Многие жители протестовали против такой жестокости, но отменять постановление, похоже, никто не собирался. Собак запирали в загоны задолго до рассвета, и к утру команда чистильщиков уже успевала забрать тела с улиц, чтобы не пугать порядочных граждан.

— Со мной все будет в порядке. У меня есть незаконченное дело. Но ты не переживай. Я быстро бегаю.

— Слушай… — Он замялся, неуверенно перебирая руками. — Я думаю, тебе стоит знать. Для его же блага. До меня дошел слух, что Марк собирается принять участие в гонках на выживание.

— Что-о-о? — Я опешил. Этот парень? Хромой? Полуживой? Что он задумал? Помереть?

— Ты же слышал об этом? Мутанты из…

— Да-да… Я слышал. Спасибо, что сказал. Когда следующий забег? — Я коснулся его плеча, извиняясь за то, что перебил, — времени и так было мало. Уважение к нему росло у меня с каждой минутой. Хоть Айзек и не был близко знаком с Марком и беспокойство о нем, скорее всего, возникло из-за Риты, но все же — доверился.

— В следующую ночь, со среды на четверг. — Он отвел глаза с таким виноватым видом, будто сам организовал эти гонки.

Никогда не понимал, почему он воспринимает все так близко к сердцу. Я всегда списывал это на тех девчонок, что доводили его в детском доме.

— Возвращайся домой. С этим я разберусь.

* * *

Мажоры из пятого корпуса, сынки членов правительства и просто очень влиятельных людей, страдающие от скуки, не знающие, какой еще гнусностью развлечь себя, организовали отличную, по их мнению, забаву. Зная о комендантском часе в некоторых районах менее благополучных куполов и о собаках, призванных искоренить преступность, они начали устраивать в это время забеги по ночным улицам, привлекая к участию всех желающих, кто нуждался в деньгах. И вполне ожидаемо этим способом заработка заинтересовались мутанты — выпускники детских домов, жившие как раз в одном из таких районов. В их возрасте легко было рисковать жизнью ради азарта и адреналина. Немалые деньги, доставшиеся победителю таких «гонок», могли заставить забыть об осторожности даже самых рассудительных. Но мне ли их осуждать?

Более быстрые и выносливые, чем люди, мутанты вполне могли потягаться с собаками. Что не могло не радовать организаторов, старающихся исключить участие людей, ибо в одном из первых забегов мальчишку лет шестнадцати, не мутанта — человека — собаки догнали и растерзали. Расследование приостановили, когда стало известно, дети каких влиятельных людей замешаны в этом, но всю «золотую молодежь» негласно предупредили, что если подобное повторится — наказания не избежит никто. Поэтому состязания людей были перенесены на дневное время и постепенно стали совсем безобидными, и только самых отъявленных и уверенных в себе победителей допускали к ночным смертельно опасным гонкам. Эти игры снимались на видео десятками телефонов и камер и транслировались в определенных кругах на все сектора.

Но как Марку удалось пройти отбор? Подкупил кого‐то? Или для статистики была нужна еще одна жертва? Да, в этом случае Марк отлично подходил на эту роль. Конечно, эти мысли еще не одну ночь будут мешать мне спать… но сейчас предстояло разобраться с проблемой другого рода.

Я закурил электронную сигарету с успокаивающим препаратом внутри, вслушиваясь в вой дворовых собак, и смог даже уловить, как закрываются, одни за другими, деревянные ставни, создавая зловещую мелодию ночи. Скоро должны были включить дождь, и я невольно поморщился, вспомнив, что его вода уже давно стала пахнуть какой‐то гнилью. Натянув капюшон на голову и нацепив маску, на которой светилась фосфорная коварная улыбка, я выудил из тайника в фундаменте нашего дома припрятанную там биту и, уверенный в необходимости своего дела, отправился в путь.

Каждый год одиннадцатого ноября, в день своего рождения, я получал посылку от неизвестного отправителя. Когда мне исполнилось восемнадцать, к посылке прилагалось письмо: «Эта коробка должна быть у тебя ровно в девять. В четыре часа дня я буду ждать тебя в кафе «О’пончик». Не опаздывай».

— И ты пойдешь? — Рише опустила голову на мое плечо, с интересом поглядывая на письмо.

— Нет, на кой черт? Это может быть ловушкой, да и вообще… опасно.

— А если это кто‐то из твоих родственников? — Она опустилась обратно на кровать, разглядывая трещину в потолке.

— Или человек, который хочет закончить начатое давным-давно. — Я прикоснулся к шрамам на груди. Панические атаки давно прекратились, боль утихла, но страх быть найденным не давал мне покоя ни днем, ни ночью.

Подолгу изучая старые статьи, обсуждая всевозможные события, предшествовавшие казни моих родителей, мы с Рише пришли к выводу, что мой отец был не самым хорошим человеком. К тому времени боль утраты притупилась. Осталось лишь желание выжить и какая‐то детская обида на отца — за то, что не уберег семью.

Глава 4

— Давай сходим, а? Я сяду за соседний столик, и, если что, вдвоем мы оттуда точно выберемся.

— Или вместе погибнем… — Я опустил глаза, наконец‐то решившись открыть коробку. В ней лежал новенький мобильный телефон. Черный, матовый, завернутый в плотную обтягивающую пленку. Не то чтобы я разбирался в них.

— Ну неужели! — искренне обрадовалась подруга, подскочив на кровати. Винного цвета волосы, собранные в высокий хвост, резво подпрыгнули вместе с ней и опустились на татуировку — череп с вороньими крыльями — под левой ключицей, плавно спускающуюся к груди. — Дюк… А он очень дорогой.

До этого мне приходили мягкие игрушки, машинки с пультом управления (в том числе «Феррари»), в четырнадцать — ролики, в пятнадцать — скейтборд, в шестнадцать — приставка, в семнадцать — приставка поновее. Каждый год в день рождения — дорогой подарок. И вот теперь появилась возможность познакомиться с этим человеком.

— Мне это неинтересно. И я не буду им пользоваться, пока не узнаю, от кого он, — уверенно заявил я. На самом деле любопытство распирало изнутри со страшной силой. Может, это и впрямь родственник? Может, отец остался жив? Я ведь не видел, что именно его убили на площади. В любом случае у меня к нему много вопросов…

Однако обмануть Рише не удалось. Да и никогда не удавалось. Она буквально видела меня насквозь каждый раз, когда я пытался схитрить. И сейчас на меня взглянули ее темные, полные понимания глаза.

— Я знаю, что ты туда пойдешь. И я пойду с тобой. — Когда мягкий, приятный голос Рише, по телефону и вовсе детский, менялся на такой решительный, это всегда заставляло меня вздрагивать и смеяться от неожиданности.

— Хорошо. Раз ты хочешь, чтобы я с ним встретился… — Я умолк, глядя в экран телефона. После яркой заставки на экране появилось фото незнакомой девушки. На вид ей было не больше тридцати: волнистые, ухоженные волосы цвета морской волны, несколько родинок на щеке, прямой тонкий нос и пухлые губы. Она вызывала симпатию, и я подумал, что это просто заставка, пока не прочитал текст, идущий по низу фотографии: «С таким цветом волос ты меня точно узнаешь».

Ришель молча протянула мне монетку, азартно так смотря в глаза. Это был наш ритуал. Мы кидали монетку всегда, когда перед кем‐то из нас стоял неразрешимый выбор, и всегда следовали ее указаниям. Доверяешь выбор монетке — и у нее всегда есть свидетель.

— Аверс. — Она вскинула бровь, делая ставку на положительное решение в случае, если монетка упадет лицевой стороной.

Всегда. Всегда эти резвые вращения металла в воздух по ощущениям длились вечность. И всегда смотреть на результат было страшнее, чем следовать ему.

— Только, Рише, я пойду один. Ладно?

— Это она? Красивая. И не бедствует, судя по одежде. Это брендовый шмот.

— Рише, я сказал, что если пойду, то один. Договорились?

Она отвела взгляд в сторону. Я знал, что она не пойдет, только если скажет вслух об этом. В противном случае у нее окажутся развязаны руки, и она обязательно этим воспользуется. А подвергать ее опасности я не мог и не стал бы ни при каких обстоятельствах.

— Рише! — Я слегка повысил голос, и девушка сразу отстранилась. Она растерянно сидела на кровати, опущенные вниз руки застыли. Вид как у котенка, выпрашивающего еду. Мне стало стыдно.

— Если там опасно, я не хочу рисковать тобой, ну неужели ты не понимаешь этого? — словно извиняясь за грубый тон, продолжил я уже просящим голосом. Она взглянула на меня и вновь отвела взгляд. Но я ждал, не двигаясь с места, и, понимая, что деваться некуда, она наконец медленно кивнула.

Телефон у меня был лишь однажды, и, разбив его, другой я уже купить не смог. Денег с подработки едва хватало на еду и квартиру. А то и только на квартиру. Поэтому новому телефону Рише была рада едва ли не больше, чем я.

В назначенное время я уже сидел за одним из столиков указанной в письме забегаловки. Пончики были мне не по карману, и, хоть я часто подрабатывал грузчиком в этом кафе, внутри оказался впервые. Девушка с фотографии опаздывала, и я, попросив лишь стакан воды, сказал официантке, что жду очень важную даму. От нечего делать я рассматривал цветные обои. На них были мелкие пончики разных сортов, всевозможные кофе и коктейли. Все эти рисунки сопровождались ценниками, одним словом — меню на стенах. И чем больше я в них всматривался, тем больше понимал, что проголодался, но едва ли смогу заплатить за самую захудалую булочку.