Что-то с ней неправильное происходит… Что-то не то. Не должна она была так волноваться из-за этого поцелуя! И это волнение, как и сам поцелуй, не охватывает сразу, а нарастает постепенно, нежно и незаметно. Как она сейчас будет сидеть за столом, пить вино и есть индейку! Ей же просто кусок в горло не полезет. Губы Рича… Нет! Определенно, Мик так не умеет целоваться…

Когда они с Мартой, нагруженные тремя подносами, вошли в холл, Рич расхаживал вокруг елки, снова в своем дурацком колпаке и напряженно переговаривался с кем-то по мобильному.

— …Я тебе все уже объяснил. Господи, ну какая ты непонятливая! Ждите, я скоро буду!

Марго остановилась как вкопанная. Укол ревности почувствовался настолько сильно и отчетливо, что аппетит, который и так был под сомнением, пропал совсем. Ей стало неприятно и захотелось уйти. Сначала целуется, а потом назначает свидания другой!

— Ты меня хотя бы отвезешь? — спросила она строго.

— А? — Рич прямо как утром, когда она первый раз застала его за странным разговором, суетливо оглянулся куда-то за спину. — Конечно! Сейчас только поедим…

Она с холодным любопытством разглядывала его, все так же стоя посреди холла с подносом, пока Марта разбирала и устанавливала все на столе «для своих».

Ричард был красивым мужчиной. С хвостиком из черных кудрявых волос, как у Бандераса. С крупным, но не таким тяжеловесным телом, как у Мика. Рич был легок, пружинист и точен в движениях и так же легок и меток на язык. В общем, он был почти таким мужчиной, о каком она всю жизнь мечтала. Только… Только не покидало ее назойливое ощущение, что все не так просто в этой истории и что конец приключениям еще очень далек. Ей хотелось отмахнуться, избавиться от этого ощущения, но с каждой фразой Рича оно возвращалось.

…Сэм и Марта напрасно пытались во время застолья «вытащить» разговор из странного и неловкого в обычный светский. Двое из присутствующих совершенно не вписывались в праздничную обстановку, отвечая невпопад или вообще отмалчиваясь. Наконец Марго, которая почти не притронулась к еде, встала из-за стола.

— Мне пора. Марта, спасибо, хотя у меня не было аппетита, но я вижу, что все очень вкусно и красиво. Мне пора ехать.

— Куда же ты?

— У! У-у-у! — Ричард пытался что-то сказать, но не мог, так как жевал большой кусок индейки.

— Ты хочешь сказать, чтобы я подождала тебя в машине?

— Угу!

— Хорошо. Пойду соберу вещи.

Она поднялась на второй этаж, постояла посреди номера и вдруг поняла, что ей абсолютно нечего с собой забирать, кроме дешевых мелочей, купленных вчера в соседнем магазине. А еще она поняла, что ей совершенно не хочется уходить отсюда. И этот лимонно-еловый запах, совсем как в детстве, и эти гирлянды с позолоченными шишками… Да, конечно, такие висят в каждом втором доме, но что-то в них особенно притягивало, она никак не могла ухватить мелькавшую догадку. И вдруг сейчас поняла: эти серебристые ленты ее мама точно так же оплетала вокруг хвои сложным витиеватым узором, чтобы веточки пушились, но не выпадали. Так почти никто, кроме нее, не умел. А у Рича, оказывается, тот же вкус. Впрочем, с чего она взяла, что это он заплетал гирлянды? Скорее всего — Марта.

Марго постояла, посмотрела в окно, вместе с которым встретила здесь два солнечных утра, и направилась вниз.

Ричард уже был готов. Два бокала вина, выпитых за утро, не слишком обременяли его совесть, и он вполне искренне рассчитывал на лояльность полицейских, если, конечно, таковые найдутся в их забытом краю.

— Возвращайтесь быстрее, — проговорила великодушная Марта. — У меня будет праздничный ужин. Настоящий, как дома.

Марго вздернула подбородок.

— Боюсь, что Ричард вернется уже без меня. Если вообще вернется.

— Все будет зависеть от тебя, дорогая, — сказал он голосом Санта-Клауса.

И тогда она все же протянула руку и с удовольствием сдернула с него этот колпак!

Сэм и Марта провожали их глубоким молчанием.

— Мне только вот хочется спросить, — сказала Марго, останавливаясь на пороге и сминая колпак в руке. — Марта, а кто вас научил так оплетать гирлянды? Просто это очень сложный узор, так умела делать только моя мама…

— Я, — Марта растерянно пожала плечами, — я ничего не оплетала.

— Я имею в виду гирлянды, которые висят на стенах, а еще в номерах.

— Это я оплетал, — услышала она угрюмый голос за своей спиной. — Ну так мы поедем или нет?

В глубочайшем удивлении, даже чуть округлив глаза и состроив гримасу, Марго последовала за ним в машину.

— Сейчас мотор прогреется… подождешь?

— Ау меня есть выбор?

— Ну… Ты так торопишься к своему ненаглядному Мику, хотя, мне кажется, он уже думать забыл про тебя. Сегодня праздник, грех не выпить с самого утра.

— Прекрати.

— Марго, ты можешь объяснить, что такая умненькая серьезная девочка нашла в этом дремучем необразованном медведе?.. Ну что ты молчишь?

А что ей было сказать? Она всегда верила, что ей встретится мужчина, способный оценить ее задор, жизнелюбие, живой пытливый ум и то, что принято называть харизмой… И еще ей казалось, что он и сам будет такой же весельчак и оптимист, будет уметь подмечать достоинства и недостатки и свои и чужие, уметь выражаться «не в бровь, а в глаз», потому что ей всегда нравились только мужчины острые на язык, как она сама. Ей нравились умницы, способные рассуждать о поэзии и истории, о причинах человеческих поступков и внутренних движениях своей собственной души. Ей нравились мужчины, с которыми невозможно исчерпать темы для разговоров, потому что только с такими она чувствовала себя комфортно, веря в поговорку «ум покрывает любые недостатки»…

Мик был чемпионом городского округа по боксу. Он тоже умел не в бровь, а в глаз. И удары его всегда были точные и острые. Он был гениальным боксером с феноменальной памятью: знал наизусть все знаменитые матчи и мог пересказать любой и с любого момента, причем в подробностях описать каждый удар, заход и контрудар. На книжных стеллажах Мика стояла самая большая в городе коллекция видеозаписей матчей Майка Тайсона. И если бы у Марго спросили два года назад, что все это значит, она вряд ли нашла бы ответ, сияя от счастья и проглотив свой острый язык… Она никогда никому не могла объяснить, что их связывает с Миком. Но жизнь без него казалась просто невозможной.

Большой, неуклюжий, как медведь, грубоватый в своих ухаживаниях, но всегда искренний, он мог расквасить лицо кому угодно, если ему показалось, что оскорбили или недостаточно почтительно посмотрели на Марго. Но с женщинами, и, конечно же, в первую очередь с ней — был подчеркнуто вежлив и даже галантен на свой лад. Единственной и самой значительной его выходкой в ее сторону, когда он очень сильно разозлился, стал удар кулаком по столу. Это было использовано в качестве аргумента, когда Мик застал ее во дворе их общего дома, заливисто смеющейся и качающейся на качелях со своим коллегой-адвокатом, после корпоративной вечеринки. Коллега был незамедлительно отправлен домой, Мик даже помог ему побыстрее выйти в арку, железной хваткой обняв предплечье.

— Надо же помочь человеку, — бросил он Марго на ходу, — а то темно вокруг!

Что было дальше, за углом, она не видела, но коллега с тех пор стал ее сторониться, при этом всякий раз суетливо и бережно ощупывая свою нижнюю челюсть.

Сама виновница происшествия уже дома получила оригинальную выкладку правил, в которых подробнейшим образом рассказывалось, что должна делать ПОЧТИ замужняя женщина, а чего не должна. Общаться с мужчинами на расстоянии ближе метра она была не должна…

— А как же?..

— А для этого существуют такси!

Про замужество они говорили постоянно, но при этом никто не двигался с места в сторону осуществления этих планов. А с тех пор, как Мик не прижился в последней сборной, он стал настолько часто пить, что со временем его перестали приглашать на матчи. У них резко убавилось денег, на такси стало ездить сложно, но об этом уже никто не вспоминал. Мик с утра старался найти повод разбавить свое состояние стаканчиком-другим вина, и к вечеру, а иногда и к обеду уже бывал совершенно неадекватен. К врачам он обращаться категорически не хотел. Его мама обвиняла во всем Марго и отказалась помогать «вытаскивать» сына:

— Сама эту кашу заварила — сама и расхлебывай!

В общем, последние полгода Мик целиком и полностью перешел на содержание своей ПОЧТИ замужней женщины. Сначала его это сильно обижало, а потом — он перестал замечать, что даже пьет на деньги Марго. Папа Марго предлагал помощь, но Мик вдруг протрезвел и в грубой форме отказался: «Я же мужчина! За кого вы меня принимаете?!». Впрочем, с папой у нее и так были особые отношения…

Снимать жилье стало накладно, и они «временно» переехали к маме Мика, потому что у нее была большая квартира, а жила она в основном в Монреале. Ее ежемесячные кратковременные визиты выбивали Марго из колеи так, как не мог выбить даже самый длинный и отвязный запой ее ненаглядного… Накануне Рождества Мик поклялся, что бросит пить, они тут же поженятся и заведут детей, как она давно мечтает. Марго посмотрела на него недоуменно: где он наслушался подобной чепухи? Семья и дети никак не входили в ее планы до тридцати лет, и она часто ему об этом говорила. Стало ясно: он общается с другими женщинами.

— Сегодня я брошу пить! — клялся он утром, а вечером «надирался вдребезги».

Что это конец, она поняла несколько дней назад. Мик очень трезвый пришел вечером, обстоятельно рассказал, как он жил последний год, отчего пил и что собирается делать дальше. Потом они созвонились с Джонни, и он заявил, что обязательно приедет отметить Рождество на воздухе.

— Мы будем гулять среди елок, играть в снежки, Марго. Это проклятый город соблазняет меня на выпивку…

А на следующий день, накануне отъезда, он напился на чьей-то корпоративной вечеринке так, что всю ночь путал Марго с некой француженкой по имени Люсиль. С Люсиль он общался, сидя перед зеркалом.

— Я решил отметить окончание своего пьянства, — сказал он и дико захохотал…

Но все-таки это был Мик. Родной, веселый медведь. И весь адвокатский здравый смысл, взятый вместе с беспощадной логикой, был абсолютно бессилен: Марго никак не могла решиться на разрыв. И если раньше этот медведь относился к ней снисходительно, по-своему чувствуя превосходство, то теперь они поменялись ролями. Незаслуженно брошенный в беде родной матерью, в лице Марго он обрел новую маму, которая возилась с ним, вопреки всему…

Марго и Рич подъехали ко вчерашнему повороту.

— Давай еще раз попробуем пройти здесь, по-моему, открытых домов прибавилось. А потом — на следующее шоссе. Если здесь — ничего, мы уже точно будем знать, что ехать надо туда.

— Давай… Подожди… — Марго вышла из машины, чтобы постоять, задержать течение времени, словно перед чем-то важным, решительно меняющим ее судьбу.

Рич вышел и встал рядом. Неяркое солнце светило сквозь тонкую пелену облаков, снег поблескивал, переливаясь всеми цветами радуги. В воздухе был полный штиль.

— Красота!

— Да. У вас тут здорово, как в моих любимых сказках.

— Ты тоже любила слушать про лес?

— Ага. А еще про волшебных фей. А «Снежную королеву» я почему-то терпеть не могла!

Рич отступил на шаг:

— Смотри-ка! У нас и в этом вкусы сходятся! А еще я любил истории про индейцев.

— Ты обещал мне «как-нибудь потом» рассказать, откуда взялось название вашего мотеля. Так что давай. Откладывать больше некуда.

— Как-нибудь потом.

— Ладно, не хочешь — не надо!

— А вот это, я считаю, действительно, откладывать больше некуда! — Он развернулся к ней, обнял и, путаясь пальцами в длинных волосах, рассыпавшихся из-под упавшего с головы капюшона, поцеловал ее сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью. И прежде, чем Марго успела что-либо понять, по нервам ее пробежал, теряясь где-то в глубинах позвоночника, такой сильный огонь, что она беспомощно обмякла в руках Рича и слабенько застонала.

— Марго. Мы сейчас можем разойтись навсегда.

— Ну и что…

— Марго! Я не хочу тебя отпускать.

Сознание постепенно возвращалось к ней. Они все еще обнимали друг друга.

— А вот сейчас я скажу, что нам не следовало этого делать! — Она пыталась придать лицу строгое выражение.

— Но ведь нам обоим снова понравилось!

— В любом из этих домиков может находиться Мик.

— Он меня убьет?

— Нет, просто это — некрасиво по отношению к нему.

— Тогда прости. Больше этого не повторится. — Он отпустил ее и отвернулся.

Но она уже поняла, что «некрасиво» тут больше не играет роли. Все изменилось. Марго смотрела, как первый легкий ветерок начал сдувать верхний слой снега. Странно устроена жизнь. Она никогда не была легкомысленной девушкой, а теперь ей достаточно двух поцелуев, чтобы засомневаться: а хочет ли она к Мику? Что Мик жив и ничего с ним не случилось, она очень ясно почувствовала именно сейчас. Скорее всего, он где-то рядом. Может, пьет.

Нет-нет, с Ричардом лучше расстаться сразу. Потом — будет сложнее… Потому что есть в этом незнакомом человеке нечто такое, что она давно искала. Может быть — та же легкость в общении, что и у нее, как будто они продолжают друг друга.

Он отошел, разводя руки, словно хотел за что-то извиниться. А Марго, как и после первого поцелуя, смотрела на него и ждала.

— Да будь что будет! — Он с силой ударил по капоту. — Даже если мы больше никогда не увидимся, запомни: ты — первая, кого мне так сильно не хочется от себя отпускать.

— Неужели?

— Да. За все свои тридцать два с хвостиком я не встретил пока никого, с кем бы мне было так свободно и легко. Словно мы продолжаем друг друга.

Она вздрогнула и вскинула на него хмурый сосредоточенный взгляд. Возможность прочтения мыслей полностью исключается. Что же тогда это? Она поежилась, обняв себя руками за плечи.

— Тебе холодно?

— Вообще-то начинается метель! — едва успела сказать Марго, как налетел сильный ветер и в клочья разметал небольшой сугроб около забора. Они залезли в машину, и тотчас на улице началось очередное светопреставление.

— У нас в Аризоне часто бывали такие милые ураганчики с женскими именами…

— Торнадо!

— Да. И то, что сейчас происходит за окном, очень на это похоже. Смотри — настоящая воронка!.. Ну, мы едем?

Ричард вздохнул и, взявшись за руль, сказал, словно решаясь на преступление:

— Едем!

Едва первые домики остались позади машины, снежный шквал налетел снова. На их глазах кусок изгороди, только что заметенный в широкий сугроб, буквально за какие-то две минуты оказался совершенно голым, зато новый сугроб вырос прямо рядом с машиной. Было такое ощущение, что гигантские невидимые тролли играют в снежки, зачерпывая охапки снега, величиной с крыльцо дома.

— Мне страшно выходить на улицу, — медленно проговорила Марго.

— Ты можешь вообще не выходить, я сам буду спрашивать. Мне кажется, что в этой истории я уже знаю действующих лиц гораздо больше и лучше, чем ты.

— Хорошо… — Она неодобрительно проследила за его взглядом на часы. — Почему ты все время смотришь на циферблат? Ты что — мину заложил и ждешь, когда стрелки сойдутся?

— Что-то вроде того. Я… видишь ли, я засекаю, через сколько минут случаются такие вот шквальные «приступы».

— Доктор, но вы начали смотреть на часы, когда приступов и в помине не было. Еще на трассе… Ты опаздываешь на свидание?

— С кем? — Рич пристально вглядывался ей в глаза. — А, да. Опаздываю. Но ничего, меня подождут. Дама моего сердца — очень терпеливая.

Марго повернулась к нему затылком и обиженно поджала губы. Удивительно, но при всей ее нелюбви к тривиальным выражениям чувств, именно с мужчинами она иногда вела себя, как ребенок. Даже Мик «видел насквозь» все ее помыслы, когда она иной раз давала волю своему мексиканскому темпераменту.

— Обиделась?

— О чем ты!

— Господи, неужели мне так повезло — ты ревнуешь?

— Смотри лучше на дорогу!

— Марго! А ну повернись ко мне!

Ответом послужило глубокое молчание и надменно вздернутый подбородок. Марго продолжала смотреть в окно.

Они подъехали к очередному домику, который был похож на обитаемый.

— Сиди, я схожу. Значит, тебя они не знают. Только Мика и Джонни.

— Джонни — хозяин. Ты только что клялся, будто помнишь всех лучше меня.

— Конечно. Ветер стихает. Пойду.

Рич долго возился с замком в чугунной калитке, потом вошел внутрь, переговорив с кем-то по домофону. Марго видела, как они с хозяином дома о чем-то спорят на крыльце и время от времени кивают в сторону машины. Интересно, что все это означает? И о чем можно вести длинные разговоры с незнакомым человеком, если всего-то надо спросить, не живет ли здесь такой-то и такой-то. Наконец Рич радостно сбежал со ступенек и замахал ей рукой.

— Что — неужели он?

— Нет, но этот парень сказал, что знает Джонни и вчера с ним встречался. В те дома в конце улицы вчера вечером приехала большая компания ваших друзей. Похоже, все они учились в одном колледже с Миком и Джонни.

— В одной школе. Мик не учился в колледже.

— Ну да.

— Сейчас я тебя закину во-он в тот домик, и… мы трогательно попрощаемся, — сказал радостно Рич и снова посмотрел на часы.

— Еще как попрощаемся! — сказала она. С чего вдруг такая грусть? Рич уедет — ну и что?

— Марго-о.

— Что? Конечно попрощаемся! А ты думал — нет?

— Это ты самовнушением занимаешься?

— И ты уедешь к своей… Если тебя не заметет под какой-нибудь елкой!

— А ты придешь меня спасать? Впрочем, я не буду становиться в хвост этой длинной очереди на спасение. Ведь меня еще опережает Мик. — Рич остановил машину возле домика в конце улицы и повернулся к ней. — Как будем прощаться?

Марго молчала и рассматривала местность. Дома довольно далеко отстояли друг от друга и вокруг них, почти на каждом участке громоздился дикий лес. Огромные кедры, ели и сосны стояли, очень широко раскинув свои занесенные снегом лапы. Как в сказках, которые они с Ричем оба любили в детстве. У Марго вдруг появилось неожиданное предчувствие, что он сейчас никуда не собирается ехать. Природа этого предчувствия была так же необъяснима, как и недавнее ощущение, что Мик жив и второй день где-то пьет.

Вокруг все было то же, что и вчера, и как будто уже не то. Вчера домик на окраине определенно стоял закрытым, проехать к нему было невозможно, а сегодня дорожка оказалась расчищенной. Непонятно. Ведь Джонни должен ждать их тут уже несколько дней. Впрочем, она уже ничему не удивлялась в этих странных лесах, где водились такие странные люди…

Рич тем временем вышел из машины, открыл ее дверцу и галантно подал руку.

— Леди, вас проводить?

— Пожалуй. А то шквальные «приступы» учащаются.

Им открыл дверь какой-то рослый худощавый парень в очках, жующий деревянную зубочистку. Марго даже опешила: не таким она представляла себе Джонни. Парень перекатил зубочистку из-за одной щеки за другую и, как бы ничему не удивляясь, сказал:

— Ну наконец-то! А Мик уехал вчера. Да вы проходите, Марго. А вы загоняйте машину в гараж, куда в такую погоду ехать? Рождество сегодня.

И правда, на улице начался очередной снежный «торнадо».

Марго пыталась осмотреться. Рич пошел во двор, загонять машину, как-то неуклюже натыкаясь на углы и дико озираясь по сторонам.

— Ну что, Марго? Пойдемте, я представлю вас остальной компании, мы все как раз сели за стол.

— Я вообще-то… А как же Мик?

— Ничего страшного. Он, когда поехал домой, был еще трезвый. Пойдемте, Марго! Ведь вы еще ни разу не видели друзей вашего Мика?

— Можно на «ты».

— Хорошо. Как зовут твоего друга? — Они шли в конец коридора, откуда слышались возбужденные женские и мужские голоса.