Себастьян встает рядом со мной.

— Дедушка, это Таннер. Мой друг с Литературного Семинара.

Меня осматривает еще одна пара ярко-голубых глаз.

— Ты тоже писатель! — восклицает дед Себастьяна и тянется за рукопожатием. — Меня зовут Эйб Бразер.

— Рад знакомству, сэр, — отвечаю я. — Настоящий писатель — Себастьян, а я скорее мартышка, дорвавшаяся до клавиатуры.

Эйб и Дэн хохочут, а Себастьян глядит на меня, сдвинув брови.

— Это неправда.

— Ну, тебе виднее! — сквозь смех бормочу я. Если честно, разве не унизительно то, что я смог написать лишь о происходящем со мной день ото дня, а потом дал Себастьяну прочесть в страшно исковерканном виде?

На кухне Себастьян знакомит меня со своей бабушкой Джуди, которая интересуется, местный ли я. Думаю, этот вопрос расшифровывается как «Из какого ты прихода?».

— Таннер живет возле загородного клуба, — поясняет Себастьян и спрашивает, нужна ли наша помощь. Когда его мать и бабушка заверяют, что нет, он говорит, что мы поработаем над моим романом.

От паники меня прошибает ледяной пот.

— Хорошо, милый! — говорит его мать. — Ужин будет готов минут через пятнадцать. Скажи девочкам, пусть руки моют, ладно?

Себастьян кивает и уводит меня по коридору.

— Я не принес распечатки нового варианта, — шепчу я. Поднимаясь вслед за ним по ступеням, я отчаянно стараюсь смотреть себе на ноги, а не ему на спину.

Наверху лестницы коридор расходится в противоположные стороны.

Комнаты.

Себастьян останавливается у комнаты Фейт. Пурпурно-розовая романтичная жуть с признаками доподросткового ангста едва не течет за порог.

Себастьян стучит и заглядывает за дверь.

— Скоро ужин, так что мой руки, ладно?

Фейт что-то отвечает, и Себастьян отходит от двери.

— Ты слышал меня? — шепчу я чуть громче. — Я не принес распечатки новой версии.

Зря я намекнул, что уже начал писать заново? Себастьян скоро захочет увидеть переработанный вариант?

Себастьян смотрит на меня через плечо и подмигивает.

— Я тебя слышал. Тебя я сюда позвал не работать.

— А-а… Ладно.

Себастьян плутовато улыбается.

— Я ведь должен показать тебе дом?

Я уже чувствую, что смотреть здесь особенно не на что — на втором этаже всего четыре двери, — но киваю.

— Спальня родителей, — говорит он, показывая на самую большую комнату. Над кроватью там висят еще одна фотография храма Солт-Лейк и принт с надписью «Семья — это вечное». На стенах школьные и отпускные фотографии — всюду улыбающиеся лица.

— Вот ванная, вот комнаты Фейт и Аарона. Моя — внизу.

Мы спускаемся на первый этаж, сворачиваем за угол, спускаемся еще по одному пролету. Наши шаги глушит толстый ковер, чем дальше, тем слабее голоса наверху.

Какой светлый у них подвал! Лестница спускается в очередную гостиную, просторную и застланную ковром. В одной ее части телевизор, диван, кресла-мешки, в другой оборудована кухонька. За гостиной еще несколько дверей.

— Это комната Лиззи. — Себастьян показывает на первую дверь, затем переходит к следующей. — А эта — моя.

У меня аж дух захватывает: сейчас я увижу комнату Себастьяна!

Комнату, в которой он спит.

Комнату, в которой он…

К моему огорчению, в комнате образцовый порядок. С фантазиями о Себастьяне на мятых простынях придется немного повременить. На полке выстроились футбольные трофеи, чуть выше флаг команды «Пумы Университета Бригама Янга». В углу стоит ярко-синяя болельщицкая рука из поролона с логотипом — огромной буквой Y. Представляю Себастьяна на матче: он кричит вместе с толпой, на губах широкая улыбка, сердце бешено колотится.

Себастьян стоит у двери, а я обхожу его комнату — ничего не трогаю, только приглядываюсь к фотографиям и корешкам книг.

— Жаль, я по твоему дому от души не пошнырял! — сетует Себастьян, и я смотрю на него через плечо.

— В следующий раз, — обещаю я с улыбкой и… на миг немею от осознания того, что следующий раз состоится. — Если честно, меня удивило приглашение на ужин с твоими родными после… — Я подбираю нужные слова, но вижу, что Себастьян меня понимает, когда от шеи к скулам у него растекается румянец.

— Мама любит сближаться с нашими гостями, — поясняет Себастьян. — А я к себе почти никого не зову.

— А-а, ясно.

— Думаю, маме захотелось получше тебя узнать. — Он быстро поднимает руки. — Никакой вербовки, клянусь!

Еще один вопрос слетает с языка, будто по своей воле:

— Думаешь, она чувствует, что я?.. — Вместо того чтобы закончить фразу, я поднимаю брови.

— Думаю, такое ей и в голову не придет. Скорее, мама просто хочет понять, кто мои друзья, особенно если не знает их по церкви.

Себастьян смотрит так, что в животе у меня начинается пинбол. Я вырываюсь из плена его глаз и обвожу комнату взглядом. Книги повсюду — на полках, высокими стопками лежат у кровати, низкими — на письменном столе. Возле компьютера Библия в кожаном переплете и в чехле на «молнии». Спереди золотым вытиснены инициалы Себастьяна.

— Эта Библия для церкви, — поясняет Себастьян. Шагнув к столу, он вынимает ее из футляра и переворачивает тонкие страницы.

— Она огромная!

— Ее называют четверной, — смеясь говорит Себастьян. Я беру у него Библию и чувствую ее вес.

— Много же у вас догм.

— Пожалуй, ты прав, можно и так сказать. — Подавшись ко мне, Себастьян открывает книжищу и показывает содержание. — Видишь? Здесь не одна книга, а целых четыре: Библия, Книга Мормона, «Учение и заветы» [«Учение и заветы» (The Doctrine and Covenants) — Священное Писание, признаваемое Церковью Иисуса Христа Святых последних дней. В книге содержатся «откровения», данные основателю церкви Джозефу Смиту, а также несколько откровений, полученных другими пророками последних дней.] и «Драгоценная жемчужина» [«Драгоценная жемчужина» (The Pearl of Great Price) — одна из священных книг Церкви Иисуса Христа Святых последних дней.].

Я поднимаю глаза и удивляюсь: Себастьян так близко ко мне…

— Ты все это прочел?

— Да, почти все. Кое-что не по разу.

У меня глаза на лоб лезут. Ничуть не сомневаюсь, что сам уснул бы за такими книгами. Из меня получился бы худший мормон на свете. Примириться с такой долей я смог бы, лишь уподобившись Рипу ван Винклю [Рип ван Винкль — герой одноименного произведения Вашингтона Ирвина, проспавший двадцать лет.].

— Когда у меня возникают вопросы, я точно знаю, что найду здесь ответ, — говорит Себастьян.

Я снова опускаю взгляд на книгу. Откуда у него такая уверенность? Как он мог целовать меня на вершине горы и все равно соглашаться с тем, что здесь написано?

— Чем эта четверная отличается от Библии? — Понятно, таких вопросов я задавать не должен. Просто я и Библию толком не знаю, но почти уверен, что отличие есть.

— На самом-то деле ответ тебе не нужен, верно? — смущенно, не слишком уверенно спрашивает Себастьян.

— Хватит вводной лекции на тему «Мормонизм для чайников».

Себастьян смеется, забирает у меня Библию и открывает ее на нужной странице. Мы стоим близко-близко друг к другу, а я подумываю придвинуться еще ближе. Если кто-то войдет и засечет нас, то подумает, что мы читаем вместе Священное Писание.

— Книга Мормона — еще одно свидетельство жизни Иисуса и того, что он Сын Божий. — Себастьян смотрит на меня, проверяя, слушаю ли я его. Удостоверившись, что слушаю, он прячет улыбку и снова сосредоточивает внимание на книге, которую держит в руках. — Ее можно назвать продолжением Библии, кратким изложением заветов Отца Небесного своим детям. — Он снова смотрит на меня и тихо добавляет: — Его дети — это мы.

— Это я понял, — отвечаю я смеясь.

Приятно удивленный, Себастьян на миг заглядывает мне в глаза.

— В «Учениях и заветах» откровения Джозефа Смита и других пророков, данные им Господом. Она о том, как окормляться у современных пророков в современном мире. Вот это, — Себастьян перелистывает книгу вперед, — «Драгоценная жемчужина». Считается, что пророк Авраам написал ее в Египте. По мере того как наша церковь разрасталась, потребовалось собрать все предания, переводы и исторические труды воедино, чтобы больше людей могли ими пользоваться. Эти книги — своего рода инструменты. Если читать их и искренне молиться, получишь ответы, наставления и безоговорочно уверуешь в то, что все написанное — истина.

Я снова перехватываю его взгляд и лишь тогда понимаю, как внимательно слушал. Не то чтобы я соглашался хоть с чем-то, но голос Себастьяна и сила его веры заставляют ловить каждое слово. У меня аж во рту пересохло.

— Объясняешь ты здорово, — признаю я. — Ты никогда не думал… Ну, обучать основам мормонизма на миссии? Завести себе сигну «Ушел крестить и причащать»?

Себастьян смеется, как я и надеялся, но раз уж вспомнили о миссии, мне хочется расспросить подробнее. Куда он, скорее всего, отправится? Чем будет заниматься? С кем он будет? Есть лазейки в запрете общаться с внешним миром? Да и вообще, найдется ли в его жизни место для меня?

— Подумывал, — с улыбкой отвечает Себастьян. Повисает тишина, и его взгляд устремляется к моим губам.

Он вспоминает нашу прогулку так же часто, как я? О ней я думаю перед сном, о ней же поутру, едва открыв глаза. Я страшно хочу его поцеловать, и, судя по выражению лица и участившемуся дыханию, Себастьян тоже этого хочет.

Когда мы заходим в столовую, нас уже ждут. С каждой стороны стола поставили по четыре стула и еще по одному у концов — для родителей. Себастьян занимает свободное место возле отца, я — слева от него. Рядом со мной сидят Лиззи и Аарон, напротив — бабушка, дедушка и Фейт.

Стол накрыт, но к еде никто не притрагивается. Я догадываюсь, в чем дело, когда Себастьян легонько пинает меня по ноге и кивает себе на руки.