Осси жмется ко мне: якобы она моя девушка, ну а я мигом вживаюсь в роль бойфренда — обнимаю ее и перехватываю взгляд Илая. Тот отводит глаза.

— Нет желания попробовать? — шучу я.

— Нет, — бурчит Осень.

После того как Осень прервала наш утренний разговор, Себастьян уехал на мероприятие в каком-то парке Саут-Джордана. Домой он вернется лишь после шести, но это не удерживает меня от поминутной проверки сообщений: не появились ли эмодзи с тайным смыслом?

Нет, не появились.

Мне не нравится, что разговор мы прервали небрежным «Созвонимся позже», а еще меньше — что Себастьяну невдомек, как сильно меня задело сказанное в четверг. Я читал о таком в брошюрах, которые принесла мама, — у детей-квиров обостренная неуверенность в себе, страх, что нас отвергнут не из-за личных качеств, а из-за нашей глубинной сущности, — но сам подобного прежде не испытывал. Если Себастьян не считает себя геем, какого черта он ко мне липнет?!

Я плотнее прижимаю Осси к себе: тяжесть ее тела успокаивает.

Мэнни зовет нескольких парней помочь ему собрать большой радиоуправляемый «Хамви» [«Хамви» — американский военный внедорожник. Обладает высокой проходимостью, пригоден к транспортировке по воздуху и десантированию парашютным способом.], потом они по очереди катают его по неровной земле, по тропке к озеру, по некрупным камням вокруг парковки.

Отвлекает нас шум драки, завязавшейся поодаль, возле моей машины. Приятели Коула хохочут и тузят друг друга. На наших глазах крепыш, которого, кажется, зовут Мика, сбивает Илая с ног. Илай брыкается, толкается, пинается, а встать не может. Не представляю, за что его повалили наземь. Потасовка явно дружеская, но мне в кайф видеть его уложенным на лопатки. С Илаем мы и парой слов не перекинулись, но у него на лбу написано: «Придурок».

— А ну слезь с меня, педик! — вопит Илай.

Внутри меня абсолютный ноль — все замирает. Энергия, до самой последней капли, расходуется на то, чтобы сохранить лицо.

Осси тоже замирает в моих объятиях. Слово «педик» эхом летит над озером, но за живое оно задело только нас двоих.

Мика смеется еще громче и помогает Илаю встать.

— Да у тебя хренов стояк, ты, педрила гребаный! — Илай отряхивает джинсы. Он раскраснелся пуще прежнего.

Я отворачиваюсь, якобы решив просто полюбоваться горами на горизонте, но, когда бросаю взгляд на Осень, вид у нее такой, словно она готова оторвать Илаю яйца голыми руками. И не упрекнешь ее: я в шоке от того, что кто-то до сих пор так говорит.

Мика отходит в сторону как ни в чем не бывало и поднимает свою упавшую радиоигрушку. Остальные направляются к нему. Все, инцидент словно волной смыло…

— Мудак! — шипит Осси, смотрит на меня, а я пытаюсь сдержать гнев и улыбнуться. Еще я мысленно зову Себастьяна и наконец понимаю, откуда его фальшивая улыбка. От большого опыта.

Осень встает и стряхивает с джинсов сухие травинки.

— По-моему, нам пора.

Я следую ее примеру.

— С тобой все в порядке?

— Да, — отвечает она. — Просто компания не нравится. Зачем Коул общается с этими отморозками?

Мне компания тоже не нравится, и я вздыхаю с облегчением.

— Понятия не имею.

— Ребята, вы же только что приехали! — протестует Мэнни. — Вы что, не хотите эти тачки погонять?

— Я сказала Таннеру, что утром чувствовала себя неважно, — врет Осси. — Сейчас еще хуже стало.

— Я ее личный таксист. — Я пожимаю плечами, словно Осень утаскивает меня против моего желания. Наверное, коктейль из радиоуправляемых машинок и гомофобии мне не в кайф.

Мэнни провожает нас к машине и вдруг останавливает меня у водительской двери.

— Таннер, Илай там такую пургу нес…

У меня аж затылок потеет.

— А что он нес?

— Да ладно тебе! — смеется Мэнни и многозначительно смотрит в сторону: не заставляй, мол, меня говорить об этом вслух. — Короче, Илай — идиот.

Я тянусь к двери, собираясь ее открыть.

Странно-то как…

Плохо-то как…

Похоже, Мэнни знает мой секрет. Откуда он знает?

Только Мэнни с толку не собьешь — он поднимает солнечные очки на лоб и озадаченно прищуривается.

— Погоди, Танн! Чтобы ты знал: у нас все ровно. Так ведь? Я никому не позволил бы лить на тебя дерьмо.

Когда Мэнни сжимает меня в объятиях, я не сопротивляюсь, но рядом с ним чувствую себя крохой. Перед мысленным взором прокручивается пленка воспоминаний, и бедный, низкооплачиваемый кинофрик выискивает футаж, где Мэнни догадывается, что мне нравятся парни. Конкретные кадры не находятся, шансов было хоть отбавляй.

— Мэнни, братан, ну конечно же, у нас все ровно! Я вообще не понял, в чем проблема.

Мэнни отстраняется, смотрит на Осень, которая стоит не шевелясь, потом снова на меня.

— Нет-нет, прости, братан, я был не в теме. — Мэнни пятится от меня, разворачивается и уходит, оставив нас с Осенью в облаке ветреной тишины.

— Что это было? — спрашивает Осси, глядя ему вслед.

— Почем мне знать? — Я смотрю на нее, подбирая простое объяснение. Это же моя фишка: соображаю я быстро, на ходу. Обычно даже на лету. А сегодня… Не знаю, может, я устал. Может, выбит из колеи отрицанием Себастьяна. Может, надоело обороняться. Может, ураган чувств, лжи и полуправды сорвал ставни с окон, и Осси смотрит мне прямо в душу.

— Таннер, в чем дело?

Таким же тоном Себастьян на горе сказал: «Не понимаю, почему ты так расстроен». Все она понимает, как и Себастьян. Осси просто хочет услышать это от меня.

— Кажется… — Я поднимаю глаза к небу. Над нами летит самолет, и я гадаю, куда он направляется. — Кажется, я влюблен в Себастьяна.

Глава пятнадцатая

Осси улыбается. Улыбка глянцево-нелепая, как у робота. Я с трудом сдерживаю смех: первым на ум приходит, что у Осени фальшивая улыбка куда фальшивее, чем у Себастьяна, но брякнуть это сейчас — наихудший вариант.

— Поговорим в машине? — предлагаю я.

Осень разворачивается и идет к пассажирской двери тоже на автомате, как робот. Я в непонятном ступоре — в голове крутятся слова и взгляды Мэнни, — но сильнее ступора безумное облегчение, ведь впереди долгожданный разговор с Осенью.

Осси захлопывает дверцу. Я залезаю в салон и сую ключ в зажигание, только чтобы пустить тепло.

— Так…

Осень поворачивается ко мне, поджав ногу под себя.

— Ну, что за пургу сейчас гнал Мэнни?

— Похоже, он догадался, что я на парней.

Осень хлопает глазами. Я знаю, что она против дискриминации геев: Осси обожает Эмили и Шивани, критикует отношение СПД к квир-прихожанам, прошлой весной раздавала флаеры на мероприятии Центра толерантности средней школы Прово. Но поддерживать ЛГБТ в принципе — это одно, и совсем другое — в реальности. В своей жизни. В лице своего лучшего друга.

— Фактически я бисексуал. Подозревал я это давным-давно, а удостоверился в тринадцать лет.

Осень показывает себе на лицо.

— Если вид у меня странноватый, пожалуйста, не пойми превратно. Расстроена я только из-за того, что ты не открылся мне раньше.

Я пожимаю плечами. Вряд ли стоит зацикливаться на том, что, когда с ней откровенничать, решаю я сам.

— Вот, теперь открылся.

— Думаю, это очень важно.

Это меня смешит.

— Конечно, важно. Я объясняю, как бьется мое сердце.

В глазах у Осени изумление.

— Но в десятом классе ты тискался с Джен Райли. Я сама видела, — говорит она. — А как насчет Джессы, Кейли и Трин? Ты же сексом занимался. С девушками.

— Я и с тобой тискался, — напоминаю я. Осень краснеет, а я тычу себе в грудь. — Бисексуал!

— А вот если бы у нас в школе училась девушка — умница, красавица, наша общая знакомая… Если бы я влюбилась в нее и разбиралась в своих чувствах самостоятельно, ничего тебе не говоря, ты не обиделся бы?

О таком я и не помышлял. Да, слегка обидно даже предполагать, что я был бы рядом и готов помочь, а Осень не доверилась бы мне.

— Понимаю тебя. В свою защиту скажу, что это Прово. И ты же знаешь мою маму. По этому вопросу она совершенно непреклонна: все, кто не с нами на сто процентов, те против нас. Я боялся, что мы с тобой начнем спорить или ссориться.

— Боже… Теперь многое проясняется. — Осень поворачивается к окну и медленно выдыхает. На стекле появляется облачко конденсата. Осень рисует на нем сердечко, фоткает и выкладывает в снэпчате с комментарием «ВАУ!» огромными красными буквами.

— Итак, Себастьян, — говорит она.

— Ага, Себастьян в курсе. — Я намеренно «не понимаю», к чему клонит Осси. — Выяснил он случайно. По синопсису моего романа… Я забыл удалить слово «квир», да и там автобиографией за милю пахнет.

У Осени глаза на лоб лезут от легкости, с которой я произношу «квир». Забыл я, что не у каждого матери спят в ночнушке с надписью «МОЙ РЕБЕНОК-КВИР ПОКОРЯЕТ МИР!».

— Твой роман о нем?

— Сначала я писал о своей жизни в этом городе. Потом появился Себастьян, и… да, роман о том, как я в него влюбился.

— Так он?..

— Себастьян никогда не говорил мне, что он гей, — отвечаю я и по сути не вру. Выдавать его я не вправе ни при каких обстоятельствах. — На миссию он собирается, так что, наверное…

Осень улыбается и берет меня за руку.

— Танн, это не значит, что Себастьян не гей. Многие мормоны — геи. И многие миссионеры, и даже многие женатые мужчины.

— Ну да, наверное. Я просто… подавлен.