Меня отвлек шум. Рише окружили трое парней, и один из них пытался забрать куклу. Я все еще не был уверен, что не вижу очередной сон, где она понимает и свободно общается на нашем языке, но сейчас она молча пыталась отстоять свою игрушку.

— Марк! — поспешил я к ним. — Оставь ее!

Тот оглянулся на меня и отпустил куклу. Рише, не удержавшись, упала, испачкав свое простенькое белое платье.

— Упс, кого‐то Аврора убьет, — засмеялся парень. Он был негласным лидером этой шайки и самым задиристым из всех троих.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я, действительно не понимая, почему ему, судя по ядовитой довольной улыбке, нравится кого‐то доводить или унижать.

— Да бесит потому что! — с раздражением отрезал он, и улыбка превратилась в оскал.

— Это патология. Тебе не хватает витаминов… или внимания, — вспомнил я нотации папы о толерантности и терпении.

— Чего? — возмутился он, сжимая руки в кулаки. Возможно, Марк даже не понял, что именно я имел в виду, однако, сделав шаг ко мне, он вдруг скорчился от боли, схватившись за голень, куда его от обиды пнула девчонка.

— Ты дура, что ли?! — крикнул он, на что Рише показала ему язык. Я не смог сдержать смеха.

— Ты чего?! — Митя, друг Марка, замахнулся на «обидчицу». Та в страхе подняла маленькие ручки, но куклу не выронила. В этот же миг я двумя раскрытыми ладонями ударил его в грудь. Митя отшатнулся и согнулся пополам, хватая раскрытым ртом воздух. Бил я несильно, так что, скорее всего, он просто опешил от неожиданности, не представляя, как я так быстро оказался рядом.

— Ты что, не знаешь, что нельзя бить девочек? — угрожающим тоном сказал я, поднимая с земли палку и закрывая собой Рише.

— Так! Что случилось? Что тут происходит?! — резкий голос Ляли раздался сзади, и я, не оборачиваясь, почувствовал, что она со всех ног спешит к нам. Рише подошла и схватила меня за руку, прячась и выглядывая из-за моей спины пугливыми глазами. Другой рукой она все еще прижимала к груди куклу. Я промолчал. Взглянув на девочку, Ляля мгновенно все поняла.

— Марк!

— Она меня ударила! — пискляво пожаловался он.

Ляля недовольно помотала головой.

— Пойдем со мной. Будешь сидеть рядом всю прогулку. Чтобы я тебя видела. А вас, — повернулась она к Мите с его дружком, — чтоб я больше не видела рядом с ней! Понятно?

— Да…

Сердито сверкнув глазами напоследок, Ляля круто развернулась и, схватив Марка за руку, потащила его за собой на лавку. Тот злобно оскалился на Рише, словно готов был зарычать и впиться зубами в ее белую кожу. Затем фыркнул и надул губы. Только когда они уселись на скамью, я почувствовал себя спокойно.

Я не понимал и не понимаю до сих пор, почему меня так взволновали слова Рише, которые вряд ли даже принадлежали ей. Я уже почти поверил в свою шизофрению, но все же решил спросить напоследок:

— Дай угадаю: спасать надо было не от него, да?

Она молча помотала головой. Я оторопел. Мне показалось? Однако было ясно, что, кроме улыбки с остренькими клыками, я от нее сегодня больше ничего не дождусь.

* * *

Лишь через неделю после нашего молчаливого знакомства я понял, о чем она просила.

Ночью, когда по расписанию начал лить дождь, раздражающе стуча по железным подоконникам, я вновь не спал. Услышал, как скрипнула дверь. Такое иногда бывало: или Ляля хотела проверить, закрыты ли окна, или Аврора заходила за какой‐то бутылкой, спрятанной за стопками книг в шкафу. В комнате было темно, поэтому разглядеть вошедшего я не мог. Просто лежал, затаив дыхание. Шаги отдалялись от меня, пришедший уходил к дальним кроватям. Нахмурив брови и напряженно прислушиваясь, я пристально вглядывался в темноту. Тихий писк и приглушенный крик. Глаза раскрылись сами собой, и я едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть. Я ждал, пока закроется дверь, и отчетливо услышал, как чьи‐то ногти царапнули засохшую древесину, а после раздался слабый стук.

Все стихло. Я вскочил и бросился к кровати Рише. Она была пуста!

Не раздумывая, я поспешил следом. Хотел разбудить Лялю, спавшую в соседней комнате, но побоялся потерять ночных гостей в узких извилистых коридорах здания, совсем не предназначенного для детского дома.

Быстро и бесшумно я двигался вперед на носочках, пытаясь не зацепить панельные стены, которые гулким пустым звуком сразу же выдали бы мое присутствие. Каждый раз, забегая за угол, я видел далеко впереди неясные слабые тени, отбрасываемые приглушенными ночными фонариками, и догонял их, стараясь не приближаться вплотную.

Было понятно, что происходит что‐то очень и очень нехорошее.

Я догнал их в подвале. Спустившись вниз по деревянным, местами сгнившим ступенькам, уперся в железную дверь, преградившую путь. Заметив едва различимый пучок света, исходящий от нее, затаил дыхание и прильнул к замочной скважине. Какой‐то мужчина… Я не был уверен, что видел его раньше, но нашивка на плече его куртки говорила, что это работник детского дома. Он бесцеремонно бросил Рише на стул, тонкие белые руки которой были стянуты скотчем, и, сомкнув ладони на ее шее, начал душить.

— Я видел! Я все видел! Ты демон! Такая же, как они! Демон! — возбужденно кричал он, и я испугался. Испугался и оцепенел.

Перед глазами всплыл операционный стол, на котором лежал я. Анестезия не помогала.

— Демон! Настоящий — посмотри на его глаза и клыки. А как кричит. Ему же нормально препарата вкололи. Впрочем, неважно, может, он просто кричит, — доносился откуда‐то сверху суровый и грубый мужской голос. В следующую секунду я почувствовал, что меня режут.

«Спаси меня», — внезапно зазвучали слова девочки в моей голове.

Превозмогая себя, я сделал несколько глубоких вдохов, что далось мне с трудом. Грудь разрывало от боли, но я пришел в себя, ощутив под коленями холодный камень подвала. Дверь была не заперта, я поднялся и толкнул ее. Не рассчитал сил — она громко стукнула в стену с обратной стороны. Губы девочки уже приобрели синеватый оттенок, но она была еще в сознании.

— К… какого черта! — крикнул мужчина, поворачиваясь ко мне. — Еще один!

Он откинул Рише в сторону и, схватив стоявший у стены топор, двинулся ко мне. Приблизившись, неуклюже замахнулся, и я почувствовал запах алкоголя. Мужчина был сильно пьян. Я с легкостью увернулся, и топор застрял в панельной стене.

— Дюк! Рише! — донесся знакомый голос, вслед за которым на лестнице послышались громкие шаги.

Мужчина отвлекся, и я понял, что действовать надо сейчас. Ляля хоть и доброй души человек, но мне придется долго объяснять ей, кто мы на самом деле такие. И что самое страшное — сейчас и ей угрожала опасность.

Я схватил первое, что попалось мне на глаза, — деревянный обломок спинки стула — и с размаху ударил обидчика, тщетно пытающегося вытащить топор из стены, по голове. Наверное, будь он трезвым — в ту ночь я бы снова умер. Страх придал мне сил, и мужчина беззвучно рухнул на землю. Волосы на его виске быстро окрасились в темно-вишневый цвет.

Крик ворвавшейся Ляли разбудил охранника, отсыпавшегося в комнате рядом с подвалом. Он помог связать нападавшего, затем, рывком подняв его, увел вверх по лестнице.

Рише, не обращая внимания на кровь, медленно стекающую с ее коленей (видимо, поранилась о ступени, когда ее тащили в подвал), крепко вцепилась холодными ручками в мою ладонь, прижимаясь ко мне всем подрагивающим тельцем. Ляля повела нас наверх с широко раскрытыми от ужаса глазами. Там уже собрались все взрослые, которые были в здании, а также несколько детей, включая Марка. Нас отпоили горячим чаем, который приготовила и принесла Аврора.

Дождавшись приезда полиции, я все рассказал следователю, скрыв лишь некоторые детали и причины нападения.

* * *

— Сегодня ты герой, Дюк. Ты молодец! — После нескольких часов допросов и расследований мы наконец‐то снова остались одни. Ляля пыталась подбодрить меня, но я слышал, какой тревогой был полон ее голос, и чувствовал дрожь в руках, гладивших мои плечи и обнимавших Рише. — Герой же, да, милая?

Рише ответила мне легким кивком. Заметив это, Ляля вздрогнула:

— Она сейчас кивнула?

— Не-е-е-ет, — наигранно безразлично протянул я, притворно зевая, чтобы отвлечь ее. — Она же не понимает по-нашему.

— Да… Ты прав, — тяжело вздохнула Ляля.

* * *

Уже светало, поэтому нам с Рише разрешили спать до обеда. Завтракали, точнее, обедали мы вдвоем, и, когда Аврора куда‐то отлучилась, приятный голос подруги прервал тишину:

— Спасибо, — прошептала она.

— Обращайся. Если не секрет, зачем ты притворяешься, что не знаешь нашего языка?

— Люди думают, что я не понимаю, и говорят при мне много-много лишнего. Чего при тебе бы не сказали.

Меня слегка задело это, но она была полностью права.

— Например?

— Например, что дети пропадали. Два в младшей группе и три в старшей.

Я задумался. В голову лезли самые скверные мысли, и я пытался их отогнать. Но Рише, не щадя моей сентиментальной души и не скрывая никаких подробностей, позже расскажет мне, что тела этих детей нашли на территории детского дома, погребенные совсем рядом. Расскажет, как этот мужчина, работающий новым охранником, давая показания, кричал о черных глазах и жабрах у этих «демонов» и что он всего лишь пытался спасти человечество. И, наконец, расскажет, что такое «спасение» довело его до смертной казни.