Глава четырнадцатая

Всубботу под вечер Осень бежит за мной по нашей подъездной аллее. Едва мы оказывается в безопасном отдалении о дома, на меня обрушивается шквал вопросов:

— Ты с ним разговаривал, когда я пришла?

— Угу.

— И ты утверждаешь, что не нравишься ему? Таннер, я же вижу, как он на тебя смотрит!

Я разблокирую дверцы машины и открываю водительскую. На допрос Осени я стопроцентно не настроен. Мы с Себастьяном разговаривали сегодня утром, но в голове у меня до сих пор кружится сказанное им в четверг:

«Это не так».

«Я не гей».

— Ты сам что, не видишь, как он на тебя смотрит?!

— Осси! — Это не отрицание и не подтверждение. Как временная мера должно сработать.

Осень залезает в машину следом за мной, пристегивает ремень и поворачивается ко мне.

— Кто твой лучший друг?

Как правильно ответить на этот вопрос, я знаю.

— Ты! Осень Лето Грин. — Я завожу мотор и смеюсь, хотя на душе скребут кошки. — И имя у тебя лучшее из худших!

— А кому ты доверяешь больше всех на свете? — осведомляется Осень, проигнорировав подкол.

— Папе.

— А после него? — Она поднимает руку. — И после мамы, бабушки, родных и так далее?

— Вот Хейли я совершенно не доверяю. — Я оглядываюсь, чтобы задним ходом выехать с подъездной аллеи. Полагаться только на камеру заднего вида тюнингованной «камри» папа не позволяет.

Осень хлопает по приборной панели.

— Я вопрос задала! Хорош стрелки переводить!

— Ты мой лучший друг. — Я кручу руль и выезжаю из нашего жилого комплекса. — Тебе я доверяю больше всех.

— Тогда почему мне кажется, что ты утаиваешь от меня что-то важное?

Это не девушка, а собака с костью! Сердце снова превращается в отбойный молоток, стук-стук-стук, стучащий в груди.

Когда пришла Осень, я впрямь говорил по телефону с Себастьяном. Мы обсуждали мероприятие для молодежи СПД, на которое он собирался сегодня после обеда.

Его не-гомосексуальность мы не обсуждали.

Мой роман мы не обсуждали.

— Ты с ним двадцать четыре часа в сутки, — подкалывает Осень.

— Во-первых, мы, честное слово, работаем над моим романом, — заявляю я, и в наказание совесть мне колют метафорические ножи. — Ты предпочла работать с Клайвом — и я не против, — но в итоге моим напарником назначили Себастьяна. Вот мы и общаемся. Во-вторых, я не знаю, гей он или нет. — Вот это точно не ложь. — В-третьих, его сексуальная ориентация нас не касается.

Меня она касается, только потому что…

Лишь сейчас я понимаю, что наполнить наши отношения кислородом из-за пределов мирка Себастьян + Таннер было бы здорово. Сама возможность довериться кому-то, помимо папы с мамой, для меня как глоток свежего воздуха, первый за несколько недель. Больше всего мне хочется поговорить с кем-то, особенно с Осси, о случившемся в четверг.

— Если он впрямь гей, — Осси грызет ноготь, — надеюсь, его предки не встанут на уши. Вот даже жаль его. — Она поднимает свободную руку. — Знаю, что ты не гей, но почему сыну епископа не позволено увлекаться парнями?

От ее слов мне чуток не по себе. Почему я до сих пор не открылся Осси? Ну да, напугала мамина паника при переезде, а дружба с Осенью для меня как твердая почва под ногами. Наверное, мне рисковать не хотелось. Тем не менее Осень Лето Грин самая незашоренная из моих знакомых, верно?

— Кому-то нужно получить откровение, — говорю я, глядя на нее. — Вызвать пророка и сказать, что пора возлюбить ЛГБТ-сообщество.

— Так и выйдет, — говорит Осень. — Кто-то получит откровение. В ближайшее время.

Откровения играют важную роль в веровании СПД. Идея вполне прогрессивная: во времена глобальных перемен церкви нужна Божья помощь. В конце концов, они Святые Последних Дней. Они верят, что откровение — то есть послание от самого Бога — может получить любой, если ищет его с благими намерениями. Но лишь живущий ныне пророк — президент СПД — может получать откровения, которые изменят церковные постулаты. Он (всегда он, а не она) с двумя советниками и Кворумом Двенадцати Апостолов (тоже мужчин) «по вдохновению Святого Духа» определяет, какова позиция церкви по тому или иному вопросу и стоит ли ее менять.

К примеру, горячая тема — разрешенная в прошлом полигамия. Мать Осени как-то объяснила мне, что в первых мормонских поселениях было слишком много женщин и слишком мало мужчин-защитников. То есть, взяв по несколько жен, мужчины могли лучше заботиться о женщинах. Однако сам я копнул чуть глубже и вычитал, что правительство США многоженство не одобряло и не давало Юте статус штата. В 1890 году президент СПД Уилфорд Вудрафф (очевидно, получив соответствующее вдохновение) объявил, что Бог больше не приемлет многоженство. По счастливому совпадению именно это хотели услышать в правительстве США, и Юта стала штатом.

Откровение о принятии открытых членов ЛГБТ-сообщества в лоно церкви — единственная ниточка надежды, за которую я цепляюсь, когда позволяю себе мечтать о будущем с Себастьяном. Сам Бригам Янг говорил: мормонам нужно не просто принимать на веру то, что лидеры церкви называют правдой Божией, а молиться и искать эту правду в себе.

Разумеется, Папаша Янг имел в виду не гомосексуальность, но в современном мире живут и немормоны, надеющиеся, что откровение о негреховности гомосексуальности — всего лишь вопрос времени.

Но вот уже легализованы однополые браки, а такого откровения пока не случилось. Осень барабанит пальцами по бедрам в такт музыке. Предыдущие песни я не слушал, а эта мне очень нравится — и медленный, нарастающий ритм, и хриплый голос исполнителя. Слова поначалу кажутся невинными, но песня явно о сексе, как почти все по радио.

Исподволь я начинаю думать о сексе. Что почувствовал бы я с Себастьяном? Как бы все произошло? Как бы мы… любили друг друга? Столько неизвестного, волнующего и одновременно пугающего.

— Ты говорил с Сашей? — нежданно-негаданно спрашивает Осень.

— О чем?

— О выпускном, — отвечает она, смерив меня недоуменным взглядом.

— В самом деле, Осси! Ты что на этом зациклилась?!

— Ты сам сказал, что пригласишь ее.

— Ну а тебе-то что?

— Хочу, чтобы ты пошел на выпускной бал. — Осень обворожительно улыбается. — Еще не хочу идти с Эриком одна.

Упс, а это звоночек!

— Погоди, почему это?

— Просто не хочу торопить наши с ним отношения. Эрик мне нравится, только… — Осень смотрит в окно и поникает, увидев, что мы уже на озере.

— Только что? — уточняю я, зарулив на парковку.

— Нет, ничего такого. Эрик хороший. Мне только хочется, чтобы ты пошел на выпускной. — Осень удерживает мой взгляд секунду… две… три. — Ты точно не хочешь пойти со мной?

— Так ты хочешь пойти со мной? Блин, Осси, если нужно, я с тобой пойду!

— Поздно. Я не могу кинуть Эрика, — говорит она, ссутулившись.

По венам растекается облегчение. Себастьян понял бы, но танцевать с Осенью, когда хочется быть с Себастьяном, кажется несправедливым по отношению к ним обоим.

Я глушу мотор, откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза. Не хочу торчать здесь с Мэнни и с другими ребятами из школы, которые катают по парковке радиоуправляемые машины. Хочу домой, за ноутбук, чтобы выплеснуть огненную лаву, бурлящую у меня в голове. Себастьян расстроил меня и, как назло, уехал на целый день, когда в моей душе полный раздрай.

— Сколько девушек у тебя было?

— Что? — Я перевожу взгляд на Осень, ошарашенный ее внезапным вопросом.

Странные угрызения совести накатывают даже задним числом: я подло изменял Себастьяну, я спал с другими.

Осень заливается краской. Похоже, ей очень неловко.

— Мне просто любопытно. Порой чувствую себя последней девственницей на свете.

Я качаю головой.

— Это неправда, зуб даю.

— Ага. Типа у тебя однозначно за поясом целый воз романов, про которые я знать не знаю.

Господи, а она меня пугает!

— Осси, тебе известно, сколько девушек у меня было. Три. Джесса, Кейли и Трин. — Я тянусь к ее руке. Мне нужно на воздух. — Пошли!

Когда-то озеро Юта было прекрасно — большое, полноводное, идеальное для всех экологически небезопасных видов водного спорта, которые сразу после нашего переезда жутко пугали моих родителей. Папу послушать, так аквабайки — сущая дьявольщина.

Сейчас уровень воды понизился, а цветет она так, что даже в годный для купания день мы не полезли бы в озеро. Вместо этого мы просто устраиваемся на берегу прямо за парковкой, жуем пиццу, которую принес Мэнни, и швыряем камни подальше к горизонту.

Я мечтаю о колледже, о жизни в большом городе, где можно провести день хоть в музее, хоть в баре за просмотром футбольного матча — найти кучу классных занятий, помимо просиживания штанов и пустой болтовни, которыми мы вечно развлекаемся в школе. Я мечтаю убедить Себастьяна уехать со мной и доказать ему, что геем быть не стыдно.

Коул привел несколько друзей по колледжу, которых я не знаю, и вместе с ними запускает у парковки квадрокоптеры. Таких здоровенных, шумных, не гнушающихся ругани качков я побаиваюсь. Я, конечно, не Мэнни, но и ни разу не хлюпик, а мое ледяное спокойствие многие почему-то расценивают как угрозу. Один из качков, Илай, на меня смотрит хмуро и оценивающе, а на Осень так, словно хочет завернуть ее в пиццу и съесть. Он подозрительно мускулистый, с бычьей шеей и неровной, усеянной постакне кожей.