Мама наполняет себе кружку и, глянув через плечо на папу, спрашивает:
— Поли, ты в котором часу домой приехал?
Папа снова смотрит на часы. От усталости он и щурится, и жмурится.
— Минут тридцать назад.
— Разрыв сонной артерии, — резюмирую я. — Пострадавший не выжил.
— Таннер! — негромко осаживает меня папа, смерив укоризненным взглядом.
— А что? Я лишь вкратце изложил все маме, чтобы тебе снова не пришлось.
Тихо-тихо мама подходит к папе и прижимает ладони ему к щекам. Что она говорит, я не слышу, но ее шепот успокаивает и меня.
Черная пижама, растрепанные волосы, крашенные в черный, недовольный взгляд — на кухню вваливается Хейли.
— Эй, вы что шумите?
Самое нелепое то, что со своей жалобой сестренка пришла в момент, когда на кухне было относительно тихо.
— Ну, такие звуки характерны для высокофункциональных человеческих существ, — объясняю я.
Хейли стукает меня в грудь и клянчит у мамы кофе. Мама, понятное дело, не соглашается и наливает ей апельсиновый сок.
— Кофе вызывает задержку роста, — говорю я сестренке.
— Поэтому у тебя пенис такой…
Папа перебивает ее очень выразительно и многозначительно:
— Таннер идет работать над проектом. Вместе с неким Себастьяном.
— Ага, этот парень ему нравится, — выкладывает Хейли. Мама резко поворачивается ко мне.
Паника тут же накрывает меня с головой.
— Нет, Хейли, не нравится он мне.
«Не верю!» — большими буквами написано на лице у сестренки.
— Ага-ага.
Папа, уже не такой сонный, подается вперед.
— Нравится — в смысле по-настоящему?
— Нет, пап! — Я качаю головой. — Нравится — в смысле он хороший парень, который поможет мне получить «отлично». Он просто ассистент нашего препода.
Папа широко улыбается, настойчиво напоминая мне, что Мою Сексуальность Он Принял, даже если я не запал на парня, о котором сейчас речь. Только наклейки на бампер не хватает!
Бам! — с таким звуком Хейли опускает стакан апельсинового сока на стойку.
— Он «просто ассистент препода», которого Осень назвала суперклассным. Ну а ты сказал, что у него «румянец яркий, как у ребенка».
— Себастьян лишь помогает тебе написать роман, да? — вмешивается мама.
— Да, — киваю я.
Со стороны могло показаться, что мама нервничает, потому что суперклассный ассистент препода — парень. Но нет, дело в том, что Себастьян — мормон.
— Ладно, — говорит мама с таким видом, будто мы с ней скрепили сделку. — Хорошо.
В ее голосе столько тревоги, что внутри у меня загорается огонь. Еще немного, и он прожжет во мне дыру. Я хватаю стакан Хейли и выпиваю апельсиновый сок, чтобы потушить пожарище. Хейли бросает взгляд на маму, взывая к справедливости, но родители беззвучно о чем-то совещаются.
— Интересно же проверить, подружатся ли вундеркинд-мормон и вундеркинд-немормон, — говорю я.
— Получается, это вроде научного эксперимента? — осторожно уточняет папа.
— Ага, типа того.
— Ты только не играй с ним, — просит мама.
От досады у меня вырывается стон: разговор начинает надоедать.
— Да хватит вам! — Я выхожу из кухни и хватаю рюкзак. — Это же для школы. Мы только над сюжетом поработаем.
МЫ ТОЛЬКО НАД СЮЖЕТОМ ПОРАБОТАЕМ.
МЫ ТОЛЬКО НАД СЮЖЕТОМ ПОРАБОТАЕМ.
МЫ ТОЛЬКО НАД СЮЖЕТОМ ПОРАБОТАЕМ.
Я раз семнадцать записываю это предложение в блокнот, поджидая Себастьяна там, где мы условились встретиться, — в писательском уголке Городской библиотеки Прово.
Когда Себастьян каллиграфическим почерком писал мне свой имейл, то наверняка рассчитывал, что мы встретимся в «Шейк-Шаке» [«Шейк-Шак» — сеть ресторанов быстрого питания. Славится бургерами.] — не в «Старбаксе», ясен день! — и обсудим мои сюжетные заготовки. Но сидеть в популярной бургерной, куда может зайти любой ученик нашей школы, казалось слишком рискованно. Я не трус, но вдруг кто-то увидит меня и решит, что я хочу обратиться в СПД? Вдруг кто-то увидит Себастьяна и задумается, почему он в компании немормона? Вдруг этим кем-то окажется Дейв-Футболист, который увидит, как я пялюсь на Себастьяна в школе? Вдруг епископ свяжется со знакомыми в Пало-Альто, выяснит, что я квир, расскажет Себастьяну, а Себастьян расскажет всем?
Нет, я точно себя накручиваю!
МЫ ТОЛЬКО НАД СЮЖЕТОМ ПОРАБОТАЕМ.
МЫ ТОЛЬКО НАД СЮЖЕТОМ ПОРАБОТАЕМ.
МЫ ТОЛЬКО НАД СЮЖЕТОМ ПОРАБОТАЕМ.
За спиной у меня на лестнице звучат шаги. Я едва успеваю вскочить, уронив блокнот на пол, когда появляется Себастьян. Синий пуховик, черные слаксы, кроссовки «Меррелл» [«Меррелл» — бренд мужской обуви для активного отдыха.] — он просто ожившая реклама «Патагонии» [«Патагония» — бренд одежды и снаряжения для альпинизма, туризма, активного отдыха.].
Себастьян улыбается. Он порозовел от холода, и у меня сердце замирает: так мне нравится на него смотреть.
А ведь это плохо, это очень-очень плохо.
— Привет! — говорит он, слегка запыхавшись. — Прости, я немного опоздал. Сестренке на день рождения подарили огромный домик Барби. До самого ухода я помогал папе его собирать. Там, наверное, миллион деталей!
— Ничего страшного, — говорю я, думаю протянуть руку для рукопожатия, но в последний момент отдергиваю, потому что какого черта я творю?!
Себастьян замечает это, тоже почти протягивает руку и тоже отдергивает.
— Не обращай внимания! — прошу я.
Себастьян смеется: я удивил его и явно позабавил.
— Как в первый день с новой рукой!
Ужас, полный ужас! Мы же только приятели, решившие вместе позаниматься. Братаны! Братаны так не напрягаются. Будь братаном, Таннер!
— Спасибо, что пришел.
Себастьян кивает, наклоняется за моим блокнотом, но я подбираю его первым, чтобы он не увидел строчки, которые я выводил на репите, пытаясь успокоиться. Успел он прочитать или нет, я не знаю. Себастьян спускает это на тормозах, отводит глаза и вглядывается в пустой зал.
— Здесь будем работать? — спрашивает он.
Я киваю, Себастьян проходит за мной в глубь зала и наклоняется, чтобы посмотреть в окно. Над хребтом Уосатч густой туман со снеговыми облаками, и кажется, что над нашим тихим городком витают призраки.
— Знаешь, что странно? — спрашивает Себастьян, не поворачиваясь ко мне.
Я стараюсь не зацикливаться на том, как свет из окна озаряет его профиль.
— Что?
— Я здесь впервые. В книгохранилище бывал, а в саму библиотеку не заглядывал.
На языке вертится колкость: «Это потому что вся твоя внеучебная жизнь проходит в церкви». Порыв я подавляю. Себастьян здесь, чтобы помочь мне.
— Сколько лет твоей сестренке? — спрашиваю я.
Себастьян бросает взгляд на меня и снова улыбается. Он улыбается так часто, так легко и непринужденно…
— Которой подарили домик Барби?
— Угу.
— Фейт десять.
Шаг в мою сторону, еще шаг… «Да, да, иди ко мне!» — кричит мое сердце незнакомым голосом, но тут я догадываюсь, в чем дело. Себастьян намекает, что нам пора сесть за стол и начать работу.
Будь братаном, Таннер!
Я отворачиваюсь, и мы устраиваемся за столом, ради которого я пришел сюда пораньше. Впрочем, мы могли занять любой: субботним утром, в девять часов, мы в библиотеке одни.
Стул мерзко скрипит по деревянному полу — Себастьян смеется и бормочет извинения. Он так близко, что я снова вдыхаю его запах — ну, это немного похоже на кайф.
— У тебя ведь и другие братья-сестры есть?
Себастьян смотрит искоса, и меня так и подмывает объяснить: гнусных предположений о составе мормонских семей я не делаю, просто Хейли и Лиззи в одном классе.
— Лиззи, другой моей сестренке, пятнадцать, — отвечает Себастьян. — Еще у меня есть брат Аарон, который в тринадцать сойдет за двадцатитрехлетнего.
Я смеюсь из вежливости, хотя чувствую себя комком нервов, сам не знаю почему.
— Лиззи в средней школе Прово учится?
— Да, — кивает Себастьян. — Она девятиклассница.
Видел я эту девочку в школе, и Хейли права: Лиззи постоянно улыбается, а на большой перемене часто помогает уборщикам. От счастья она буквально искрится.
— Она кажется очень славной.
— Так и есть. Фейт тоже милаха, а вот Аарон… Парень он хороший, но любит перегибать палку.
Таннер Скотт, несуразный придурок по гроб жизни, я киваю. Себастьян поворачивается ко мне, и я чуть ли не физически чувствую его улыбку.
— Ну а у тебя братья-сестры есть? — спрашивает он.
Видишь, Таннер? Вот как это делается. Заведи разговор.
— У меня есть младшая сестра, Хейли, — отвечаю я. — Ей шестнадцать. Она в одном классе с Лиззи. Дьявольское отродье! — Я осознаю, что брякнул, и в ужасе смотрю на Себастьяна. — Боже, поверить не могу, что у меня вырвалось такое. И еще это… богохульство…
— Здо-орово! — стонет Себастьян. — Теперь я не смогу с тобой разговаривать. Уже с завтрашнего дня!
Сам чувствую, что лицо у меня кривится от презрения, и слишком поздно догадываюсь, что это шутка. Улыбка Себастьяна погасла. Она исчезла, едва он понял, какой я бестолковый, как легко верю грязным толкам о его вере.
— Прости! — Он поднимает уголок рта. Совершенно не похоже, что Себастьяну не по себе, скорее эта ситуация его забавляет. — Я пошутил.
У меня кровь кипит от смущения, и я вымучиваю уверенную улыбку, которая всегда помогает мне добиваться своего.
— Не суди строго. Я только учусь говорить по-мормонски.
К моему огромному облегчению, Себастьян смеется.