— Да, знаю. Но уговор был на три истории. И эта — вторая.

— Хорошо, слушай! — и в глазах девочки заплясали озорные искорки: — Мне тогда было пять лет. У меня было полно друзей, меня все любили. И вот однажды, в наш детский дом подселили одного гадкого мальчишку.

Довольная улыбка сползла с лица Сергея.

— Это я то гадкий! На себя посмотри!

Наташа нахмурилась.

— Я не понимаю, твоя это история или моя? Не хочешь — не слушай. Или тогда не перебивай меня!

Сережа торопливо закивал.

— Так вот, — продолжила девочка, — оказалось, что этот мальчишка будет жить не просто в нашем детском доме, а в нашей семье, да еще в соседней спальне будет спать.

— Ну, он же не виноват, — Сережа принял правила игры, и она, похоже, ему начинала нравиться.

В это время в автобусе творилось что-то невообразимое. «Березка» закончилась и уступила место «Рябинке». Половина детей громко и выразительно подпевали Надежде Михайловне, которая, вскочив со своего места, активно дирижировала половником. А вторая половина, включая рыжую Клаву, пытались спастись от хорового пения с помощью ваты, которую напихали себе в уши. Картину завершала лохматая Буся. Собачонка громко выла в своей временной тюрьме. Выла так, что слезы наворачивались. И только двое детей, спрятавшись за чемоданами на заднем сиденье, не обращали на всё это никакого внимания.

— Может, и не виноват, только с того дня жизнь моя окончательно испортилась, — продолжала свой рассказ девочка.

— Постой, ты же говорила, что жилось тебе хорошо, и тебя все любили? — ехидно напомнил Сережа.

— Еще одно слово и уговору конец. Больше ничего не расскажу. — Похоже Наташа всерьез решила обидеться на товарища.

— Прости, я больше не буду, — занервничал Сергей, — ни слова больше не скажу!

Выдержав паузу, Наташа продолжила:

— Этот новенький постоянно путался под ногами. То живую муху мне в компот кинет, то за волосы дернет. А один раз вылил мне графин с водой на кровать. Это ведь ты был?

И Наташа внимательно посмотрела на друга. Сережа потупился и стал изучать свои не очень чистые коленки на штанах. Уши его приобрели ярко-розовый цвет и подрагивали.

— Мне тогда так влетело от Жабы, до сих пор помню, как всю ночь проревела.

Уши мальчика из розовых превратились в красные и пошли пятнами.

— В ту ночь я твердо решила с тобой разобраться, только вот еще не знала как. И, кстати, спасибо, что придумал всё за меня!

Сережа молчал, ему было очень стыдно. Он совсем уже забыл эту историю.

— На прогулке ты с мальчишками крутился на турнике и крикнул мне, что я слабая малявка, — Наташа хмыкнула и улыбнулась, — и предложил на спор, кто больше раз подтянется. Если честно, я до того дня ни разу этого и не делала.

— Правда? — в Сережиных глазах читалось сильное удивление.

— Ага, — кивнула девочка, — Мне тогда так страшно было.

— Но как же ты смогла подтянуться семь раз?! — воскликнул мальчик.

— Ты что, цифру помнишь?

— Конечно! Так позорно я в своей жизни никогда не проигрывал!

И дети дружно рассмеялись.

— Кстати, — сказала Наташа, — спасибо, что сдержал слово и больше меня не обижал.

— Не за что, мы же теперь друзья!

— Лучшие друзья!

Сережа осторожно положил значок в шкатулку, и Наташа спрятала ее на дно своей большой спортивной сумки.

И тут в автобусе кто-то закричал:

— Смотрите! Приехали!

Надежда Михайловна прервала свое пение на середине фразы, быстро засунула половник в ближайшую коробку и, поправив круглые очки, строго объявила:

— Дети, мы подъезжаем! Оставайтесь на своих местах до полной остановки автобуса! Сначала выходят малыши, а потом старшие помогут нам с багажом. Сережа Орлов возьмет с собой Бусинку.

Глава 3

Маразм начинается

Летняя дача детского дома представляла собой небольшой участок березовой рощи, обнесенный хлипким забором. То там, то здесь были разбросаны дощатые домики в два этажа, причем все домики были выкрашены в разные цвета, двух одинаковых не было. Каждой «семье» полагалось занять отдельный домик. Помимо жилых домов в дачном комплексе находились общая столовая, клуб, большая спортивная площадка и единственное кирпичное здание — дом начальника лагеря, в котором с максимальным комфортом планировала разместиться необъятная Изольда Карловна.

Заселение семей по домикам проходило каждый год одинаково. По приезде все воспитатели собирались вместе и тянули жребий. Они по очереди доставали круглые жетончики из небольшого холщового мешка с завязками. Кому какого цвета жетон доставался, тому такого цвета домик и занимать.

Семей в детском доме было шесть, и цветных жетонов в мешке тоже шесть. Первой право выбора по традиции предоставлялось самой старшей воспитательнице. Сегодня, впрочем как и в прошлые годы, ею оказалась баба Тая. Никто уже не помнил ее отчества и все, даже коллеги, звали ее только так. Баба Тая была сухонькой и очень живой старушкой, совершенно неутомимой и вездесущей. Она всегда всё успевала, и ее «семья» была самой образцовой. Баба Тая круглый год ходила в цветастом платочке на голове и постоянно поправляла узелок, подтягивая платок за хвостики. Сколько ей было лет, тоже никто не знал, может быть, семьдесят, а может быть, и девяносто. Но обязанности свои она выполняла прекрасно, за что и заслужила уважение самого Ивана Ивановича Ложкина.

В этом году бабе Тае достался желтый домик, и она, бросив остальным воспитателям:

— Удачи вам, девочки! — энергично махнув рукой, повела своих ребят заселяться.

Следующей на очереди была самая молодая из воспитательниц, и это оказалась Галина. Ее тоже величали без отчества, что, однако, не мешало уважать Галю за ее любовь к детям.

Надежда Михайловна протянула Галине раскрытый мешочек, и та осторожно запустила в него руку, пошвырялась в содержимом и зажала один жетон в кулак. Вытащив руку из мешка, Галя медленно раскрыла ладонь. На руке лежал глянцевый зеленый кругляшок.

— Уф, — выдохнула она, — зеленый.

И непонятно почему, поблагодарила Надежду Михайловну:

— Спасибо!

— Не за что, — с улыбкой ответила та.

— У нас зеленый! — громко крикнула Галина, повернувшись в сторону автобусов, у которых толпились дети, — берите свои вещи и за мной!

Она решительным шагом направилась вглубь территории, а за ней со всех ног припустили пять девочек и пять мальчиков, навьюченных большими сумками и чемоданами. Среди них были и Наташа с Сережей.

Вскоре все оставшиеся дети знали, где они будут жить этим летом. Жеребьевка закончилась.

Надежда Михайловна, строгая дама средних лет в круглых очках, которые постоянно сползали ей на кончик носа, вытянула оранжевый жетон. Остальным «семьям» достались фиолетовый, синий и красный домики.

* * *

К полудню все вещи были распакованы, уложены в тумбочки и шкафы. А из столовой начал распространяться вкусный запах жареной курицы.

До обеда оставался еще целый час и Наташа с Сережей решили обежать всю территорию и проверить, вдруг что-то изменилось с их последнего приезда сюда прошлым летом.

Первым делом они сунули свои любопытные носы в огород и удостоверились, что кусты смородины и малины сидят на своих местах. Хотя дети так надеялись, что придут воры, выкопают их и унесут с собой. Значит, как и в прошлом году, им придется собирать эти дурацкие ягоды. Если только они не заболеют и не умрут. Только в этом случае, по словам Надежды Михайловны, они смогут не приходить на сбор урожая.

Нельзя сказать, чтобы Наташа не любила ягоды. Она их очень любила, но любила есть, а не собирать. И, конечно, девочка любила ягодные пироги, особенно с красной смородиной.

— Хватит мечтать, пошли посмотрим на дом Жабы! — от Сережиного голоса все пироги разом улетели из Наташиной головы.

— Пошли! Интересно, она всё лето будет нами командовать или Иван Иванович все же приедет и спасет нас? — уже на бегу спросила Наташа.

— Судя по количеству чемоданов, которые Карловна сюда притащила, она планирует жить здесь вечно, — пропыхтел Сергей в ответ.

— Как думаешь, она уже повесила те ужасные занавески? — ни с того, ни с сего поинтересовалась девочка.

— Какие занавески? Ты вообще о чем? — Сережа резко остановился и уставился на подругу.

— Ну… я вчера случайно подслушала, как наша Галя жаловалась, что Жаба заставила ее снять все занавески.

— Откуда?

— Из кабинета завхозши. Погладить их и упаковать. Наверно, Изольда не захотела расставаться со своими любимыми занавесочками. Как думаешь, какого они цвета?

— И думать тут нечего, — захихикал Сережа, — зеленого! У нее же всё зеленое — и платья, и туфли, и даже шляпа.

— А еще сумка! Все ее сумки!

И дети, дружно рассмеявшись, побежали дальше.

Дом начальника дачи, строение из белого кирпича, находился в самом центре территории, недалеко от столовой. Добравшись до него, дети первым делом увидели Клаву Петрушкину, которая сидела на ступеньке перед домиком и лузгала семечки.

— А ты что здесь делаешь? — уставившись на рыжую пухлую девочку, поинтересовалась Наташа.

Клава сначала бросила презрительный взгляд на Малахитову и лениво проговорила: