Усевшись, Кейт пристегнула ремень, надела темные очки и широко улыбнулась.

— Не знаю, правильно ли я поступаю, — заметила она, — но мне хочется осмотреть в Англии все, что только удастся.

Уильям свернул в поток транспорта.

— Откуда же тогда сомнения?

— Меня пригласили не вы, а ваша бабушка. Вы были вынуждены присоединиться к ее приглашению.

Остановившись перед светофором, Уильям взглянул на нее.

— Я редко позволяю к чему-нибудь принуждать меня.

«В последнее время меня удалось принудить только к осмотру лондонского Тауэра и исполнению роли гида», — мысленно добавил он.

— Правда?

Он был всегда неравнодушен к зеленоглазым женщинам.

— Правда.

Прибавив газу, Уильям двинулся на север, понимая, что отгонять мысли о сексе весь уик-энд будет нелегко.

Быстрая езда убаюкивала Кейт. Нажимая кнопки радиоприемника и пытаясь поймать классическую музыку, Уильям объяснил, что Лестершир находится на расстоянии всего сотни миль к северу от Лондона. Кейт хватило времени и послушать Бетховена, и побороться со сном, но под конец она все же задремала, свернувшись клубком на кожаном сиденье цвета слоновой кости. Когда же проснулась, за окнами уже стемнело, а машина сбавила ход.

Открыв глаза, Кейт выпрямилась.

— Где мы?

— К северо-востоку от Лестера, близ Ратленда.

Это название ничего не говорило Кейт.

— Мы подъезжаем?

— Да. Мы уже целую милю едем по владениям Торнкрестов. — Уильям указал на дорогу, ведущую через зеленые пастбища к процветающей на вид усадьбе. — Это одна из моих ферм.

— Одна? Сколько же их здесь?

— Пять, — с гордостью сообщил Уильям. — Мы — крупнейшие производители молочных продуктов в Мидлендсе.

— Должно быть, у вас здесь уйма молока.

— Мы перерабатываем его, — объяснил Уильям и указал вперед. — Смотрите вон туда. Видите каменные столбы?

В темноте Кейт с трудом различила названные Уильямом ориентиры.

— Вижу. Что это?

— Ворота Торн-Холла. — Повернув влево, Уильям выехал на широкую вымощенную аллею. Кейт ожидала увидеть дом, но вокруг царил полумрак. Дорогу окаймляли деревья, за ними виднелись пологие холмы.

— Где же Торн-Холл?

— Скоро увидите. — Они взобрались на невысокий холм, и вдалеке показался свет в окнах огромного каменного дома. — Вот он. — Уилл нажал на педаль газа, и машина стремительно понеслась по аллее, которая, изогнувшись, закончилась перед крыльцом особняка.

На некоторое время Кейт лишилась дара речи. Торн-Холл, гораздо более величественный и впечатляющий, чем тот, который рисовало ее воображение, окружали целые акры тщательно ухоженных лужаек. По обе стороны трехэтажного строения росли деревья, дверь напоминала высокую арку, а плющ закрывал почти все стены между окнами.

— Этот дом был построен в 1695 году, — пояснил Уильям. — Но в начале XVIII века две трети строения были разрушены. Теперь его легко поддерживать в хорошем состоянии.

— Какая красота! — Кейт попыталась представить себе, каким был дом изначально, но не смогла.

Уильям остановил машину перед входом и выбрался из нее, Кейт последовала за ним. Круглолицый пожилой джентльмен торопливо вышел на крыльцо и спустился по ступеням.

— Добро пожаловать домой, сэр!

— Спасибо, Гарри. Как приятно вернуться в родной дом! — Уильям повернулся к Кейт. — Познакомьтесь с моей гостьей, Кэтрин Стюарт. Кейт, это Гарри Гудфеллоу. Вместе с женой он ведет хозяйство в Торн-Холле.

— Рад приветствовать вас в Торн-Холле, мисс Стюарт. — Гарри поспешил к машине.

— Спасибо, — ответила Кейт.

Кейт была твердо уверена, что чудом оказалась на седьмом небе. Она поднялась вслед за Уильямом по широким каменным ступеням к массивной двери. Открыв дверь, Уильям пропустил гостью в холл — «большой холл», так он назвал его, попутно посвящая Кейт в тонкости архитектуры. Кейт безуспешно старалась удержать рот закрытым, ступая по полам из черного и белого мрамора. Светлые каменные стены поднимались на высоту двух этажей, широкая лестница взбегала к балкону. Повсюду висели портреты, а над дверями и камином вились резные гирлянды плодов, среди которых мелькали херувимы.

— Справа столовая для официальных приемов, а за ней — утренний салон, — Уильям указал на двустворчатую дверь, за которой виднелись желтые стены. — Прямо впереди — большая гостиная и длинная галерея. Слева — библиотека и кабинеты. — Взглянув на Кейт, он снисходительно улыбнулся. — Не волнуйтесь, заблудиться здесь невозможно. В 1949 году, после второй мировой войны, дом был перестроен и стал гораздо удобнее и практичнее.

— Мне кажется, что я перенеслась в прошлый век. — Род-Айленд остался где-то далеко, в другом времени. Безработная программистка никогда даже не мечтала оказаться рядом с герцогом среди резных купидонов.

Чувство нереальности происходящего усилилось, когда Уильям повел Кейт вверх по каменной лестнице, мимо портретов своих предков, изображенных вместе с лошадьми, собаками и оружием. На портретах попадались приятные лица, но большинство прежних обитателей поместья выглядели так, словно они воспринимали свои титулы слишком серьезно. Верхний этаж был разделен на восточное и западное крылья. Уильям свернул в западное, объяснив, что комнаты восточного крыла занимают только Питти во время приездов в поместье и гости, съезжающиеся на праздники.

— Сколько же здесь комнат?

— Десять. — Уильям шагал по длинному коридору, стены которого были выкрашены в цвет слоновой кости. Бледно-зеленый ковер с желтым цветочным рисунком приглушал звук шагов. — Мои комнаты находятся в конце коридора. — Он открыл первую дверь с правой стороны. — А это — самая большая из комнат для гостей. Надеюсь, здесь вам будет удобно. — Уильям щелкнул выключателем, и комнату озарил свет лампы на тумбочке у кровати.

— По-моему, она великолепна, — сумела выговорить Кейт, шагнув внутрь. Стены цвета слоновой кости и желтый ковер делали комнату просторной и светлой — она словно купалась в солнечных лучах. Кружевные шторы закрывали окна по обе стороны от двуспального ложа с кружевным покрывалом под цвет штор. Столь изысканная комната достойна королевы, решила Кейт. Гарри принес ее сумки и поставил на пол возле шезлонга, обитого ситцем.

— Если вам что-нибудь понадобится, позовите миссис Гудфеллоу, — Уильям указал на ряд кнопок в стене над постелью и взглянул на часы. — Уже почти восемь. Я узнаю, когда будет готов ужин, но подозреваю, он уже ждет. Вы проголодались или прежде хотите освежиться?

— Дайте мне десять минут, — попросила Кейт. За десять минут она надеялась убедить себя в том, что все происходящее отнюдь не сон. А удостовериться в реальности происходящего ей было необходимо — особенно когда она увидела подлинник Мане, висящий над кроватью вишневого дерева.

— Я постучу к вам, — пообещал Уильям и вместе с Гарри направился к двери. На пороге он помедлил и оглянулся. — Вы не боитесь собак?

— Обычно — нет.

— Вот и хорошо. — Он вышел, закрыв за собой дверь и оставив Кейт одну в элегантной желтой комнате. Одна из трех ее дверей вела в просторную ванную, отделанную в белых и золотистых тонах, за двумя другими оказались пустые стенные шкафы. Одежды Кейт не хватило, чтобы даже наполовину заполнить один из шкафов. Она умылась холодной водой, освежила макияж и приказала урчащему желудку вести себя прилично. Всему виной нервы, решила она. После визита к Лонгмайру ей ни на минуту не удавалось успокоиться.

Проснувшись сегодня утром, она запланировала посетить музей Виктории и Альберта, но чуть позже выяснилось, что она носит на груди бесценный алмаз, а теперь ей предстояло переночевать в Торн-Холле под подлинником Мане. Кейт несколько раз глубоко вздохнула. Причин для волнения у нее более чем достаточно.

Присев на край кровати, она потерла ладонью лоб. То, что она оказалась владелицей броши стоимостью четыреста тысяч долларов или очутилась в особняке трехсотлетней давности, — не главное. Беда в том, что она чуть не влюбилась в Уильяма Ландри. А может, уже влюбилась. Если завтра она уедет отсюда, ее гордость не пострадает. Если будет осторожна, Уильям ни за что не догадается, что ошеломленная туристка-американка влюблена в него. Решено: надо держаться холодно и вежливо, насладиться осмотром поместья, в меру восхититься портретом герцогини с брошью и завтра же вернуться в Лондон — может быть, поездом.

Никто никогда не узнает, что за время пребывания в Лондоне она успела влюбиться в герцога. Такой нелепости все равно никто не поверит.

Кейт понравилась миссис Гудфеллоу — Уильям сразу понял это, увидев, как толстушка экономка хлопочет вокруг гостьи, подкладывая ей щедрые порции ростбифа и йоркширского пудинга. Гарри подмигнул ему в коридоре, безмолвно выражая одобрение в адрес неожиданно нагрянувшей гостьи. Два спрингер-спаниеля пытались лизнуть ей руку и поскуливали, требуя внимания, а крошечная беспородная собачонка, подобранная миссис Гудфеллоу прошлым летом, виляла хвостом и пыталась положить лапки на сиденье ее стула, пока Гарри не вывел собак из комнаты.

Похоже, Кейт не прочь приласкать собак, заметил Уильям. Она не замечала суматохи, которую вызвал в Торн-Холле ее приезд. Миссис Гудфеллоу сервировала стол лучшей посудой, украсила его серебряной вазой с нарциссами, словно сама королева соизволила поужинать в столовой, отделанной Генри Холландом в 1788 году. Серебро блестело повсюду. Кейт сидела слева от Уильяма, за серебряным подсвечником с тремя свечами.

Заметив приколотую к свитеру Кейт брошь, миссис Гудфеллоу чуть не выронила блюдо с мясом.

Уильям поспешил поддержать ее, лишив таким образом собак самого роскошного и обильного пиршества в жизни, подхватил серебряное блюдо и поставил его на стол.

— Благодарю вас, — пробормотала миссис Гудфеллоу, изумленный взгляд которой спрашивал: «Что здесь происходит, Уилли?»

Уильям сделал вид, что ничего не заметил.

— Стол чудесно выглядит. Вы превзошли саму себя.

— Звонила ваша бабушка и предупредила, что вы привезете особую гостью. — Экономка отступила от стола, улыбаясь Кейт. — Она просила как следует подготовиться к вашему приезду.

— Все замечательно, — заверила ее Кейт и в подтверждение своих слов с энтузиазмом взялась за вилку. Когда миссис Гудфеллоу вышла, Кейт перевела взгляд на портрет, висящий над камином. — Полагаю, это и есть доказательство?

— Какое доказательство?

— Тому, что брошь принадлежит вашей семье.

— Трудно представить себе два настолько похожих украшения, верно?

К ниспадающему мягкими складками белому платью первой герцогини была приколота крупная брошь. Венок, сплетенный из цветов, украшал ее темные кудри, на лице играла милая улыбка. Уильям никогда не сетовал на то, что ее портрет висит в столовой.

— Да. Вы уверены, что никто из женщин рода Ландри не уезжал в Штаты? Может быть, брошь принадлежала ей и она могла распоряжаться ею как угодно?

Уильям пожал плечами.

— Сомневаюсь. Питти перерыла все старые дневники. Вы еще не простили меня?

— За что именно?

Уильям так и не понял, дразнит его Кейт или говорит серьезно.

— А разве я провинился перед вами несколько раз?

— Прежде всего, вы обманули меня у Тауэра, скрыв ценность броши и сделав вид, что разыскивали меня потому, что…

— Я приношу извинения за сегодняшний день. Понимаю, новость потрясла вас.

Кейт кивнула в сторону портрета.

— Я прощаю вас. Теперь мне понятно, почему ваша бабушка хотела, чтобы я увидела этот портрет. Моя брошь раньше явно принадлежала герцогине.

— Разве вы не голодны?

— Не особенно. — Кейт отложила вилку и вытерла губы салфеткой. — Мне просто не хотелось обижать миссис Гудфеллоу.

— Она не обидится. А я сегодня поужинаю за двоих.

— Хорошо, — Кейт благодарно взглянула на Уильяма. — С вашей стороны было очень любезно привезти меня сюда. Завтра я уеду в Лондон поездом. Надеюсь, в Лестершире есть железнодорожная станция?

Не поднимая глаз, Уильям разрезал кусок мяса.

— Есть, но я приглашаю вас провести здесь весь уик-энд.

— Пожалуй, я откажусь от приглашения. Мне хотелось бы еще многое…

— Ну конечно, — чересчур поспешно подтвердил Уильям. — Если хотите, утром я покажу вам фермы.

— Буду рада их увидеть. — Ее глаза блеснули в свете свечей, но бледное лицо выдавало усталость.

— Завтра и вправду должна была состояться ваша свадьба?

— Да, я была уверена в этом еще три недели назад. — Кейт улыбнулась. — Не надо так печально смотреть на меня. Я ни о чем не жалею.

— Правда? — Уильям отложил вилку и взял Кейт за руку, убеждая себя, что этот жест дружеского сочувствия ничего не значит. Жар пронзил его пальцы, быстро распространился по телу и опалил чресла.

Она мягко ответила на пожатие и убрала руку.

— Останьтесь, — прошептал он.

— Не могу. — Кейт судорожно сглотнула и отодвинула стул от стола. — Прошу прощения.

— Не уходите… — Уильям поднялся и шагнул к ней, но Кейт отрицательно покачала головой. Она побледнела.

— Нет. Мне плохо…

Слишком поздно Уильям заметил, каким бескровным стало лицо гостьи. Он едва успел подхватить ее, иначе Кейт повалилась бы на пол.

Глава восьмая

— Какой позор! — простонала Кейт. — Уходите…

— Нет. — Уильям приложил к ее лбу влажный компресс. — Это моя вина.

— Неужели вы отравили меня? — Не открывая глаз, Кейт пыталась подавить подкатывающие к горлу волны тошноты. Сам по себе приступ рвоты ее не радовал. Но рвота в присутствии герцога Торн-креста казалась сущим бедствием.

Он негромко рассмеялся.

— Нет, просто вчера я тоже переболел краткой вспышкой гриппа. Меня тошнило двенадцать часов подряд. Должно быть, я заразил вас.

— Больше ни за что не стану целоваться с вами, — со стоном пообещала Кейт.

— Вы разбили мое сердце, — сокрушенно признался Уильям. — Лежите тихо и постарайтесь расслабиться.

— Который теперь час?

— Почти три часа ночи. Скоро вы уснете.

Иначе останется только покончить жизнь самоубийством, решила Кейт. Уилл помогал ей дойти до ванной и обратно, а когда она совсем ослабела, принес таз. Еще раз смочив компресс в холодной воде, Уильям обтер ее лицо.

— Как приятно! — пробормотала Кейт.

— Спите.

— И вы идите спать.

— Когда вам полегчает, — пообещал он приглушенным успокаивающим голосом.

— Мне уже гораздо лучше, — прошептала Кейт, не открывая глаз. На время она преодолела смущение, забыла о нем и о своем унижении. Завтра она потихоньку выберется отсюда и направится прямиком к станции. Кейт понимала, что теперь не сможет смотреть Уильяму в глаза, и поклялась никому не рассказывать, что случилось во время ее визита в поместье.

— Спите, — повторил он. — Я уйду, когда удостоверюсь, что с вами все в порядке. Не хочу, чтобы вы снова потеряли сознание, упали на мои мраморные полы и что-нибудь себе сломали.

— Боюсь, вам придется сидеть возле меня всю ночь, — вздохнула Кейт. — Что же в этом хорошего?

Последовала краткая пауза.

— О вкусах не спорят, верно?

Кейт не ответила. Повернувшись на бок, она погрузилась в желанный сон. Некоторое время Уильям смотрел на нее, убеждаясь, что худшее уже позади. Он оставил включенным свет в ванной, как следует укрыл Кейт одеялом и на цыпочках вышел из комнаты. Он не считал себя опытной сиделкой — в сущности, до сегодняшнего вечера ему не приходилось ухаживать за больными, ведь в доме, где он рос, не было ни младших братьев или сестер, ни племянников или племянниц. Но Уильяму казалось, что для первого раза он неплохо справился со своей задачей. В конце концов, что еще ему оставалось делать, когда Кейт потеряла сознание?

Не переживи он вчера ночью нечто подобное, наверняка пришел бы в ужас и принялся звонить врачу. Если к утру Кейт не станет лучше, вызвать врача все-таки придется, решил Уильям. Войдя к себе в комнату, он первым делом принял душ и лег, но оставил дверь приоткрытой — на случай, если Кейт понадобится его помощь.

Когда Кейт открыла глаза, солнечный свет потоком вливался в комнату сквозь кружевные шторы. Значит, она все-таки выжила. Тошнота исчезла, а вместе с ней и желание умереть. Кейт попыталась сесть и с радостью обнаружила, что голова ничуть не кружится. В зеркале над старинным туалетным столиком она видела собственное отражение: спутанные волосы, бледная кожа и темные круги под глазами придавали ей вид пациентки лечебницы для душевнобольных. Ее вырвало не просто в присутствии герцога, но и на него — на человека, в которого она почти влюблена! Вот тебе и светлые чувства!

Но самое страшное — наступил день ее несостоявшейся свадьбы. Кейт обхватила голову руками и застонала.

— Мисс, что с вами? — Миссис Гудфеллоу застыла в дверях. — Я принесла вам чаю. Его светлость решил, что вам не помешает подкрепиться.

— А его самого здесь нет?

— Он ушел, но вскоре вернется. — Миссис Гудфеллоу поставила поднос на маленький столик со стеклянной столешницей, стоявший в углу. — Вы еще успеете привести себя в порядок.

— Слава Богу!

Экономка наполнила чашку.

— Что вам положить в чай?

— Только немного сахару, но я справлюсь сама.

— Ни в коем случае! — Миссис Гудфеллоу остановила ее жестом пухлой руки. — Вы останетесь в постели. Нам нечасто случается принимать гостей. Вам уже лучше? Я слышала, у вас была острая вспышка гриппа.

Кейт взяла у нее чашку и отпила чаю. Ей как раз недоставало глотка горячей, сладкой жидкости.

— Я в полном порядке, если не считать легкой слабости.

— Вот и хорошо. Съешьте тост и несколько бисквитов. А вот домашний земляничный джем.

— Большое спасибо вам за все. Я не привыкла к такому баловству.

— Нам приказано обращаться с вами как с королевой, — миссис Гудфеллоу подмигнула Кейт. — Пусть Уилл, то есть его светлость, не думает, что мы не умеем выполнять приказы.

— Вы давно работаете здесь?

— Всю жизнь, и мой муж тоже. А до меня здесь служила моя мать.

— Значит, вы знали Уилла еще ребенком.

— Он был прекрасным мальчиком. — Миссис Гудфеллоу кивнула и протянула Кейт тарелку с тостом. — Съешьте кусочек на пробу.

— Хорошо. — Кейт попробовала свежеиспеченный румяный хлеб и улыбнулась. — Бесподобно! — заявила она. — Правда, мне было бы лучше поголодать…

— Это верно, — согласилась экономка. — Но, чтобы осмотреть Торн-Холл, вам надо набраться сил. Посещение одних ферм займет несколько часов.

— Неужели там так много коров?

— Конечно, но гораздо интереснее смотреть, как делают сыр — правда, он уже не тот, каким был во времена моей бабушки. Вы получите истинное удовольствие. Доедайте тост и скорее ступайте в ванную, пока не вернулся Уильям.

— Отличная мысль!

— За поднос не беспокойтесь, — предупредила миссис Гудфеллоу. — Позднее я пришлю за ним кого-нибудь. — Она вышла и закрыла за собой дверь, а Кейт погрузилась в размышления о том, как привести себя в мало-мальски приличный вид.

— Как вы себя чувствуете? — Уильям пересек холл и остановился у подножия лестницы. Он видел, что Кейт на секунду заколебалась, но затем начала спускаться навстречу ему. Она казалась особенно хрупкой в черном свитере и коричневых облегающих брюках. Брошь выглядывала между воротом белой рубашки и круглым вырезом свитера. Постепенно Уильям привык все время видеть перед собой это злополучное украшение.

— Гораздо лучше, спасибо.

Она по-прежнему была смущена. Уильяму хотелось обнять ее, утешить, как вчера ночью. Он сидел на краю кровати рядом с ней, она таяла в его руках, а он чувствовал себя всесильным.