— Ты что, встал на жвачку и прилип? — обернувшись съязвила она.

— Ой, нет! Я иду!

— Только ничего не трогай, а то упадет на пол и будет грохот. Всех перебудишь.

— Что упадет?

— Да что угодно, хоть стул, хоть доска какая, а хоть и ты сам.

Наташа присела на корточки и стала рыться в куче мусора у окна.

— Уф, всё на месте, а то я так переживала! Иди быстрее!

Сережа ускорил шаг и сразу задел стопку старых газет, которая сначала вяло зашаталась, а потом рухнула под ноги мальчику, подняв клубы пыли. Дети замерли, причем Сережа застыл стоя на одной ноге и прижимая руками к своему животу несколько грязных листков, которые он успел подхватить. На лице его была гримаса, он отчаянно пытался не чихнуть. Наташа смотрела на Сережу круглыми глазами и шепотом уговаривала его вести себя тихо. Но на мальчика ее слова не подействовали, и уже через несколько секунд по всему чердаку разнесся звонкий раскатистый чих, а затем продолжительные невнятные ругательства на тех, кто развел здесь такую пыль. Наконец, Орлов, преодолев всё оставшееся пространство, плюхнулся на пол рядом с Наташей.

— Ну ты и слон! — возмутилась девочка. — Разведчик из тебя точно не получится.

— Ладно тебе ругаться. Давай показывай, что у тебя тут!

— Начнем с этого, — и Наташа протянула Сереже старую подзорную трубу. — Посмотри на небо.

Осторожно взяв вещицу из рук девочки, Сережа сначала попытался рассмотреть ее. Света из окошка явно не хватало, но даже при таком освещении было понятно, что она старинная и достаточно ржавая. Поднеся узкий конец трубы к правому глазу и сильно зажмурив левый, он принялся смотреть на небо.

— Что-то ничего не видно, всё черное!

Наташа хихикнула:

— Может, будет лучше видно, если ты снимешь крышечку?

И то верно! На широкий конец трубы была плотно прикручена железная заглушка.

— Ты ведь это специально, — возмутился Сережа.

— Ага! — Наташа была довольна собой.

Без крышечки смотреть в подзорную трубу оказалось гораздо интереснее. И следующие десять минут дети провели молча. Сережа обозревал звезды, а потом и окрестности детского дома. Наташа чем-то шуршала в небольшой коробочке.

— Ну, ладно, на сегодня хватит, — заявила она тоном не терпящим возражений и, забрав подзорную трубу у Сережи, сунула ее в кожаный футляр.

— А это что? — Сережа наклонился вперед и попытался притянуть к себе коробку, которая стояла у Наташи на коленях.

— Нет, не покажу! Это только моё! — девочка захлопнула крышку.

— Но ты же обещала? — блеснул глазами Сергей.

— Да, обещала! И показала тебе подзорную трубу и звезды!

— С трубой — согласен, со звездами — нет. Я их и раньше видел. Все равно этого мало. Давай еще что-нибудь! — мальчик недовольно заерзал на месте.

Помедлив, больше для вида, Наташа сказала:

— Хорошо, покажу тебе три вещи. Но только потому, что ты открыл замок.

— Ладно, — Сережа был доволен. — Только я сам эти вещи выберу!

Девочка согласно кивнула и поставила коробочку на пол между собой и своим другом. У коробочки была откидная крышка с круглой ручкой наверху. И можно было принять ее то ли за шкатулку, то ли за маленький сундучок. Стенки коробочки были украшены разноцветными стекляшками, слабо мерцавшими в свете звезд.

— Красивая, — тихо сказал Сережа, залюбовавшись этим блеском. — Можно?

— Давай!

Мальчик осторожно, двумя руками приподнял крышку шкатулки и взял первую попавшуюся вещицу. Это оказалась гладкая сухая палочка закругленной формы. Повертев ее перед глазами так и не поняв, что это такое, Сережа отдал ее Наташе.

— Рассказывай, — торжественно-ехидно произнес он, — надеюсь, это самый ценный экспонат твоей коллекции.

— Ой, а я про нее и забыла! Как здорово, что ты ее выбрал! — Наташа искренне радовалась. — Это одна из моих самых старых историй. Я тогда в первый раз поехала на дачу нашего детского дома. Помнишь, у нас там есть огород, а в самом углу растут малина и красная смородина?

— Конечно, помню! Я эту смородину каждый год там собираю. Она мне даже в кошмарах снится, — и Сережа поежился.

— Так вот, это был мой первый раз, когда я собирала эту самую смородину. Помню, было так жарко, что даже голова кружилась. А надо было целую корзинку набрать. Ну, в общем, села я в тень у куста и начала есть ягоды…

— Есть? Ну ты даешь!

— Не перебивай, а то не расскажу, что было дальше.

— Ой, извини, продолжай, — заерзал от нетерпения Сережа.

— Ну, значит, ела я ягоды, ела, а потом оборачиваюсь, смотрю на свою корзинку, а она доверху наполнена смородиной, да еще с горкой! И ни одной мятой ягодки!

— Это что, тебя солнечный удар хватил и тебе это всё померещилось?

— В том-то и дело, что нет! Я ведь эту смородину воспитателям отнесла и получила за это призовой стакан лимонада. Это уж точно мне не могло померещиться! А когда я корзинку двумя руками с огорода тащила, щепочка мне за юбку зацепилась. Я ее потом сняла и с собой в детский дом забрала, на память.

— Ух ты! Действительно крутая история! Вот почему ты так быстро ягоды собираешь! — восхитился Сережа.

— Эх, если бы, — вздохнула Наташа. — Это больше не повторилось. Хотя я каждый раз начинаю есть ягоды, а корзинка остается пустой.

— Ладно, давай дальше, — Сережа запустил правую руку в шкатулку и стал там шарить, пытаясь нащупать что-нибудь интересное.

Как вдруг яркий свет вспыхнул во дворе детского дома и до детей долетели звуки ровного механического урчания.

— Что там? — Наташа смотрела на друга испуганными глазами.

— Давай посмотрим!

— Только осторожнее, чтобы нас не заметили.

Дети присели у окна на корточки и медленно, косясь друг на друга, стали выглядывать во двор. Из-за яркого света, бьющего прямо в глаза, было сложно понять, что там происходит.

— Это автобусы! — радостно воскликнул Сережа и, выпрямившись во весь рост, высунулся в окно.

— Ты что делаешь? — яростно зашипела Наташа, — с ума сошел? Тебя же увидят!

И она попыталась оттащить мальчика от окна. Но было уже поздно. Женский голос, напоминающий пожарную сирену, прогремел на весь двор:

— На чердаке дети! Я их только что видела! Их надо немедленно поймать! Мерзкие мальчишки, вот уж я с вами разберусь!..

А Наташа и Сережа, который чихал уже без остановки, летели по чердаку не разбирая дороги, с грохотом роняя за собой старую рухлядь. Нырнув в люк, они даже не подумали остановиться и закрыть его за собой. Дети во весь дух неслись по лестнице. И вот уже спасительная дверь в их квартиру совсем близко! Только бы успеть добежать до нее раньше бегемота, который, топая и пыхтя, поднимается снизу по лестнице и жаждет кровавой расправы.

У самой двери дети остановились и согнулись пополам, чтобы отдышаться и успокоить сильно бьющиеся сердца. Наташа прижимала к себе шкатулку, Сережа держал кожаный футляр с подзорной трубой.

— Кажется, пронесло, — прошептал мальчик.

— Я бы этого не утверждала. — В проеме открывшейся двери стояла Галина. Брови ее были сдвинуты, ноги широко расставлены, а руки упирались в бока.

— Марш в постели! И чтобы ни звука!

Наташа, тихонько взвизгнув, чмокнула суровую воспитательницу в щеку, Сережа галантно склонил голову.

— Живее, живее! Я с вами еще потом разберусь!

Галина пропустила детей в прихожую и быстро заперла за собой дверь.

Но не успели дети добраться до своих кроватей и почувствовать себя в безопасности, как входная дверь начала ходить ходуном. Удары сыпались на нее не переставая.

— Эй, Галка, открывай! Ты что там, спишь что ли? — зарычала виновница этого шума: — Бери ключ от чердака и большой фонарь! Надо всех этих гадких детей выловить!

Галина, шаркая ногами, пошла открывать дверь. На пороге стояла женщина и фырчала от ярости. Толстой назвать эту женщину было никак нельзя, потому что она была не просто толстая, а очень толстая и даже жирная. С круглым красным лицом, с несколькими подбородками, по которым градом стекал пот от непривычной физической нагрузки. Глазки толстухи были злобными и маленькими, но это не мешало им следить за всеми обитателями детского дома, включая персонал и самого директора.

Изольда Карловна Лягушкина, а это именно она, была завхозом и считала себя самой главной персоной во всем детском доме. Иван Иванович для нее был чересчур интеллигентным аристократом, она испытывала к нему почти материнские чувства. Это, однако, не мешало ей мечтать заделаться графиней Ложкиной, то есть стать его женой. Вот тогда бы она им всем показала! Хотя что показала и кому Изольда придумать еще не успела, но все равно считала себя единственной женщиной, достойной этой почести и титула.

— Что случилось? — заспанным голосом спросила Галя, картинно зевая и потягиваясь.

— На чердаке кто-то есть, я видела их в окне. Пошли выловим их всех и накажем, а лучше сдадим в детскую комнату милиции. Будут знать, как шастать по ночам! — кровожадно зарычала толстуха.

— Но ведь чердак заперт. Как туда могли попасть дети? — удивилась Галя.

Хоть она была молодая и простодушная, но детей очень любила и всегда старалась их защитить. Дети это чувствовали и отвечали ей взаимностью. Галину можно было сравнить с курицей-наседкой как внешне, так и внутренне. И будь ее воля, она согнала бы всех своих «цыплят» в одну маленькую комнату и там стала бы за ними присматривать.