даже если и ВИЧ, это не самое страшное. Чего со мной только не было. Я уверена, что самое ужасное в моей жизни уже позади. Дагестанский мальчишник. Я потом не верила, что осталась жива. Клиент-шизофреник не выпускал меня из квартиры несколько дней — три пальца мне, помню, сломал… Еще был бордель в Турции, ой, не буду продолжать. А ВИЧ, что ВИЧ? Есть ведь лекарства какие-то? Ну и прекрасно.

«Ушла. Слава богу», — подумал я, вновь оставшись один.

А ведь мне могло бы быть с ней хорошо. Но я с детства не научен радоваться жизни. Это надо уметь. Я, видимо, не способен.

* * *

На следующий день после того происшествия в антикафе я позвонил Арине.

— Ой, привет, — удивилась она. — Я правда почти не помню вчерашнего, но мама говорит, что я должна считать тебя своим ангелом-хранителем. Может, ты меня еще раз выручишь? Я в этом сраном антикафе флейту забыла. Ну как забыла… Я же этой идиотке пару раз дала флейтой по ее немытой башке, и потом она куда-то делась. А флейта — самое дорогое, что у меня есть. Давай сходим туда, ты заберешь ее. А то мне стыдно заходить одной.

— Хорошо, — согласился я.

Я чертовски волновался. Еще раз выбрил голову, хотя что там могло отрасти за сутки. Подправил бородку. Полчаса симметрично закатывал штаны.

Это было не то чтобы свидание, но волновался я так, будто мне придется сегодня делать ей предложение. Что я за человек такой? Может, я эту Арину больше и не увижу никогда.

Протягиваю ей застывшую в никеле утонченность и гармонию — ее флейту:

— Если бы я не знал, ни за что бы не подумал, что ты играешь на флейте.

— Я хорошо играю! Это лучший инструмент в мире! Хочешь послушать?

Сыграла. Я похвалил:

— Молодец.

Хотя мелодия меня ничуть не тронула. Я к музыке, как и к еще тысяче вещей, равнодушен.

— Знаешь, почему я подралась с той сукой?! Мы с ней договорились играть вместе. Моя флейта, ее вокал. Репетировали, выступили на прошлой неделе. Выступление классное получилось. Я, дура, радовалась, обнимаю ее, говорю, вот как здорово, Дианка, вышло! Я думала, ей тоже понравилось вместе работать. И что в итоге? Я приезжаю на выступление в антикафе, а она заявляет — я передумала насчет флейты, извини. Тварь жирная. Она просто не захотела делить со мной успех. Сволочь! Поэтому я на концерте хорошенько напилась, а потом решила показать ей, где раки зимуют. Знаешь, как мне перед моими друзьями было стыдно? Я же пригласила их на выступление. Не, ну скажи, в чем я не права?

— Ты абсолютно права, — успокоил я ее. — А теперь плюнь и разотри.

Я смотрел в ее глаза. В них — надлом и досада от житейской неудачи, мини-предательства. Ее искреннее отношение к жизни меня очень тронуло. Я не знал, что это такое — вся эта невротичность, горячка чувств. Уже давно ничто меня, кажется, не способно вывести из себя.

Умерла бабушка — я просто пожал плечами, сообщил об этом соседке и доверил ей все сделать самой, вручив найденные в шкафу «гробовые». А сам ушел на неделю жить к Роме.

Так же и с Ниной. Я уже говорил, что когда я вырос, она отдалилась от меня. Помню, осознав это, я немного всплакнул. Но быстро понял: то, что я совсем один — это, во-первых, неизбежно, а во-вторых, к лучшему. Меньше привязанностей — меньше боли. Или я так себя утешал?

* * *

Мы целовались, как сумасшедшие. Это были не поцелуи, а борьба какая-то, честное слово. У меня даже заболело лицо.

Продрогли на холодной скамейке, вдобавок начался дождь.

— Пойдем к тебе домой! — неожиданно предложила Арина. — Ты же один живешь?

— Один, и именно поэтому я неделями не мою посуду и не делаю уборку. Мне и пригласить тебя неудобно. А вообще, не в этом дело. У меня дежурство через два часа.

— Ну вот, а я так хотела с тобой переспать.

— Успеем еще, — сказал я (не верится — о боже, о чем я веду разговоры!). — Ариша, маленькая моя, я тут недавно переспал с проституткой, так она и то вела себя чуть скромнее.

Дурацкая хвастливая ложь. Идиот. Приятно это, что ли, цеплять самолюбие симпатичной девчонки? Не знаю.

— Ну и иди к своим проституткам, — надулась Арина. — Я просто говорю, что думаю. Ты мне нравишься. Может, мне еще никто не нравился так, как ты. И вообще, ты вызываешь у меня доверие. Почему мы не можем просто заняться сексом? Для этого надо полгода ходить за ручку, признаваться друг другу в любви? А так нельзя? Просто потому, что хотим?

Что же в этот момент меня так очаровало? Ее дикция. Говорит она быстро, четко, аргументы летят в меня взрывными вспышками.

— Приходи завтра вечером, — я заткнул ее поцелуем. — Я тебе адрес «ВКонтакте» скину.

* * *

Вся моя горе-семья — филологи. А вот я таланта складно излагать мысли не унаследовал. Вечно перескакиваю с одного на другое. Про морг вот все никак не соберусь рассказать.

По великому знакомству туда сначала попал Рома (его дядя — не последний врач в областной больнице), а за ним и я. Работа хлебная. Родственники наших клиентов обычно щедро доплачивали за дополнительный сервис. И никогда не торговались.

Эти сутки, правда, выдались не денежными. Привезли всего одного мужика. Никаких родственников не объявилось. Почему — красноречиво объясняла его саркома Капоши во всю задницу.

— Бедняга, — вздохнул я. — Этот гей мучительно умер.

— С чего ты взял, что он был геем?! — спросил Рома отчего-то взволнованно.

— Ну, здрасьте. Кто из нас будущий медик — я или ты? Ты на локализацию саркомы глянь. Не лечился он, судя по всему, совсем. Кахексия. Рот весь в кандидозе.