— Я высоты боюсь. Помню, чуть не свихнулся, когда родители сказали, что по нашим билетам можно подняться наверх.

Себастьян поднимает подбородок и смотрит на меня.

— Так ты поднялся?

— Ага! Всю дорогу держал маму за руку, но поднялся. Может, поэтому у меня тут такой довольный вид.

Себастьян отходит от холодильника и возвращается за стол.

— Однажды мы проехали сорок миль до Нифая… [Нифай — город в штате Юта, до 1882 года назывался Солт-Крик, затем был переименован в честь Нефия, пророка движения Святых последних дней.] — начинает он. — Ты круче, что говорить!

Я выдавливаю смешок.

— Нифай — это тоже круто.

— Мы посетили храм в Пейсоне, видели реэнактмент с тележками на Мормонской тропе… [Мормонская тропа — маршрут длиной в 2092 километра, использовавшийся членами церкви Святых последних дней с 1846 по 1868 год. Пролегает от города Нову (Иллинойс) до города Солт-Лейк-Сити (Юта).] Так что да, это круто.

Теперь смеемся мы оба. В знак сочувствия я кладу ему руку на плечо.

— Ну, может, в следующий раз круче будешь ты.

— Это вряд ли, — отзывается Себастьян, улыбаясь поверх банки с колой. От его улыбки в кровь мне выбрасываются эндорфины.

— Давай покатаемся на катере, когда доведем его до ума?

Себастьян ставит банку рядом со своей тарелкой.

— Ты уже катался без родителей?

— Ну, прицеп я самостоятельно не возил, но, думаю, справлюсь. В июле мы собираемся на водохранилище Пауэлл. Поехали с нами!

На долю секунды Себастьян мрачнеет, потом возвращается к обычному для себя амплуа классного парня.

— Отличная мысль!

— Вдруг нам повезет и скоро совсем потеплеет? — говорю я. — Вдруг лето придет раньше времени?

А вдруг он видит, как бешено колотится мое сердце?

— Очень надеюсь.

Глава восьмая

На выходных я каждую свободную минуту выбираю замену именам Таннер, Танн и Себастьян. В итоге Таннер становится Колином, Себастьян — Эваном. Условные имена получают все мои одноклассники. Осень превращается в Одри, Фуджита — во Франклина, Литературный Семинар — в спецкурс по химии, на который берут только отличников.

Мартышкин труд… Сохраняя роман в новой версии, где Колин западает на Йена, своего одноклассника-мормона, я чувствую, что изменения глупы и притянуты за уши.

В пятницу после уроков с распечаткой первых четырех глав под мышкой я иду от машины к парадной двери дома Себастьяна. Зуб даю, у них самый громкий звонок в мире! По крайней мере такое ощущение возникает, едва нажмешь на кнопку. Пульс подскакивает выше крыш, нервы не выдерживают напряжения и рвутся в клочья.

Теперь обратного пути нет. Сейчас я войду в дом Себастьяна. В дом епископа.

Вообще-то у мормонов я уже бывал — ходил в гости к Эрику, но у них все эдакое СПД-лайт. Там, где прежде висел портрет Спасителя, теперь фото Эрика-двенадцатиклассника. У них по-прежнему есть фотография храма на стене, но есть и кофеварка, как у всех цивилизованных людей.

Это к тому, что ожидания и предчувствия у меня, как у археолога накануне важных раскопок в Египте. Здесь мне предстоит сделать немало открытий.

За дверью стучат тяжелые шаги. Настолько тяжелые, что я думаю: это мистер Бразер, и тотчас паникую, потому что постригся и приоделся. Хотелось выглядеть более-менее по-мормонски, но вдруг получилось откровенно по-гейски?

Вдруг мистер Бразер мигом разгадает мои намерения, прогонит меня и запретит сыну со мной общаться?

Паника стремительно нарастает. Одет я опрятно, но это по обычным меркам. Я страстно желаю Себастьяна. Мой отец — еврей, это плохо? Евреев в Прово немного, но в нашей семье никакие заповеди не соблюдают, вот я и не задумывался о том, что из-за этого почувствую себя совсем чужим. Боже, я ведь толком не представляю, что значит слово «завет». На затылке у меня проступает пот, дверь распахивается…

Нет, на пороге Себастьян, он крепко обнимает за шею мальчишку помладше.

— Это Аарон, — говорит Себастьян и чуть поворачивается, чтобы я лучше рассмотрел его братишку. — А это Таннер.

Аарон долговязый, улыбчивый, с копной темных волос — в общем, Себастьян в миниатюре. Генетика не подкачала, браво!

Аарон отталкивает брата и протягивает мне руку.

— Привет!

— Рад знакомству.

Аарону тринадцать, но не он, а я гадаю, как правильно пожать ему руку. Мормоны — доки гребаного этикета.

Я отпускаю руку Аарона и улыбаюсь, сдерживая порыв извиниться. С руганью нужно завязывать, даже если она только у меня в голове.

Словно почувствовав, что в душе у меня беззвучный Апокалипсис с Армагеддоном, Себастьян уводит брата в дом и кивком велит мне следовать за ними.

— Заходи! — говорит он, потом улыбается. — Не бойся, мормонизмом не заразишься!

В доме безупречный порядок, все очень, очень по-мормонски. В такой обстановке росла моя мама?

За прихожей гостиная, там два дивана, стоящие напротив друг друга, пианино и огромная фотография храма Солт-Лейк [Храм Солт-Лейк — культовое сооружение Церкви Иисуса Христа Святых последних дней в Солт-Лейк-Сити.]. Рядом с фото храма — обрамленный портрет Джозефа Смита. Я следую за Себастьяном по коридору мимо «горки», на которой белая статуэтка Иисуса с распростертыми руками, фотографии четверых детей в рамках, свадебная фотография родителей во всем белом. Оба кажутся чуть ли не подростками, а у невесты платье с таким глухим воротом, что шея закрыта до самого подбородка.

На кухне, как я и ожидал, нет кофеварки, зато, к моей великой радости, на стене у стола висит большое, восемь дюймов на десять, фото Себастьяна. Он стоит на изумрудной лужайке с Книгой Мормона [Книга Мормона — священный текст движения Святых последних дней, который, по мнению верующих, содержит писания древних пророков, живших на Американском континенте приблизительно с 2200 года до н. э. по 421 год н. э. Впервые опубликована в марте 1830 года Джозефом Смитом — младшим под названием «Книга Мормона: Слова, написанные рукой Мормона на листах, взятых из листов Нефия».] в руках и улыбается во весь рот.

Себастьян перехватывает мой взгляд и откашливается.

— Выпьешь что-нибудь? Есть рутбир, «Хай-си»… [«Хай-си» — товарный знак фруктово-ягодных напитков: витаминизированных соков лесных ягод, «фруктового пунша», апельсинового, вишневого, виноградного и фруктовых напитков производства компании «Кока-Кола».] лимонад…

Я поворачиваюсь к живому Себастьяну — почему-то он выглядит совсем не так, как на фотографии, — взгляд настороженный, кожа чистая даже без фотошопа, на щеках легкая щетина. Я, как всегда, не могу оторваться от залитых краской щек. Он смущен или предвкушает приятное? Хочу увидеть всю палитру его румянца!

— Можно воду.

Себастьян уходит, и я смотрю ему вслед, прежде чем снова сосредоточиться на обрамленных чудесах этого дома. Документ в тяжелой позолоченной раме называется «Семья: Воззвание к миру» [«Семья: Воззвание к миру» — документ, провозглашающий воззрения Церкви Иисуса Христа Святых последних дней на брак, детей и семью.].

Ничего подобного я в жизни не видел. В нашем доме скорее либеральный манифест на стену повесят.

Я дочитываю до четвертого параграфа, в котором церковь СПД заявляет: «Бог повелел, чтобы священные силы деторождения могли использовать только мужчина и женщина, состоящие в законном браке как муж и жена», когда Себастьян вкладывает мне в руку холодный стакан с водой.

Я так пугаюсь, что едва не роняю его на пол.

— Вот это интересно, — говорю я, стараясь не выдать эмоций, а сам разрываюсь между желаниями дочитать до конца и стереть из сознания все уже прочитанное и усвоенное.

Я начинаю понимать, что имела в виду мама, желая спасти меня от тлетворной идеологии мормонизма.

— Да, страница одна, а посылов много, — соглашается Себастьян, но что он чувствует, по его тону непонятно. Все «воззвания» я знал еще до прихода сюда — и что секс для гетеросексуалов, и что долг родителей прививать детям истинные ценности, и что секс в безбрачии запрещен, и что самое главное — молиться, молиться и молиться, — только в доме Себастьяна они кажутся куда реальнее.

А все мои чувства — капельку нереальнее.

В секундный нокаут отправляет осознание того, что семья Себастьяна не просто тешится красивой идеей. Они не визуализируют идеальный мир, не играют в игру «Было бы классно, если…». Они искренне верят в этого Бога и в эти догмы.

Я поворачиваюсь к Себастьяну: он наблюдает за мной с совершенно непроницаемым видом.

— Немормоны ко мне в гости прежде не приходили, — говорит он. Ну и телепат! — Я просто смотрю, как ты все это воспринимаешь.

Я выбираю кристальную честность:

— Понять сложновато.

— Ты хоть раз открывал Книгу Мормона? Хоть раз пытался читать? Вдруг она отклик вызовет? — Себастьян поднимает руки. — Я не вербую тебя — я просто интересуюсь.

— Можно попробовать.

На самом деле пробовать я не хочу.

Себастьян пожимает плечами.

— Прямо сейчас давай лучше сядем и обсудим твой роман.

Напряжение спадает, и лишь теперь я чувствую, что стоял, сжавшись в комок, и боялся вздохнуть.

Мы идем в большую комнату, которая уютнее гостиной в передней части дома и не такая стерильная. Здесь множество семейных фотографий — общих, парами, поодиночке у дерева, — и абсолютно на каждой они улыбаются, причем улыбаются искренне. Свою семью я считаю счастливой, но во время последней фотосессии мама пригрозила Хейли набить ей шкаф яркой одеждой от «Гэп», если та не прекратит дутьcя.

— Таннер! — негромко окликает Себастьян. У меня на глазах он расплывается в улыбке и, не выдержав, хохочет. — Фотографии настолько интересные?

Судя по его стебу, я веду себя как дитя гор.

— Извини! Фотографии такие… до очаровательного правильные.

Себастьян качает головой, опускает взгляд, но улыбаться не перестает.

— Ладно, поговорим наконец о твоем романе.

Да, Себастьян, о моем романе. Мой роман о тебе.

Моя уверенность удирает с места преступления. Я передаю Себастьяну распечатанные страницы.

— Пока это явно не шедевр, но…

Себастьян переводит взгляд на меня: в глазах у него загорается огонек интереса.

— Мы сделаем его шедевром.

Ну, хоть один из нас настроен оптимистически!

Я поднимаю подбородок: мол, вперед с песней. Себастьян выдерживает мой взгляд и улыбается.