Марина повернулась к ним и увидела красивую сценку, которая снова тронула ее. Матиас, такой тучный стопроцентный европеец, баюкающий дитя и глядящий своими огромными зелеными глазами на крошечную черненькую малышку.

— Кажется, какие-то из этих слов записаны у нас в блокноте, — сказала ему Марина с порога.

Матиас с нетерпением ждал перевода на испанский:

— Добро пожаловать в жизнь, моя девчушка.

— Судя по всему, они ориентируются с помощью спутниковой системы «Джи-Пи-Эс», вмонтированной в их гипоталамус, — усмехнулась Марина, наблюдая, как африканки приближаются к ним через пустыню.

Каждое утро она размышляла: как же можно отыскать дорогу на протяжении многих километров в этом гигантском море песка, который выглядит одинаково, куда ни глянь? Мобильные клиники гуманитарной организации располагались вблизи афарских сел. Однако явились женщины дальних племен, они брели много часов и определяли путь, как утверждали сами, по предрассветным звездам и высоким барханам.

Марина смотрела, как они приближаются к ней, с младенцами на спинах, а рядом семенят детишки двух-восьми лет. Афарские женщины стройны, обладают врожденной грацией и умеют красиво укрывать свои худощавые тела широкими шарфами ярких цветов с окантовкой, контрастирующими с черным цветом их кожи. Марина подошла к ним.

– Ëndemën aderu, — поздоровалась она.

Женщины рассмеялись, услышав приветствие на кучите. Они очень наивны и весьма благодарны. Однако некоторые младенцы, вертя головками между слоями тканей, заплакали. Вероятно, впервые увидели белокожую женщину. Никто из эфиопок не спросил о беременной, и Марине, жестикулируя и используя простейшие английские слова, пришлось объяснить им случившееся ночью.

— Кто она, вы ее знаете? Знакомы с ней? — выспрашивала она.

Нет, они ничего не знали о девушке. Ни одна женщина из деревни, где они жили, не исчезла. И все же Марина попросила их пройти за бетонный дом, где Матиас оставил носилки с трупом, накрытым зеленой простыней. Может, они хотя бы видели ее когда-то. Прежде чем оказать помощь этим женщинам и множеству пациентов в течение дня, Марине требовалось перекусить, принять душ и, в первую очередь, попить воды.

Она вошла в дом. Самала приготовила «ынджеру», эфиопский хлеб, которым они завтракали каждое утро. Самала входила в местный персонал, нанятый «Врачами без границ», и отвечала за уборку спален и стирку одежды, закупку продуктов и приготовление еды для волонтеров. Ее дети выросли, она овдовела пять лет назад. Жила бедно в одном из самых заброшенных районов Аддис-Абебы, где новости переходили из уст в уста, и узнала, что некоторые европейские врачи нанимают для работы местный персонал. В основном медики искали логистов, мужчин с водительскими правами и знаниями в области строительства, электриков и сантехников для создания мобильных клиник по всей стране. А она явилась, умея лишь готовить пищу и убирать в доме, чем и занималась всю жизнь. Каждый день в течение двух месяцев женщина сидела у дверей кабинета, надеясь, что когда-нибудь понадобится белокожим врачам. И вдруг в один из понедельников нанятая организацией эфиопка просто-напросто не явилась на работу. Так Самала вошла в большую семью MSF. Было это год назад. Вместе с Калебом, местным логистом, они сформировали команду, которая помогала Марине и Матиасу в реализации проекта по обеспечению питания матери и ребенка в Афарской котловине.

Марина сделала вывод, что Матиас уже объяснил Самале случившееся, поэтому не стала ее расспрашивать, а лишь тепло поприветствовала, улыбнулась и поблагодарила за завтрак. Сделала большой глоток воды и пошла в свою спальню.

Душем называлась тончайшая струйка воды, которая сочилась не более двух минут. Но эти минуты давали такое наслаждение, что иногда Марина отсчитывала про себя сто двадцать секунд, чтобы не думать ни о чем, кроме как об этом скудном сокровище пустыни, которое разливалось по ее телу. Однако ум устроен так странно, что, к ее сильному огорчению, она вспомнила о рейсе LH2039 авиакомпании «Люфтганза», который должен за три дня доставить Марину из Аддис-Абебы обратно «домой».

В клинике эфиопские женщины и их дети ждали приема врачей, сидя на полу и прислонившись к стене. Они толковали о случившемся и сопровождали друг друга к носилкам, где покоилась мертвая молодая женщина. Опознать тело пришли более шестидесяти эфиопок. Но никто не знал, кто она такая.

К вечеру запах смерти стал невыносимым.

Из окна кухни, во время кормления младенца, Марина увидела, как Калеб уложил неподвижное тело покойницы на заднее сиденье джипа, принадлежащего гуманитарной организации. Логист закрыл дверцу, включил двигатель и уехал в пустыню. Он выкопает яму в нескольких километрах отсюда и поместит в нее тело, повернув в сторону Мекки. Засыплет могилу, набросает сверху небольшую кучу камней, как того требует обряд афаров, и помолится Аллаху.

Поднятая джипом пыль быстро рассеялась, и столь незначительный факт взволновал Марину. Она почувствовала, как ускорилось сердцебиение, а температура воздуха подскочила на несколько градусов. В те двенадцать часов, что труп находился в доме, крошечное существо, которое она держала на руках, принадлежало скончавшейся женщине, о чем сообщали всем явившимся в амбулаторию. А теперь, когда тело исчезло, ребенок стал ничьим. Никто о нем не позаботится. Если малышка заплачет, захочет пить или проголодается, испачкается или захочет пошевелиться, никто, кроме Марины, не поспешит ей на помощь. И Марину охватила грусть, вызванная этим вселенским одиночеством безымянной девочки на Африканском Роге. Убитую горем Марину вдруг охватило чувство вины. Она вела себя точно так же, как любой другой врач. Тем не менее ее тревожил вопрос, который она уже задавала себе в ходе других медицинских вмешательств на протяжении всей своей карьеры во «Врачах без границ».

— А разве лучшая перспектива для этого человеческого существа — жизнь?

Она воображала себя гордым западным медиком, спасающим жителей нищего «третьего мира». Однако, возможно, все это — заблуждение, и лишь закон природы должен определять, кому жить, а кому умереть. И, вероятно, ребенок, которого она баюкала, должен был обнимать свою упокоенную мать под землей.

Марина провела рукой по лбу в попытке изгнать эту мысль из головы.

— Странно, что за малышкой никто не пришел. Похоже, она нежеланный ребенок, плод изнасилования, — изрек Калеб.

Для Марины и Матиаса такое предположение стало неожиданным и вызвало беспокойство.

— Я могу отвезти ее в приют в Аддис-Абебе, — предложил Калеб.

— Подождем еще несколько дней, может, кто-нибудь за ней все-таки придет, — ответила Марина. — А если она никому не нужна, то перед отъездом в аэропорт оставим ее в приюте.

Ветер бился о бетонный дом, в котором спали Марина, Матиас и малышка. Она снова заплакала, как плачут новорожденные, когда очень голодны.

— Что-то явно не так. Ты думаешь, с ней все в порядке? — открыв глаза, растерянно спросил Матиас.

Девочка проснулась третий раз за ночь. Марина снова взяла ребенка на руки.

Матиас сел. В его обязанности входило принести бутылочку с соской.

— Теперь я понимаю, почему мой старший брат развелся через год после рождения сына.

— Моя племянница плакала без остановки днем и ночью, — добавила Марина. — Однажды в четыре утра, отчаявшись, мы поехали на машине, чтобы ее убаюкать.

— И она заснула? — поинтересовался Матиас.

— Да, и спала до тех пор, пока мы не припарковались и не выключили мотор.

Так прошло еще двое суток — почти без сна: чередование ухода за сотнями женщин и детей, пришедших в клинику, с пестованием безымянной малютки, на которую никто не претендовал.

Ее старый черный рюкзак переполнен. Пять белых футболок, трое брюк цвета охры с боковыми карманами, нижнее белье, анорак, косметичка и африканская ткань с зеленой, желтой и сиреневой каймой, которую она купила вместе с Матиасом в Конго, служившая Марине покрывалом для кровати, где бы она ни оказалась. Она открыла несессер фирмы «Молескин», положила авиабилет, паспорт и сунула в боковой карман рюкзака. Из шкафа достала отцовский стетоскоп, с которым объездила более тридцати стран, где работала по своей профессии. Всегда один и тот же, другого она не желала. Не было особого смысла везти его на Майорку, потому что она должна вернуться менее чем через неделю, но без этого старого стетоскопа Марина никуда не ездила. Осторожно свернув его гибкую трубку, сунула сей амулет в рюкзак и закрыла его.

Малютка лежала на кровати и, хотя от роду ей было всего два дня, следила своими крохотными глазками за движениями Марины. Пахло «ынджерой». Марина подошла к двери, чтобы забрать свой завтрак. Ребенок что-то произнес. Марина обернулась и несколько мгновений смотрела на девочку. Та снова что-то пробормотала. Марина улыбнулась, поняв, что она зовет ее, и приблизилась. Заметила, что младенец уже узнает ее. Они провели вместе три дня. Ребенок прислушивался к голосам взрослых, их смеху, ежедневному обмену мнениями. Марина присела рядом и взяла девочку за руку. Малышка сомкнула кулачок вокруг ее указательного пальца и пробормотала, как будто хотела что-то сказать… Вроде «побудь здесь, со мной».