Кристина Ролофсон

Фамильная реликвия

Глава первая

— Зачем ты набрала столько черной одежды? — Энн неодобрительно нахмурилась, изучая содержимое чемодана. — Или это символ твоего настроения?

Кейт бросила очередной пакетик с черными колготками в новый чемодан от Пульмана, купленный на прошлой неделе на распродаже в «Дж. С. Пенни». Она укладывала чемодан уже в третий раз, пытаясь добиться почти невозможного: запастись одеждой для любой погоды и при этом не тащить неподъемный груз.

— Продавец из обувного отдела в «Джордане Марше» сказал, что в Лондоне все одеваются в черное. А спортивные туфли, джинсы и куртки носят только американцы.

— Ну и что? Ты же американка.

— А я хочу выглядеть в Англии изысканной светской дамой, — объяснила Кейт.

Ее старшая сестра усмехнулась.

— Ты совсем спятила. С такими деньгами можно отдохнуть где-нибудь на юге. Кто же ездит в Лондон в марте?

— Я. Особенно в такое время.

— Пожалуй, тебе и вправду будет полезно куда-нибудь уехать, — согласилась Энн. — Кто бы мог подумать, что он обзаведется новой невестой и решит жениться так скоропалительно?

Обе сестры знали, о ком идет речь.

— Мне все равно. — Кейт задумалась, стоит ли брать с собой желтый свитер, и в конце концов отложила его на кровать. — С его стороны это был смелый поступок — разорвать помолвку со мной.

— Смелый? Он попросту негодяй!

Кейт поморщилась. На следующей неделе ей предстояло стать женой Джеффри Лэннинга, но чуть ли не в последнюю минуту тот объявил, что передумал.

— Похоже, мне не везет с мужчинами.

Энн согласно кивнула.

— Ты чересчур доверчива. Помнишь футболиста из школы? Того самого, который одновременно встречался еще с тремя девушками, в то время как ты считала, что он без ума от тебя? А этот химик из колледжа? Как его звали… кажется, Рей? Помнишь, как тебе пришлось раскошеливаться на каждом свидании, потому что он уверял…

— …что открыл лекарство от рака и что ему нужны деньги на приборы для исследований, — подхватила Кейт. — Впредь я буду умнее, — пообещала она. Ей не хотелось вспоминать о прошлых неудачах. Хватит и того, что три старших сестры запоминали каждую ее ошибку и не стеснялись попрекать ими.

Энн улыбнулась.

— Надеюсь, ты не слишком изменишься, иначе мы тебя не узнаем.

— Просто теперь буду вести себя иначе. Мужчинами я сыта по горло. Вернусь из Англии — заведу собаку. — Она взглянула на часы. — Пора заканчивать сборы.

— Собаку? Какую?

— Какую-нибудь маленькую и ласковую.

— Я подыщу для тебя что-нибудь подходящее, — пообещала сестра. — Кэрол мне поможет — чтобы ты снова не ошиблась… — Энн запнулась, увидев, что Кейт укладывает в чемодан черные брюки. — Опять черные? Ты что, собралась на похороны?

— Да, настроение у меня и впрямь похоронное. — Кейт сунула в чемодан черные туфли на плоской подошве и попыталась отвлечь внимание Энн от своего гардероба. — Может, мне повезет увидеть королеву.

— Само собой, и Ди вместе с ней, — Энн покачала головой. — Передавай привет обеим.

Аккуратно свернув кремовый кардиган, Кейт положила его сверху.

— Ничего ты не понимаешь, Энни. Шути сколько хочешь, а я возьму и где-нибудь встречусь с ними. Ни на минуту не буду расставаться с фотоаппаратом — особенно в Кенсингтонском дворце.

— Надеюсь, эта поездка отвлечет тебя от тягостных мыслей. А после возвращения займешься поисками новой работы. — Энн взяла с кровати пару черных брюк. — Я думала, ты уже подобрала себе подходящие тона и больше не станешь носить черное.

— Так и есть. Я остановилась на осенней гамме — коричневых, золотистых и кремовых оттенках. Но у меня столько черных вещей, что придется их с чем-нибудь сочетать, — Кейт расправила коричневые лосины. — Черное с коричневым — удачное сочетание, верно?

— Весьма изысканное, — подтвердила Энн. — А какие сережки ты выбрала?

— Пришлось купить золотые подвески с черными и коричневыми бусинами. Зато теперь я смогу носить старую брошку бабушки Лорабелль. Раньше я считала, что она слишком яркая. — Кейт вынула из ящика туалетного столика большую овальную брошь и протянула ее сестре. — Она будет отлично смотреться на пальто, правда?

Энн поднесла брошь к свету.

— Слишком уж… велика. Хорошо, что она досталась тебе, а не мне.

— У бабушки эта брошь была излюбленным украшением — она надевала ее только в торжественных случаях. Перед смертью бабушка подарила ее мне и сказала, что она выполнит мое самое заветное желание.

Энн приколола брошку возле узкого выреза нового коричневого трикотажного платья Кейт и одобрительно кивнула. Огромный желтый прямоугольный камень в центре брошки причудливым геометрическим узором окружали белые и зеленые камешки поменьше.

— Она неплохо смотрится на коричневом, верно? — спросила Кейт.

— Да, неплохо… Заветное желание, говоришь? Тогда береги ее. А если это ценная вещь? Может, стоит ее застраховать?

Кейт рассмеялась.

— Такие огромные камни не могут быть драгоценными, это наверняка стекло. Но бабушка говорила, что эту брошь привезли из Англии, поэтому я возьму ее с собой — как талисман на счастье.

— Почему бы тебе не дождаться, когда в школе начнутся каникулы? Я могла бы поехать с тобой…

— Я же объясняла: билеты и номер в гостинице давно заказаны, так что со мной ничего не случится. Лондон — абсолютно безопасный город. — Кейт улыбнулась, заметив обеспокоенное выражение на лице Энн. Этот разговор ей пришлось вести с каждой из сестер. Никто из них не верил, что Кейт способна обойтись без их помощи, а сама она считала их опасения нелепыми. Ее опекали в течение двадцати пяти лет — немудрено пресытиться чужими советами. На этот раз она сама сядет в самолет, будет делать все, что ей вздумается, и ей никто не помешает. — Там все говорят по-английски. Так что волноваться незачем. Я отлично отдохну.

— Лучше бы ты купила общий тур, вместо того чтобы бродить по Лондону одной.

— А я не желаю, чтобы мне разрешали пробыть столько-то времени тут, а столько-то там! Достопримечательности, которые я хочу увидеть, не входят в программу экскурсий. Я хочу побродить по городу, изучить его, представить себе, каким он был двести лет назад. Хочу попробовать рыбу с чипсами и с пивом.

— Будь осторожна! Как знать, может, в одном из пабов ты встретишь какого-нибудь пылкого англичанина.

— Вряд ли. — Кейт свернула черный свитер, подумала и отложила его на кровать. — Я слышала, все они холодны и сдержанны. А я не расположена к флирту.

Энн действительно не понимала ее, и неудивительно: сама она вышла замуж четыре года назад и была счастливой матерью милой двухлетней малышки, которая носила розовые пижамки и с упоением играла в куклы. Кейт поморщилась. Она тоже мечтала о пухленьком здоровом ребенке и внимательном муже до тех пор, пока не услышала из уст Джеффа: «Знаешь, я тебя разлюбил». Все мечты о любящем муже мгновенно рассыпались в прах.

— Герцоги, лорды, принцы — звучит заманчиво!

— Перед возвращением я позвоню тебе. — Кейт с улыбкой отцепила от платья бабушкину брошь. Поверить в исполнение заветного желания ей никак не удавалось. Если бы брошь и вправду приносила удачу, то ее свадьба состоялась бы на следующей неделе. — Лучше я приколю ее к пальто, чтобы не забыть.

Энн закатила глаза.

— Разве можно забыть такое броское украшение?

Кейт смутилась.

— Ты думаешь, она выглядит слишком кричаще?

— На черном — нет. И кроме того, она оживляет эти траурные одеяния.

— Вот и хорошо. — Кейт приколола брошь к лацкану шерстяного пальто и отступила от зеркала, любуясь собой. — Я уже чувствую себя эффектной дамой!

— Ты замечательно выглядишь, — согласилась ее сестра. — Особенно с такой прической. Хорошо, что ты послушалась совета Терри и высветлила отдельные пряди.

— Спасибо за комплимент. — Каштановые волосы Кейт обычно падали на плечи волнистыми локонами, но с помощью фена их удавалось распрямить, сделать прическу гладкой и элегантной. Все зависело от того, сколько времени в запасе у Кейт было утром, а сегодня она не торопилась. На английскую землю ей хотелось ступить во всем блеске, пусть даже в половине восьмого утра. В конце концов, у нее еще есть гордость — вернее, то, что осталось от нее после того, как пришлось обзвонить двести человек и сообщить, что свадьба отменяется. Кейт застегнула молнию на чемодане.

Энн поднялась с кровати.

— Ты готова?

Кейт повесила на руку пальто и подхватила чемодан, который был тяжелее, чем ей хотелось бы.

— Готова, — подтвердила она. — С этой минуты я заправская путешественница.

Энн с сомнением покачала головой.

— Говоришь, путешественница?

— Вот именно. — Кейт усмехнулась. — По крайней мере на ближайшие десять дней. Я все продумала и ничего не упустила, а Кэрол снабдила меня кучей проспектов.

Кейт составила собственный план экскурсий на трех страницах и заложила их в путеводитель. Ей не терпелось покинуть Род-Айленд. Больше она ни минуты не могла находиться там, где Джефф, покупая носки, влюбился в продавщицу и решил жениться на ней не позднее чем через три недели.

Все мужчины ненормальные, решила Кейт. Сумасшедшие, непредсказуемые и эксцентричные существа. Говорят одно, а делают совсем другое. Уверяя, что влюблены, они через минуту меняют мнение. Надо завести собаку, подумала Кейт. Маленького пушистого песика, который будет лежать рядом с ней на диване, свернувшись клубком, и никогда не обманет ее, признаваясь в любви.


Дождя не предвидится, день выдался ясный, с удовольствием отметил Уильям Ландри, девятый герцог Торнкрест. Он запрокинул голову. В просветы между каменными особняками и дымоходами виднелось блекло-голубое небо с рассеянными по нему облаками. Друзья Уильяма катались на лыжах в Гстааде; он мог бы присоединиться к ним, если бы захотел, а потом вернуться в Торн-Холл как раз к весеннему севу.

Дома ему некогда скучать — не то что в Лондоне. Он обновил бы гардероб у Тернбулла и Эссера, осмотрел бы отреставрированное кресло из гостиной, а потом слушал бы у Кристи болтовню Гейлорда о картинах и старинном оружии. Уильям провел в городе больше недели и завтра собирался уезжать. Он давно бы уехал, если бы Питти не удерживала его, всякий раз находя новые предлоги. Почему-то она считала, что в этом году он женится — можно подумать, только об этом он и мечтал.

Питти заблуждалась.

Сейчас ему предстояло повидаться с бабушкой, описать ей каждый предмет мебели георгианской эпохи, о которой разглагольствовал Гейлорд, переодеться, а затем направиться к Уилтонам, пообедать с леди Джессикой Уилтон, рослой блондинкой, которая, по-видимому, давно смирилась с мыслью, что Уильям никогда не женится — по крайней мере в нынешнем столетии.

Уильям замедлил шаги, войдя в Эссекс-Корт, единственный в своем роде лондонский тупик. Шум города затих вдали, за Сент-Джеймс-стрит. По обе стороны от Торн-Хауса скромные особняки выставляли на обозрение сияющие медные таблички на безукоризненно чистых белоснежных дверях.

На крыльце Торн-Хауса стояла молодая женщина — американка, догадался Уильям, заметив фотоаппарат у нее на плече и ярко-красный путеводитель по Лондону под мышкой. Конечно, туристка. Слава Богу, в марте Лондон не так наводнен туристами, как в июле. Уильям был против заключения контракта с музеем Виктории и Альберта, не желая, чтобы толпы туристов бродили по нижним этажам фамильного особняка. Но Питти настаивала, и он, как всегда, уступил.

Пройти мимо незнакомки молча было невозможно — она стояла посреди крыльца, преграждая путь к двери.

— Прошу прощения, — начал Уильям как можно вежливее, — вам что-нибудь нужно в Торн-Хаусе?

— Он закрыт. — Женщина вскинула на него прозрачно-зеленые глаза. Каштановые волосы с золотисто-рыжими высветленными прядями падали ей на плечи и грудь, отчетливо выделяясь на фоне черного пальто. Незнакомка отвела волосы за спину, открывая блестящую брошь на лацкане пальто. Желтый камень в центре броши искрился на солнце, словно подмигивая. — Представляете, Торн-Хаус закрыт! — повторила она.

— И что же в этом странного? — Уильям внимательно оглядел удивительно миловидную женщину, ростом не достающую ему до подбородка, и поднялся на следующую ступеньку. Ему было недосуг болтать с туристками из Америки, даже с такими миниатюрными и привлекательными.

Женщина бросила еще один разочарованный взгляд на медную табличку с выгравированным на ней словом «Закрыто».

— Ничего. Просто я всю жизнь мечтала увидеть Торн-Хаус. Моя двоюродная бабушка говорила…

— Особняк закрыт на зиму, — перебил ее Уильям. — На реставрацию.

— Какая досада! А я притащилась в такую даль с Род-Айленда — это в Америке, — лишь бы увидеть его! — Незнакомка обернулась к двери, словно ожидая, что та откроется сама собой, приглашая ее войти.

Уильям и без подсказки знал, что Род-Айленд находится в Америке. Однажды даже провел там лето, но это еще не значило, что ему хотелось беседовать с незнакомой женщиной о своей поездке в Штаты.

— Ее проводят каждый год.

— О чем вы?

— О реставрации. — Уильям засунул руки в карманы потертой кожаной куртки. — С января по март.

— А в путеводителе об этом ничего не сказано.

— Очень жаль. — Уильям ждал, когда женщина уйдет. Было бы жестоко вытащить ключ и войти в дом, оставив эту путешественницу торчать на крыльце, и поэтому он не спешил. Вероятно, узнав, что он живет здесь, она попросит показать дом, ради которого «притащилась в такую даль». Уильям не желал выглядеть невежливым. Он просто хотел войти в дом и переодеться.

— И мне очень жаль, — вздохнув, туристка наконец отступила. — А вы тоже осматриваете достопримечательности Лондона?

Уильяма позабавило то, что его приняли за собрата. Он знал, что выглядит небрежно — обычно в городе он не носил джинсы.

— В некотором смысле — да. — (Женщина, казалось, ждала подробных объяснений.) — Иногда я работаю в Лондоне, — добавил Уильям и почти не солгал. С тех пор как на прошлой неделе он прибыл в город, ему пришлось вкалывать до седьмого пота. — Я увлекаюсь английской историей.

— Вот как? Значит, вы меня понимаете.

— Конечно, — отозвался он. — Но ведь на Торн-Хаусе свет клином не сошелся, — добавил он, надеясь успокоить разочарованную американку. — В Сомерсет-Хаусе теперь музей живописи, но сам особняк выглядит внушительно, как и коллекция импрессионистов, которая хранится в нем. А Мальборо-Хаус часто открывают по просьбам туристов — он совсем рядом, за углом.

Маленькая американка кивнула на свой путеводитель и улыбнулась.

— Да, я знаю.

— Неужели вы вызубрили наизусть весь этот талмуд?

— Почти весь, — поправила женщина и попятилась, словно вдруг осознав, что слишком уж разговорилась с незнакомцем, да еще в чужом городе. — И все-таки спасибо за информацию.

— Не стоит благодарности. — Уильям вежливо кивнул. — Надеюсь, это маленькое разочарование не испортит вам отпуск.

— Я тоже надеюсь, — она усмехнулась, — если только вы не скажете, что и Тауэр закрыт на реставрацию.

— Мне жаль, если я огорчил вас.

Американка печально улыбнулась и спустилась с крыльца. Уильям дождался, когда женщина свернет на Сент-Джеймс-стрит, и только после этого повернул ключ в замке. Мебель в огромном холле была задрапирована парусиной, в воздухе ощущался запах краски. Уильям поднялся в лифте на третий этаж и обнаружил, что Питти стоит у окна, приставив к глазам бинокль. Ее лицо разрумянилось, пышная грудь высоко вздымалась от волнения.

— Уильям, это невероятно! Кто она? Почему ты не пригласил ее войти?

— За кем это ты шпионишь? — Уильям начал расстегивать куртку, предвкушая горячий душ и сытный ленч.

— За тобой, мой милый. Кто эта женщина?

— Какая-то туристка.

— Туристка? Немедленно приведи ее сюда! А я думала, она твоя знакомая. Разве ты не видел, как я махала тебе из окна?

— Я не смотрел на окна. И потом, где я мог познакомиться с американкой? — Уильям подошел к окну и оглядел безлюдный тупик. — Ушла? Вот и хорошо. Она была разочарована, узнав, что в особняк не пускают посетителей. Я уж думал, никогда не уйдет отсюда.

Указав пальцем на дверь, Питти приказала:

— Немедленно приведи ее сюда!

— Питти, твое давление…

— Ты видел ее? Видел, что на ней было?

Уильям нахмурился, припоминая.

— Кажется, пальто. Черное пальто, какие носят все женщины в Лондоне. — Уильям встревожился. Следовало бы позвонить врачу Питти и попросить его в ближайшее время наведаться к старушке. Шутка ли — Питти уже минуло восемьдесят лет, хотя в этом она не призналась бы даже королеве.

Питти с многозначительным видом подняла палец.

— Брошь! Разве ты ее не заметил? — Она всплеснула руками. — Наконец-то алмаз Торн вернулся! Вот уж не думала, что доживу до этого дня! И все-таки он вернулся — как раз вовремя, ведь с годами я не становлюсь моложе.

Алмаз Торн, желтый драгоценный камень весом в шесть каратов из копей Каппура в Индии, был излюбленным предметом разговоров Питти. Обычно, заговаривая об алмазе, она поднимала тему брака Уильяма. Хотя алмаз бесследно пропал двести лет назад, Уильяму пришлось поверить в его существование — ведь в поместье хранился портрет герцогини Торнкрест, на груди которой сияла эта драгоценность. Но Уильяму и в голову не могло прийти, что на пальто незнакомки поблескивал тот же камень. Возможно, бабушке он просто померещился. Уильям направился к телефону.

— Сейчас я позвоню доктору Холстону и попрошу его заехать…

Питти негодующе перебила его:

— Ничего подобного ты не сделаешь. Ты найдешь эту женщину и приведешь ее сюда, а я расспрошу, откуда у нее этот камень! Ступай!

Уильям застыл в нерешительности с телефонной трубкой в руке.

— Посуди сама, откуда у туристки может оказаться бесценный алмаз? И потом, почему она приколола его к пальто, словно дешевую безделушку?

— Именно это я и хочу выяснить, дорогой. Ну, ступай же! Ты еще успеешь догнать ее.

Уильям считал, что за это время хорошенькая американка успела затеряться в толпе, но не стал расстраивать бабушку.

— Я приведу ее только в том случае, если ты пообещаешь прилечь. Напрасно ты так разволновалась.

Питти взяла его за плечи и подтолкнула к двери.

— Иди же, Уилли, прошу тебя. Поверь, я не ошиблась. Приведи эту женщину сюда, и я выкуплю у нее алмаз.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал Уильям, направляясь к лифту. — Если позвонит Джессика, передай, что я задержусь, ладно?

Питти вновь всплеснула руками.

— Разумеется, передам! Она прелестна, правда?

Уильям не ответил, поскольку давно уже привык к бабушкиным попыткам женить его. Он, конечно, попробует отыскать американку, чтобы угодить бабушке, но ситуация забавна до нелепости: герцог Торнкрест преследует туристку…

Ради бабушки, которой он позволял что угодно, даже называть его уменьшительным именем, Уильям был готов на все, вплоть до похищения американок. Он быстро вышел из дома, пересек Эссекс-Корт и свернул на Сент-Джеймс-стрит. Питти наверняка следила за ним в бинокль. Но, как и следовало ожидать, американки в черном пальто и след простыл. Возможно, она отправилась к Мальборо-Хаусу, предположил Уильям, вспоминая разговор. Мальборо-Хаус находился в нескольких шагах, но у двери никого не оказалось, а сам особняк был явно закрыт. Уильям огляделся — на всякий случай, если американка бродит неподалеку, щелкая затвором фотоаппарата.

Маленькая туристка как сквозь землю провалилась. Уильям поднял руку с выставленным пальцем, и блестящее черное такси подрулило к тротуару. К огорчению Уильяма, в разговоре американка упомянула еще одну достопримечательность. Само собой, он мог вернуться домой и сказать Питти, что женщина с брошью бесследно исчезла, — мог бы, если бы не пообещал разыскать ее.