— Отыщите все такие детали. — Он поднимает деревянный нагель дюйма четыре длиной. Когда мы перевернули коробку, они разлетелись по траве. — Проверьте, нагелей должно быть по числу отверстий в деталях. — Себастьян показывает место, где нагель вставляется в деревянную заготовку.

Девчонки тотчас принимаются за работу, довольные, что получили задание.

— Танн! — зовет Себастьян, и от теплого, дружеского обращения у меня мурашки по коже. — Иди сюда, разобраться поможешь.

Мы работаем бок о бок — отбираем заготовки для крышки стола, заготовки для ножек. Короткую тяжелую доску мы решаем использовать как молот — загоняем ею нагели в пазы, а последнюю деталь прилаживаем ботинком Грэга. Наш креатив в решении проблем, конечно, бомба, но, если честно, он в подметки не годится кайфу быть рядом с Себастьяном, чувствовать, что он совсем близко.

Положа руку на сердце, если он позвал меня сюда, чтобы обратить в свою веру, то миссия выполнена.

Мы заканчиваем первыми и помогаем командам, не сообразившим, что к чему приладить и как использовать заготовки вместо инструментов. Нет, работа, конечно, не на износ, но и не легкая. Когда приносят пиццу, я радуюсь, что коробок с ней целая стопка, потому как проголодался ЗВЕРСКИ.

Мы с Себастьяном падаем под дерево чуть поодаль от остальных. Вытянув ноги перед собой, мы набрасываемся на пиццу, словно не ели несколько недель.

Обожаю смотреть, как Себастьян ест: обычно меня восхищает изысканность его манер, но сегодня он просто голодный дикарь-строитель. Пицца складывается пополам и отравляется в рот чуть ли не целиком. При этом ни подбородок, ни рубашка не пачкаются. Я откусываю разок и пачкаю футболку жиром пеперони.

— Вот дерьмо! — шиплю я.

— Танн!

Когда я поднимаю глаза, Себастьян улыбается, но потом наклоняет голову набок, типа «Фильтруй базар!».

— Извини! — пристыженно лепечу я.

— Я-то не против, — тихо говорит он, — а вот кое-кто из них возмутился бы.

Мы сидим так далеко от остальных, что у меня возникает иллюзия уединения с Себастьяном, хотя, конечно же, это лишь иллюзия.

— Давно ты тут всех знаешь?

— С кем-то мы знакомы всю жизнь, — отвечает Себастьян, глядя на группу. — Семья Тоби переехала сюда два года назад. А кое-кто из младших недавно причастился. По-моему, для Кэти это первое общественно полезное мероприятие.

— Вот уж не подумал бы! — подначиваю я.

— Да ладно тебе, она милая девочка.

— Милая девочка потратила двадцать минут, чтобы пересчитать сорок нагелей.

Себастьян негромко смеется.

— Прости за ту молитву в начале. Я вечно про нее забываю.

Я только отмахиваюсь и по-новому смотрю на большую группу подростков.

— Ты с кем-нибудь из них встречался?

Приподняв подбородок, Себастьян показывает на высокую девушку, которая ест пиццу на другой стороне футбольного поля, у самых ворот.

— С Мэнди.

Ясно, о ком он. Мэнди училась вместе с Себастьяном и была в школьном совете. Симпатичная, умная — я никаких сплетен о ней не слышал. Такая девушка стала бы Себастьяну идеальной парой.

— Долго? — спрашиваю я. О-па, а прозвучало-то резковато…

Себастьяну тоже так показалось.

— Ревнуешь?

— Немного.

Похоже, Себастьяну это нравится. У него аж щеки розовеют.

— Около года. Десятый класс и летние каникулы перед одиннадцатым.

Ничего себе! Хочется спросить, чем они занимались, много ли целовались, близко ли подобрались к… Только я не спрашиваю и вместо этого говорю:

— Но ведь ты и тогда знал…

Себастьян вскидывает голову и смотрит по сторонам. Убедившись, что нас никто не услышит, он заметно расслабляется.

— Да, знал. Но я думал, если постараться…

В меня вонзается сотня невидимых иголок. За отношения длиной в год можно постараться как следует.

«Я не гей».

— Но ведь ты не спал с Мэнди?

Себастьян снова откусывает огромный кусок пиццы и качает головой.

— Думаешь, в итоге вы с ней поженитесь?

Не переставая жевать, Себастьян раздраженно смотрит на меня, потом выразительно — на футбольное поле.

— По-твоему, это самое подходящее место для такого разговора?

— Давай потом договорим.

— Мне нужен ты, — тихо говорит Себастьян и наклоняет голову, чтобы снова откусить пиццу. Проглотив этот кусок, он смотрит прямо перед собой, но добавляет: — Ты и никто другой.

— Думаешь, церковь изменит отношение к нам? — спрашиваю я, потом киваю на толпу его братьев и сестер по вере. — Думаешь, они изменят?

— Не знаю. — Себастьян пожимает плечами.

— Но со мной ты счастлив.

— Как никогда в жизни.

— Тогда ты понимаешь, что это не грех.

Себастьян светлеет лицом и наконец смотрит на меня.

— Конечно, знаю.

От избытка чувств становится трудно дышать. Хочу поцеловать его! Себастьян переводит взгляд мне на губы и снова краснеет.

— Ты знаешь, о чем я думаю, — говорю я. — О чем я думаю все время.

Себастьян кивает и тянется за бутылкой воды.

— Да, знаю. Я думаю о том же.

Солнце уже садится, когда мы заканчиваем сборку и проверяем, все ли стоит крепко. Ребята смеются, играют кто в салки, кто с фрисби. Здесь куда лучше, чем неделю назад на озере, где приятели Мэнни лупцевали и обзывали друг друга. Здесь все пропитано уважением к нашей работе, к окружающим, к себе, к их Богу.

Большинство ребят забирается в большой пикап, который подбросит их до парковки у церкви. Мы с Себастьяном остаемся и машем отъезжающим.

Себастьян поворачивается ко мне, и улыбки на губах как не бывало.

— Ну, как тебе? Ужасно?

— Ну, не сказать, что ужасно… — начинаю я, и Себастьян смеется. — Нет, было здорово. Ребята очень славные.

— Славные, — повторяет Себастьян, покачивая головой.

— А что? Я серьезно. Они очень славные ребята.

Мне нравится общаться с людьми его круга не из желания примкнуть к ним, а из желания понять, что творится в голове у Себастьяна Бразера. Я должен понять, почему он выдает фразы вроде «В эти выходные я остро чувствовал присутствие Святого Духа» или как молится, чтобы получить ответы на важные вопросы. Суть в том, что Себастьян слышит такую речь с рождения, он вырос среди тех, кто разговаривает подобным образом. У СПД особая манера выражаться, которая мне кажется высокопарной, а для них естественна. Замысловатые фразы зачастую означают «Я пытаюсь сделать правильный выбор», «Я должен понять, насколько нормальны мои чувства».

В парке слышны лишь птичьи голоса и далекий шелест шин по асфальту.

— Чем хочешь заняться? — спрашиваю я.

— Домой пока не хочется.

Своим ответом Себастьян приводит меня в трепет.

— Тогда давай погуляем еще.

Мы садимся в мою «камри», и я физически чувствую тяжесть пропитанной ожиданием тишины. Мы выбираемся с парковки и едем прочь от парка. Просто едем. Я не знаю, ни куда мы направляемся, ни чем займемся, решив остановиться. Когда отрываемся от Прово на целые мили, ладонь Себастьяна ложится мне на колено и медленно скользит вверх по бедру. Дома остаются позади, и вскоре мы попадаем на тихую двухрядку. Поддавшись порыву, я сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую к берегу озера, закрытому для автомобилистов.

Мы въезжаем в раскрытые ворота со знаком «Въезд воспрещен», почти скрытым густой листвой.

— Разве сюда можно? — спрашивает Себастьян, оглядываясь на знак.

— Наверное, нет, хотя похоже, эти ворота открыты давно, так что вряд ли мы первые нарушители.

Себастьян не отвечает, но я чувствую его сомнение и по ладони, замершей у меня на бедре, и по напряженной спине. Надеюсь, он успокоится, увидев, какое уединение царит здесь после заката.

Дорога постепенно раскисает, поэтому я заезжаю на плотный травянистый участок, отключаю фары, потом зажигание. Теперь тишину нарушает только негромкий стук мотора, работающего вхолостую. На берегу почти темно, лишь на поверхности озера мерцает отражение луны. По настоянию папы я вожу в багажнике предметы первой необходимости, в том числе толстое одеяло. После заката ощутимо холодает, но у меня появляется одна мысль.

— Пошли! — зову я Себастьяна, открывая водительскую дверь. Он неохотно следует за мной. Я достаю одеяло и расстилаю на еще теплом капоте. Запасные куртки и завалявшееся полотенце становятся подушками, которые я кладу у «дворников».

Теперь мы можем лежать и смотреть на звезды.

Сообразив, что я задумал, Себастьян помогает мне все устроить. Потом мы залезаем на капот и в один голос стонем от облегчения.

— Казалось, будет так удобно! — хохочет Себастьян.

Я придвигаюсь ближе, и капот протестующе гремит.

— Нормально же получилось.

Луна только взошла, звезды словно веревками удерживают ее над горизонтом.

— Единственное, что мне нравится в Юте, — здесь по ночам видно звезды, — говорю я. — В Пало-Альто из-за засветки их не разглядишь.

— Звезды — единственное, что тебе нравится в Юте?

— Прости, есть еще кое-что. — Я поворачиваюсь к Себастьяну и целую его.

— Я про звезды ничего не знаю, — признается Себастьян, когда я снова поднимаю глаза к небу. — Давно хочу восполнить пробел, да все руки не доходят.

— Вон созвездие Девы, — показываю я. — Видишь, сверху четыре звезды образуют кривоватую трапецию? А под ней Поррима и Спика, они как нить воздушного змея, да?