Руки сложены… Ага, молитва!

— Отче наш небесный! — начинает Дэн. Он склонил голову, закрыл глаза, и я делаю то же самое. — Благодарим Тебя за этот хлеб и дары, которыми Ты снова одарил нас. Благодарим за то, что Ты привел за этот стол родных наших и новых друзей наших. Да укрепит этот хлеб тела наши и дух наш, дабы творили мы дела праведные. Благослови, Господи, тех, кто сейчас не с нами. Да вернутся они домой невредимыми. Благодарим Тебя, Господи, за благодеяния Твои! Да будет благословление Твое сопутствовать нам и впредь. Во имя Иисуса Христа, аминь.

По столу прокатывается волна негромкого «Аминь!», и тишине конец. Спешно передаются блюда с едой, приборы скрипят по тарелкам. Фейт хочет куриных наггетсов, Аарон просит отца поиграть с ним в мяч завтра после школы, Лиззи трещит о мормонском лагере для девушек, в который собирается.

Так, что здесь из напитков? Вода, молоко, «Шаста» [«Шаста» — американский бренд безалкогольных газированных напитков.] со вкусом клубники и киви и даже дурацкий рутбир. Ничего кофеиносодержащего. Я наливаю себе воды со льдом.

Дэн протягивает Себастьяну блюдо с индейкой, потом улыбается мне.

— Ну, Таннер, Себастьян говорит, что ты родился и вырос в Калифорнии…

— Да, сэр. В Пало-Альто.

Себастьян берет мясо, протягивает блюдо мне и ободряюще улыбается. Мы задеваем друг друга мизинцами. Это мимолетное соприкосновение будет вспоминаться часами.

Эйб подается вперед и перехватывает мой взгляд.

— Из Калифорнии в Юту? Смена обстановки ощутимая!

— Да, сэр, так и вышло, — смеясь отвечаю я.

Мать Себастьяна сочувственно глядит на меня со своего конца стола.

— Мрачная, хмурая зима после почти круглогодичного солнца — не представляю, как к такому привыкнуть.

— Привыкли мы довольно быстро, — парирую я. — Здесь красивые горы, да и в Пало-Альто частенько бывает туман.

— Ты на лыжах катаешься? — спрашивает Джуди.

— Немного. Раз в год мы ездим в Сноуберд [Сноуберд — горнолыжный курорт в штате Юта, 29 километров от международного аэропорта Солт-Лейк-Сити. Сезон открывается с середины ноября, заканчивается в мае.] или в Каньоны [Каньоны — самый большой по площади катания горнолыжный курорт штата Юта.].

— Всей семьей ездите? — снова вступает в разговор мама Себастьяна.

Кивнув, я тянусь к блюду с сырно-картофельной запеканкой и кладу немного себе на тарелку.

— Да. Нас же всего четверо: родители, моя младшая сестра Хейли и я.

— М-м-м, Хейли… Красивое имя, — говорит мама Себастьяна.

— Мои родители любят активный отдых, — рассказываю я. — Папа катается на велосипеде. Мама бегает.

— Чем именно они занимаются? — любопытствует Дэн. С набитым ртом он не говорит: сперва все прожевывает и проглатывает. — Себастьян рассказывал, что вы переехали сюда ради новой работы твоей матери.

Ну Себастьян, ну болтун!

Я пробую воду со льдом и ставлю стакан на стол.

— Да, сэр, мы переехали ради маминой работы. Она технический директор «НекстТека».

Родные Себастьяна заинтересованы — по столу прокатываются изумленные восклицания.

— У «НекстТека» открылся здесь допофис, и маме предложили его возглавить. — Изумленные восклицания усилились. — Мама разрабатывает компьютерный софт. В Калифорнии она работала на «Гугл», потом перешла в «НекстТек».

— Ничего себе! — Судя по голосу, Дэн искренне потрясен. — Здесь, похоже, должность стоящая, раз твоя мать ушла из «Гугла». Там, говорят, условия отличные.

— А его отец — доктор в клинике Университета долины Юты, — вставляет Себастьян. Я смотрю на него и улыбаюсь. Он будто хвастается, будто гордится знакомством со мной.

— Я каждую среду там волонтерствую! — объявляет Джуди, вытаращив глаза. — Как его зовут?

— Пол Скотт. Он кардиохирург.

— Я прекрасно его знаю! В последнее время я редко бываю на том этаже, но человек он чудеснейший. Кардиолог-еврей, да? — Я киваю, удивленный не только тем, что Джуди знает папу, но и тем, что она выделяет его именно как еврея. — Такой внимательный, медсестры его обожают. — Джуди подается вперед и заговорщицки шепчет: — А еще он красавец, поверьте мне на слово!

— Бабуля, ты влюбилась в папу Таннера?! — возмущенно спрашивает маленькая Фейт, и за столом все смеются.

— Ну что ты, я смотрю только на твоего дедулю, — уверяет Джуди и, подмигнув, добавляет: — Но я же не слепая!

Фейт хихикает в чашку с молоком.

— Чистая правда, — подтверждает Эйб. — Она приметила меня на церковных танцах и с тех пор глаз не сводит.

— Мам, а вы с папой тоже на танцах познакомились? — спрашивает Фейт.

— Да. — Мать Себастьяна смотрит через стол на Дэна. — Я пригласила его на День Сэди Хокинс [День Сэди Хокинс — шуточный праздник, отмечаемый в первую субботу после 11 ноября. Героиня комиксов Сэди Хокинс — охотница за мужчинами, поэтому на школьных вечеринках в этот день девушки приглашают парней в качестве пары.].

— Кто такая Сэди Хокинс? — спрашивает Фейт с набитым ртом, поэтому вопрос звучит невнятно.

Мать объясняет ей, в чем дело, а я думаю лишь о том, что только что услышал. Когда рассказ о Сэди Хокинс заканчивается, я поворачиваюсь к Дэну.

— Так вы встречались в старших классах?

— Да, — отвечает он. — Мы познакомились в двенадцатом классе и поженились вскоре после моего возвращения с миссии.

«Стоп-стоп-стоп!» — кричит мой разум.

— Разве это не запрещено?

— Во время миссии запрещено встречаться с девушками. — Дэн улыбается жене. — О том, что раз в неделю нельзя писать письма, ничего не сказано.

— Можно подумать, те двое прислушались бы к запретам! — Джуди смотрит на младших внуков и добавляет: — Вашему отцу не понравится, что я об этом рассказываю, но вам нужно увидеть любовные послания, которые он писал вашей маме. Он вечно оставлял их в карманах, а я находила во время стирки. Они друг по другу с ума сходили!

За столом словно сбавляют громкость — общий разговор отходит на второй план. Опуская дополнительные сложности, разлука получится не такой болезненной при условии, что мы сумеем поддерживать связь. Два года — это не так долго, тем более я все равно уеду в колледж. Вдруг к тому времени на пророка снизойдет откровение?

Шанс ведь есть, да?

На миг у меня появляется надежда.

Из сюрного тумана меня вытаскивает Дэн.

— Таннер, вы с семьей ходите в синагогу в Солт-Лейк-Сити? — Он бросает взгляд на Эйба. — Пытаюсь вспомнить, где здесь ближайшая синагога.

Как неловко… Я сам не знаю, где здесь ближайшая синагога.

— Так… В Парк-Сити есть синагога Хар-Шалом, — отвечает Эйб.

— Слишком далеко. — Дэн качает головой, будто решив за нас, что синагога неподходящая.

— Да, верно. Еще там есть несколько…

Разговоры на эту тему нужно пресечь в корне.

— Сэр… То есть сэры, — поправляю себя я, чтобы включить Эйба, — на службу мы не ходим. Мои родители сейчас — скорее агностики. Мамины родители из СПД, а папа нечасто вспоминает об иудаизме.

Господи, что я несу?!

За столом воцаряется тишина. Даже не знаю, который из проколов ужаснее: признание, что мама — экс-мормонка, или небрежное упоминание отказа от религиозной веры.

Нарушает молчание Себастьян:

— Я не знал, что твоя мама из СПД.

— Да, она выросла в Солт-Лейк-Сити.

Брови у него сведены, губы превратились в нежную, огорченную полоску.

— Значит, у вас здесь есть родственники! — радуется миссис Бразер. — Вы с ними видитесь?

— Мамины родители сейчас живут в Спокане, — отвечаю я, предусмотрительно опустив то, что за восемнадцать лет жизни ни разу с ними не пересекался. «Молодчага!» — мысленно хвалю себя я, ослабив контроль над своим длинным языком, и он превращается в помело: — Тетя Эмили с женой живут в Солт-Лейк-Сити. С ними мы видимся как минимум раз в месяц.

Тишину столовой нарушает лишь шорох, с которым ерзает на стульях смущенное семейство.

Господи, ну что я опять сморозил?!

Себастьян пинает меня под столом. Взглянув на него, я чувствую, что он вот-вот расхохочется.

— Папина мама часто у нас гостит, — упрямо продолжаю я. — Кроме папы у нее еще трое детей, так что семья большая. — Я подношу ко рту стакан с водой, чтобы заткнуться. Увы, едва сделав глоток, я продолжаю молоть языком: — Буббе ходит в синагогу раз в неделю. Вот она верующая. Истинно и глубоко верующая.

Себастьян снова пинает меня пяткой по голени. Он наверняка велит мне угомониться, ну или не клясться в наличии религиозного начала, мол, его родные и так меня примут. Не знаю, что именно он хочет донести, но ощущения такие. Родные Себастьяна очень собранные и организованные. Они едят аккуратно, расстелив на коленях салфетки. Они вежливо просят «Передай мне, пожалуйста…» и нахваливают стряпню миссис Бразер. Они сидят прямо — никто не сутулится. Что еще важнее, меня больше не расспрашивают ни о корнях родителей, ни о тете Эмили — бабушка и дед Себастьяна ловко направляют мой словесный понос в безопасное русло, интересуясь конкретными учителями и предстоящими спортивными соревнованиями. Родители мягко просят детей убрать локти со стола (я тоже мгновенно убираю локти), не перебарщивать с солью и доесть овощи, прежде чем просить еще хлеба.

Все очень чинно, безопасно, бесхитростно.

В сравнении с этой семьей мы чуть ли не дикари. Нет, мы не примитивные, неотесанные идиоты, но порой за ужином мама кричит Хейли: «Замолкни!» — а папа раз-другой уносил тарелку с едой с гостиную, чтобы не слышать наших с сестрой перепалок. Есть и более заметное различие — духовная близость, которую дома я ощущаю постоянно, но в полной мере осознаю лишь сейчас, среди этих милых, покладистых чужаков. За спагетти с фрикадельками семья Скотт в малейших подробностях обсуждает, что значит быть бисексуальным. За кугелем от буббе Хейли спросила родителей, можно ли заразиться СПИДом через минет. Я ужаснулся, а родители ответили без запинки. Почти не сомневаюсь: приди Себастьян на ужин к нам, мама не отпустила бы его без яркой, концептуальной наклейки на бампер.