Хочу побыть один, но не чтобы пускать слюни на горячих мальчиков-моделей, которыми пестрит моя лента в инстаграме. Хочу прокрутить в памяти наше восхождение на вершину горы. Снова и снова — все, кроме конца прогулки.
Такова реальность.
Только не в городе.
Я захандрил бы от тоскливой правды, но перед сном прилетает послание от Себастьяна — эмодзи — заснеженная горная вершина. Это как керосин, вылитый на свечку, мерцающую у меня в груди.
Вскочив с кровати, я расхаживаю по комнате и улыбаюсь экрану телефона.
Гора. Наша прогулка. Себастьян у себя в комнате и, возможно, думает о нашей прогулке.
Мысли тотчас сбиваются с правильной траектории: возможно, Себастьян в постели…
Здравый смысл машет оранжевыми флажками: стоп, мол, пора вернуть мысли в нужное русло.
Я сдерживаю порыв отправить в ответ радугу, или баклажан, или язык и останавливаюсь на закате над горой. Себастьян присылает эмодзи — футбольный мяч. Да, завтра у него игра. Я отвечаю лодкой — напоминаю, куда мы могли бы оправиться этим летом. Если он на миссию не уедет…
Телефон в руке сигналит.
...Поговорим о твоем романе?
Да, конечно.
Сердце пускается бешеным галопом. В суматохе переживаний, признаний и поцелуев я позабыл, что Себастьян прочел готовые главы и понял, что они о нем. Я позабыл — а Себастьян, очевидно, нет, — что роман таки придется сдавать.
...Я поправлю текст.
Уберу все очевидное.
Если хочешь, поговорим об этом при встрече.
Я морщусь и прикладываю ладонь ко лбу. Осторожнее, Таннер!
...Да, конечно, давай.
После этого он присылает простое:
...Спокойной ночи, Таннер.
Я отвечаю тем же.
Вспоминается его сегодняшняя фраза: «Даже не знаю, легче стало или тяжелее».
— У меня около пятнадцати тысяч слов, — вместо приветствия заявляет мне Осень в понедельник после обеда. Она садится на свое место в классе, где проходят семинары, и выжидающе на меня смотрит.
Я задумчиво скребу подбородок.
— А у меня около семидесяти стикеров.
Это ложь — готовых глав у меня уже прилично. Каждый вечер слова из меня так и хлещут. Я ничего не изменил, хоть и обещал Себастьяну. Я даже добавил, желая запечатлеть каждую секунду.
— Таннер, — начинает Осень тоном школьной училки, — в работе оценивается число слов. Подумай с этой позиции.
— Не могу, я ни в чем число слов не оцениваю.
— Ты меня удивляешь, — невозмутимо парирует Осень. — В романе должно быть от шестидесяти до девяноста тысяч слов. Ты что, пишешь на блоке стикеров?
— Может, у меня детская повесть?
Подняв брови, Осень смотрит куда-то вниз. Проследив за ее взглядом, я натыкаюсь на стикер, торчащий из недр блокнота. На нем видны лишь три слова: «ЛИЗНУТЬ ЕМУ ШЕЮ».
— У меня не детская повесть, — заверяю я, заталкивая стикер поглубже.
— Вот и хорошо, — с улыбкой говорит Осень.
— Сколько слов на одной странице? Ну, примерно?
Осень страдальчески вздыхает, и, пожалуй, это не наиграно. Я бы и себя с ума свел.
— Около двухсот пятидесяти, если набирать двенадцатым шрифтом через два интервала.
Я быстро считаю в уме.
— У тебя шестьдесят страниц?
Я накатал больше ста.
— Таннер, — на этот раз Осень произносит мое имя с бóльшим нажимом, — готовый роман нужно сдавать в мае. Сейчас конец февраля.
— Я уложусь, честное слово. — Я хочу, чтобы Осень мне поверила. А вот чтобы попросила показать готовое, не хочу. Даже Себастьяну показывать липовую версию было стремно. Раз уж его встревожила прозрачность образов Колина, Йена и Эвана — представьте, что будет, если он прочтет, что я написал в субботу вечером про то, как Таннер и Себастьян целовались на горе.
— Где ты был в пятницу? — любопытствует Осень, рассеянно тыча карандашом в углубление, появившееся на парте, потому что сотни других учеников занимались тем же самым.
— Дома.
Мой ответ привлекает ее внимание.
— Почему?
— Я устал.
— Ты был один?
Я невозмутимо смотрю на нее.
— Да.
— В пятницу после обеда я видела, как вы с Себастьяном поднимались на гору Террас.
Сердце бросается прочь из класса и без оглядки несется по коридору. До сих пор я даже не задумывался о том, что кто-то мог нас увидеть или заинтересоваться увиденным. Но Осень интересно почти все, чем я занимаюсь. И она увидела, как мы с Себастьяном уходим на прогулку, — разумеется, именно на ту, в конце которой мы целовались, как могут лишь подростки вроде нас.
— Мы просто гуляли.
Осень широко улыбается, типа, да, «просто гуляли». Неужели за этой улыбкой что-то маячит? Неужели подозрение?
Вдруг я не так невозмутим, как сам думаю?
— Осси! — шепотом зову я. В этот самый момент в класс заходят Себастьян и мистер Фуджита. Тело у меня как огнем загорается — надеюсь, никто этого не замечает. Осень смотрит прямо перед собой. Себастьян ловит мой взгляд, отворачивается и густо краснеет. — Осси! — Я тяну ее за рукав. — Я возьму твой карандаш?
Похоже, в моем шепоте слышна паника, потому что, когда Осень поворачивается ко мне, она сама мягкость и отзывчивость.
— Да, конечно. — Осень протягивает карандаш, и мы с ней синхронно замечаем, что я уже взял ручку.
— Мне неважно, что ты думаешь то, что думаешь, — шепчу я с таким видом, словно попросил карандаш только для того, чтобы она придвинулась ближе ко мне. — А вот ему важно.
Осень корчит придурковатую рожицу, изображая недоумение.
— Что же такое я должна думать?
У меня отлегает от сердца.
Стоит мне бросить взгляд на переднюю часть класса, Себастьян отворачивается. Мы не виделись шесть дней. Мне хотелось, чтобы нашу первую встречу после прогулки наполнял особый, тайный смысл, но ее наполняет неловкость. Себастьян, наверное, увидел, что Осень прильнула ко мне, что мы перешептываемся и посматриваем на него. Он беспокоится, что я о чем-то ей проболтался? Или что дал ей почитать свой роман — оригинальную версию? Я качаю головой, стараясь показать, что все в порядке, но Себастьян на меня больше не смотрит.
Себастьян не смотрит на меня до конца урока. Когда мы разбиваемся на группы, он занимается исключительно Джули и Маккенной, которые лебезят и заискивают перед ним. Когда Фуджита встает перед нами, рассказывает о развитии сюжета и подаче персонажей, Себастьян отходит в сторону и читает работу Ашера.
После звонка он просто разворачивается и спешит прочь из класса. Я запихиваю свои вещи в рюкзак и бросаюсь следом, но вижу только его спину: он распахивает дверь и выходит на залитый солнцем двор.
Во время ланча я расхаживаю взад-вперед, взад-вперед и гадаю, как, избегая очевидностей, написать Себастьяну, что волноваться не о чем.
— Ведешь себя как псих, — говорит Осень с бетонного блока, на который поставила свой поднос с овощами и хумусом. — Садись сюда!
Чтобы умиротворить Осень, я плюхаюсь рядом, цепляю у нее с тарелки морковку и за два хрума съедаю. Но тревога за Себастьяна цепью сковывает мне грудь. Вдруг он сильно расстроился из-за моего романа? Смогу я переписать главы? Да.
Я могу переписать. Я должен.
В новом приступе паники я начинаю болтать ногами, но Осень, похоже, не замечает.
— Тебе нужно пригласить на выпускной Сашу.
— Снова выпускной… — Я грызу ноготь большого пальца. — Мне вообще не хочется идти.
— Что?! Ты должен пойти!
— Нет, не должен.
Осень пинает меня в ногу.
— Короче… Эрик пригласил меня.
Я поворачиваюсь к ней с круглыми глазами.
— Пригласил?! А почему я не в курсе?
— Без понятия. Я в инстаграме об этом постила.
— Так мы теперь новостями обмениваемся? Через посты в соцсетях? — Я вытаскиваю телефон. Точно, в ленте у Осени фото гаражной двери, на которой красуется «ВЫПУСКНОЙ?» из разноцветных стикеров.
Суперкреативно, Эрик!
— Пригласи Сашу. Тогда мы пошли бы вместе.
У меня перехватывает дыхание, и я беру Осень за руку.
— Осси, я не могу.
Осень меняется в лице, но старается сдержаться. Это хорошо, с одной стороны, с другой — ужасно.
То есть я не надеюсь, что Себастьян поведет меня на выпускной — такому не бывать вовек. Но сейчас мое сердце принадлежит ему, и пока он не решит, как с ним быть, я ничего изменить не смогу.
Осень пристально на меня смотрит, и пару странных секунд мы с ней дышим в унисон.
Я вырываюсь из плена ее взгляда и цепляю еще одну морковку, на этот раз без зазрения совести.
— Спасибо.
Осень встает, оставляя свой ланч мне, и целует меня в макушку.
— Перед шестым уроком я должна заглянуть к миссис Поло. Спишемся, ладно?
Я киваю, потом смотрю, как Осень исчезает в здании школы, потом хватаю телефон, лежащий рядом на блоке. Перебрав несколько вариантов «успокоительного» сообщения, я останавливаюсь на:
...Как прошли выходные?
Себастьян тут же начинает печатать ответ, и у меня зашкаливает пульс. Сперва мигают точки, потом исчезают — я ожидаю рассказа о футболе и о помощи с переездом из Прово в Орем, но после пятиминутного ожидания получаю лишь
...Хорошо!
Он что, прикалывается?
Я не свожу глаз с экрана. Сердце стучит не только в висках, НО И в каждом органе, каждой клеточке тела. Если закрою глаза, я услышу его стук. Не представляю, что ответить Себастьяну, поэтому отправляю поднятый вверх большой палец и убираю сотовый.