Так у меня появилась Рише.

— Аврора пару раз проговорилась, что пропадают дети. Ну, и я как‐то ударилась ногой, вот тут. — Рише провела тонким указательным пальцем по своей бледной голени. — Так больно было, что я едва дыхание перевела… И он заметил эти штуки на моей шее. — Она, широко открыв глаза, показала на свою шею. — Этот охранник, он начал следить за мной. Однажды попытался схватить меня за руку в коридоре, но я от испуга взвизгнула, и Ляля меня спасла. Ну, много ума не надо, чтобы сложить два плюс два и понять, что я буду следующей. Тогда я и обратилась к тебе. Видела, как ночью ты переставал дышать, и тогда у тебя… на шее… Не видела, что у тебя глаза фиолетовые. Как ты это сделал? Когда ты вбежал, они были фиолетовые.

— Я это контролирую. Меня папа научил. — Я задумался. — Твой тебя не учил?

— Не учил, — задумчиво протянула подруга, и мы замолчали. Я попытался представить, как бы все прошло, если бы не Ляля, и понял, что, если бы мы сбежали, нам бы никто потом не поверил.

Глава 2

— Интересно, как она нас нашла? — незаметно для себя я сказал это вслух, и моей собеседнице не составило труда догадаться, о ком именно я говорю.

— Ляля говорит, ее кто‐то разбудил. Думает, что это был ты. Слишком громко хлопнул дверью.

— Да, неловко вышло.

Рише улыбнулась, и у меня потеплело на душе. Я беззаботно улыбнулся ей в ответ.

* * *

С того момента мы стали проводить намного больше времени вместе. Даже ночью. Проснувшись от очередного кошмара и переведя дыхание, я искал глазами новую подругу, садился у ее кровати и — по ее же просьбе — будил. Мы сидели так вплоть до шороха за дверями. Аврора будила Лялю и уходила за завтраком, хлопая дверью. Это был сигнал для нас: пора расходиться.

— Пора, — прошептала Рише.

— Я опять не услышу тебя ни разу за весь день? — глупо спросил я, прекрасно понимая, что так надо. Вспомнил, как она рассказывала: «Сижу у медсестры, а она говорит, что вряд ли эти дети живы. Поворачивается, смотрит на меня как на врага, а я как дура улыбаюсь». Я понимал, что ей действительно стоит играть эту роль, пока она может. Окружающие считали, что она не понимает меня, и объясняли наше сближение тем, что произошло в подвале. И это тоже было правдой — но только частью ее. Рише — лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.

— Не задавай мне вопросов, — умоляюще произнесла она. — Я очень хочу тебе ответить. Боюсь, что могу не удержаться. Тогда стану бесполезной.

— Прекрати. — Последняя фраза мне не понравилась. — Будешь так говорить — я сам всем расскажу.

Рише широко раскрыла свои черные глаза и обиженно прошептала:

— Это… довольно грубо.

— Прости. — Я сел обратно на холодный грязный линолеум с узором, давно потерявшим все краски. — Но с твоей стороны это тоже грубо. Звучит так, словно я тебя использую.

— А это не так? — Большие черные глаза собеседницы перестали выражать наигранную тревогу. Ее сменило равнодушие, показывающее серьезность провокации.

— Скорее, это ты меня использовала. — Я был действительно обижен за ее колкий комментарий и в этот момент надеялся задеть ее не меньше. Наивный, я был уверен, что нашел друга, а друг был убежден, что я его использую.

Сжав руки в кулаки, я молча встал с пола. От обиды я даже не стал вытирать ноги от впившихся мелких камней, которые ребята принесли в спальню с грязной одежды. Улегся на кровать, укрылся с головой одеялом, а Рише так и осталась сидеть, прислонившись спиной к стене. Это стало понятно после тревожного вопроса Ляли:

— Уже не спишь?

— Кто там? — донесся недовольный голос Авроры.

— Рише. Может, кошмары замучили? Стоит еще раз вызвать психолога?

Аврора вздохнула. Она была не очень‐то ласкова и внимательна к детям, но сердце у нее все же было.

— А толку? Не понимает ведь. Страшно представить, как ей придется выживать без знания языка. Ее давно надо было бы отдать на занятия. Эти твои попытки обучать самой проку не дадут. С ней надо специалисту работать.

Ляля промолчала, отвернулась и принялась будить детей.

— Дюк, храбрый ты рыцарь, вставай. — Она не торопясь стянула с меня одеяло и коснулась холодными подушечками тонких пальцев моей щеки.

— Я не хочу. — Я все еще был задет словами Рише, вставать совершенно не хотелось. Я все анализировал: что же я сделал не так?

— Вставай, а то Аврора ругаться будет. Что у тебя случилось? — Она села рядом на кровать, запустив свои холодные пальцы в мои лохматые волосы. Я понимал, что нужно либо все рассказать, либо перестать так себя вести.

— Ты же рыцарь, а не капризная принцесса, — сказала Ляля, словно прочитав мои мысли. Я молча встал, признавая ее правоту.

Пытался вести себя так, будто ничего не случилось, но без Рише: не сел с ней рядом, не пододвинул стул, не помог убрать тарелку. Но сегодня, как назло, подошла наша очередь дежурства на кухне. Мы уже давно распределили свои обязанности: я собирал посуду и протирал столы, а она досуха вытирала тарелки после того, как их вымыла Аврора. Все бы ничего, она же всегда молчит, но сегодня это молчание было особенно гнетущим. Облако из обид и недосказанных извинений висело над нами, грозя большим ливнем, а мы лишь то и дело переглядывались, ничего не предпринимая. Так, в тишине, и провели все время, пока помогали Авроре.

Когда мы закончили и собрались на улицу, мокрая бледная ладонь подруги скользнула в мою. Но я был все еще обижен. Освободив руку, я отстранился от нее, просто отвернувшись. Однако что‐то заставило меня взглянуть на девочку — возможно, беспокойство. И совершенно неожиданно я увидел, что ее черные глаза вот-вот наполнятся слезами. Тяжело вздохнув, я протянул ей руку.

Ближе к обеду и без того невеселую ситуацию усугубило плохое настроение Авроры. Она то и дело начинала что‐то искать, недовольно бурча под нос нечто неразборчивое, сильно напоминающее проклятия вперемешку с угрозами.

— Сдается мне, я его не потеряла…

— Все еще не можешь найти телефон? — вздохнув, спросила Ляля, опуская глаза на грязную после полдника посуду на столах.

— Да. Наверное, поищу в спальне после сна. Так, дети, игрушки собираем и спать. Быстро! — недовольно повысила голос женщина. — Раньше уснете, раньше проснетесь…

Как я ненавидел этот момент! Будучи переполнен энергией, я должен был ложиться в кровать и валяться там целый час! Думаю, если ад все‐таки существует, то это — одна из коварнейших его пыток. Небрежно закинув одежду на изголовье кровати, я неохотно повалился на матрас и, укутавшись с головой, начал пальцем ковырять облупившуюся краску со стен. Дверь захлопнулась, и я услышал чьи‐то быстрые шаги. Я даже не успел поднять голову, как привычно монотонный недовольный голос Авроры раздался в тишине:

— Рише, на кровать!

Я почувствовал, как она вздрогнула — или это вздрогнул я, встретившись взглядом с ее испуганными глазами? Девочка стояла на полпути ко мне.

Аврора, оказывается, осталась нас караулить, а когда она остается в это время в комнате, усаживаясь на краешек моей, ближайшей к двери, кровати, то, получив по рукам за испорченную стену, засыпаю даже я.

Пока мы нехотя ужинали, потирая глаза, Аврора под видом уборки искала телефон. Через некоторое время раздался ее властный голос из комнаты:

— Все идут гулять. Дюк, ты остаешься!

Мое сердце вздрогнуло и остановилось. Ее тон не предвещал ничего хорошего.

— Хорошо! — твердо ответил я. В конце концов, может, ей просто нужна помощь?

Нет. Авроре не нужна была помощь. Она, размахивая маленьким корабликом с порванной ниткой, то и дело переходя на крик, спрашивала:

— Где телефон? Это было у тебя под кроватью! Это брелок с моего телефона!

— Я… Я не знаю, я не трогал его…

— Аврора, тебя даже на улице слышно! Дети перепугались! — вмешалась Ляля. За руку она держала Рише. — Остановись! Он говорит правду…

— А кто тогда? — с иронией спросила Аврора, приняв свою любимую позу — уперев руки в широкие бока, прикрытые синим фартуком.

— Расскажи, Рише.

И хоть глаза мои были широко раскрыты, они казались узкими щелочками в сравнении с глазами Авроры спустя пару мгновений.

— М… Марк взял ваш телефон, оторвал кораблик и положил под подушку Дюка… Я сама видела это.

Стоило женщине услышать этот детский тонкий голосок, свободно говорящий по-нашему, как она тут же рухнула на стул, утирая фартуком пот со лба.

— Он прячет его в шкафу… Под бумагами. Ночью берет и играет. М… можете поймать его на этом…

Аврора недоверчиво нахмурила брови, тем не менее не сумев спрятать улыбку.

— Вот это событие, кто заговорил…

Она направилась в комнату и зашелестела бумагами. Когда женщина вернулась с пустыми руками, мне показалось, что сердце снова остановилось. Теперь наказание ждало и Рише! Услышав тяжелый вздох Авроры, я успокоился.

— Она права. Заберу ночью. — Вдруг она рассмеялась. — Она все это время нас понимала, да?

Ляля по-доброму усмехнулась:

— Похоже на то…

— Топайте на диван, Рише. Ляля, гуляй дальше. Как ни в чем не бывало.

— Зачем заговорила? Сами не разобрались бы, что ли? — недовольно шепнул я, вместо того чтобы сказать «спасибо». Рише только молча опустила голову, перебирая в пальцах подол юбки ее любимой куклы. Я ведь знал зачем. Упертая. И она молчала. Молчать у нее выходило лучше всего.