— Дюк, — Ляля, улыбаясь, приподнимала бровь, — так и проваляешься весь день?

— А ты приготовила сегодня какую‐нибудь интересную игру? — улыбался в ответ я и поворачивался на бок, по шею укутавшись одеялом.

— Ишь, какой хитрый! — с наигранным возмущением восклицала она и, стянув с меня одеяло, начинала щекотать. От прикосновения ее холодных рук я всегда покрывался мурашками, и это мне очень нравилось.

* * *

— Итак, рыцари… — усадив всех нас в ряд, Ляля читала нам приключения из старой книжки про Средневековье. Слушать ее можно было вечно, да и вообще — прекрасным этот детский дом был именно из-за нее. Иногда в такие моменты я задумывался: что же я буду делать, если вдруг она больше не придет? Мысли о возможных причинах, включая ее смерть, снежным комом накатывались на меня одна за другой… И резко прерывались.

Перед глазами всплывала казнь отца и матери. Я видел, как на землю, оставляя кровавый след на площади пятого сектора, упала голова мамы. Выражение ее лица я не смог разглядеть. И помню, как чья‐то рука со словами: «Зачем тебе это?» резко оттянула меня от окна, не давая увидеть смерть отца. Воспоминания эти всегда заставали меня врасплох. Помню, как не мог пошевелиться, как бешено билось сердце и ком в горле не давал позвать никого на помощь.

— Ах ты, дрянная девчонка!

— Не трогайте ее, — отвлеклась от чтения Ляля.

Ее детский голос и меня вот так спасал не раз. Но помогла бы она, если бы я лично обратился к ней за помощью? Научила бы меня бороться с моими кошмарами? Когда я посреди ночи просыпался в слезах и не мог дышать от ужаса всего пережитого? Конечно, она бы помогла…

— Отдай игрушку и иди слушай! — орала на девочку полная женщина средних лет.

— Аврора, она не понимает наш язык. Оставь ее! — В голосе Ляли слышались нотки раздражения.

— По-армянски скажи, вдруг поймет, — грубо ухмыльнулась Аврора, вытирая руки о фартук. Видимо, она только что закончила мыть посуду.

— Je suis… — начала девочка, сцепив в замок ладони и придавив ими куклу на коленях. Кудрявые каштановые локоны, собранные в высокий хвост до плеч, большие черные глаза, длинные прямые ресницы и вздернутый мышиный носик — это была красивая живая кукла с печальным взглядом. Никто не знал ее истории, а она не понимала и не знала никаких других языков, кроме родного. Что это за язык, я узнал гораздо позже.

— Не поймет, — фыркнула Ляля и, подойдя к девочке, протянула руку, уводя от Авроры. Затем, усадив ее к себе на колени, продолжила чтение.

— Игрушку! — напомнила Аврора.

— Пусть оставит. У нас же не тюрьма, — недовольно вздохнула Ляля, заметно раздраженная бессмысленными пререканиями и замечаниями.

— Ох, разбалуешь ты их. Выйдешь замуж, а нам потом что с ними делать? — буркнула Аврора, уперев пухлые руки в бока. Она улыбалась, но брови ее на морщинистом лбу были недовольно нахмурены.

— Любить, — с такой нежностью ответила девушка, что улыбнулась даже девочка, не понимающая сути разговора.

Безмятежный светлый день, когда голос Ляли спасал меня от воспоминаний, всегда подходил к концу, сменяясь страхом вновь заснуть и в очередной раз увидеть кошмар.

И сегодня ужасный сон заставил меня проснуться глубокой ночью. В надежде, что все спят, я судорожно и громко перевел дыхание, затем начал быстро осматриваться.

— Спаси меня. — Чья‐то рука коснулась моего плеча, задевая шрам, который, как всегда, ныл после ночных видений. Обернувшись, я узнал сидящую в тени девочку — ту, что не понимает нашего языка…

* * *

Утром, едва открыв глаза, я тут же вскочил и пробежался взглядом по кроватям. Я помнил, что ночью девочка убежала, заслышав шаги за дверью, не успев рассказать, от чего именно ее нужно спасти. Конечно, я не был уверен, что это не был еще один сон, но тонкая фигура у кровати и ее прикосновение вспоминались очень явственно.

— Дюк, что случилось? Ты не заболел? — раздался сзади обеспокоенный голос Ляли, видимо, ожидавшей, что я опять буду ждать, укрывшись с головой, пока она не подойдет меня будить.

— Нет, я полон сил и энергии, — бурча себе под нос, ответил я, находя нужную кровать. Она была пуста.

Быстро скинув пижаму и надевая на ходу футболку с уже стершимся рисунком, от которого остался только непонятный грязный контур, я вбежал в комнату со столами, где мы завтракали и обедали. Там уже сидели четверо ребят, но ночной гостьи среди них не было. «Может, я опоздал?» — мелькнула в голове нехорошая мысль.

— Дюк, пойдем завтракать, — сказала Ляля, опустив руки на мои плечи. — Кого ты ищешь?

Я только молча помотал головой и поник, садясь за стол.

Сегодня после завтрака нам читали сказку про Русалочку. Волшебные картинки калейдоскопом сменялись у меня в голове, подгоняемые любимым голосом Ляли, и это отвлекло меня от последних событий. Но сказка оказалась коротенькой, и под разочарованные возгласы всех детей, не меньше меня обожающих такие посиделки, Ляля позвала всех играть. Я едва успел занять место возле нее. Многие хотели сидеть рядом, и я поймал на себе множество недовольных взглядов. На мгновение мне даже показалось, что один из ребят погрозил мне кулаком. Но мне было все равно. Хуже моих кошмаров не было ничего, а возле нее я чувствовал себя в безопасности.

Усевшись в круг и сложив ладошки лодочкой, я ждал, когда светленькая, щекастенькая, вечно улыбающаяся девочка проведет между ними своими руками и, может быть, отдаст пуговицу мне. Вот она не спеша приблизилась, коснулась меня, весело глядя в глаза, я почувствовал тепло ее рук, но через мгновение маленькие пухленькие ладошки резво взлетели вверх, и она с хохотом передвинулась к Ляле. Светлые кудри, собранные в высокий хвост, разлетелись по ее плечам, прикрытым лямками однотонного красного платья.

Дверь в комнату со скрипом отворилась. Прервав забавы, все с удивлением обернулись к стоящей на пороге медсестре — та держала за руку девочку, которая не говорила по-нашему. Ляля вскочила и поспешила им навстречу, о чем‐то негромко расспрашивая женщину в белом халате. Остальные ребята продолжали играть, а я повернул голову, изо всех сил вслушиваясь в их разговор.

— Не далась, и все. Закатила истерику. Руками махала, плакала, даже ударила меня ногой. Я так и не смогла взять кровь на анализ. Как ты вообще с ними справляешься?

— Она их любит, — саркастически ухмыльнулась Аврора, подошедшая следом. — Идемте, чайку попьем.

Ляля только молча отвернулась и усадила девочку на диван, а затем, что‐то тихонько сказав ей и чмокнув в макушку, выпорхнула вслед за Авророй.

— Ну, колечко, — уже чуть не плача, сказала Арианна, глядя на меня. Видимо, она звала уже не раз, но я ее не слышал. — Выйди…

— Извини. — Я встал, протянул ей пуговицу и поспешил к девочке.

— От чего тебя спасти надо было? От медсестры? — пытаясь говорить шепотом, обратился я к ней. Она бросила на меня безразличный, усталый взгляд. И так же молча опустила его. Глаза у нее были красными и воспаленными, словно она плакала несколько часов не переставая.

— Ну чего ты молчишь? — я чуть повысил голос.

— Дюк, она не понимает тебя. Рише, попей. — Ляля протянула ей стакан с водой. Тяжело вздохнув, девочка осушила стакан, не обращая на меня никакого внимания.

— Рише? — переспросил я.

— Да, так было написано на ее куртке. Наверное, это ее имя, — ответила Ляля.

Рише окинула ее благодарным взглядом и улыбнулась.

Я задумался о том, как попробовать ее разговорить. В голову ничего путного не лезло. Вздохнув, я взял со сломанного пластикового ящика растрепанную, чумазую куклу в грязном синем платье и протянул ее девочке.

— Это, кажется, твоя. Аврора забрала ее с кровати.

Дождавшись, когда она возьмет игрушку, добавил:

— Скажи, когда будешь готова поговорить.

* * *

По вечерам мы все выходили на прогулку. Каждый день стояла хорошая погода, под куполом было вечное лето, которое поддерживалось большими нагревательными и охладитель? ными агрегатами, установленными под землей, системой труб и вентиляторов, создающей легкие потоки воздуха там, где это было необходимо. Зеленая трава за пределами детских площадок и скупые ряды куцых деревьев без пышных крон создавали обманчивые картины ухоженности и красоты. Иногда шел мелкий теплый дождь, но Ляля объяснила, что он тоже «неживой» и запускают его ночью, по расписанию. Поэтому можно не беспокоиться и играть.

Но все же природа графики людей не соблюдала, и иногда во время прогулки можно было услышать стук капель настоящего дождя о купол. Я надолго застывал, услышав их, и вспоминал раннее детство: в те моменты, когда дождь заставал нас врасплох, отец прятал меня в свою теплую кофту, пропитанную его родным запахом, и спешил со мной на руках до дома, где вручал меня маме… Я все еще, как ни пытался, не мог вспомнить мамино лицо. Хотя до сих пор ощущал ее теплые руки, раздевавшие и вытиравшие меня, и без того почти сухого, и одевавшие в чистую домашнюю одежду. И конечно я помнил, как после этого она поила меня горячим чаем с хрустящими блинами. И как папа, переодевшись, тоже присоединялся к нам и начинал рассказывать, что если гроза проходит быстро, то, скорее всего, Тор в хорошем расположении духа и просто балуется.