— Угощение за наш счет. — Девушка в розовом фирменном платье и идеально выглаженном белом фартуке поставила на стол поднос с шоколадным пончиком и молочным коктейлем. Ее пшеничные волосы, собранные в две косы, свесились вниз, касаясь кончиками чистой столешницы. Она так мило и приветливо улыбалась, что, засмотревшись на нее, я пришел в себя, лишь когда она уже двинулась в сторону кухни, и крикнул вслед:

— Эй, я не смогу за это расплатиться!

— Моя дочурка сказала ведь, что это за счет заведения! — Обернувшись, я увидел, что на пороге кухни стоит толстенький мужичок — господин Роберт, владелец и хозяин кафе, смешно поглаживая свои огромные усы. — Сказала же?

Девушка, продолжая улыбаться, молча кивнула. Возникла пауза, которую спустя мгновение прервал мелодичный звон изящной побрякушки над входной дверью. Я обернулся.

— Господи, как стыдно‐то! Опоздала! — Женщина, в которой я сразу узнал девушку с фотографии, изящным движением поправила свою черную строгую юбку и слегка одернула рукава пиджака.

Я одно время подрабатывал в одежной лавке, где любимым занятием моей пожилой начальницы было стоять рядом и рассказывать об одежде на прохожих. Конечно, она была еще той занудой, и я довольно быстро от нее сбежал. Видимо, ее довоенная должность дизайнера не требовала навыков общения с людьми, но, надо признать, в том, что осталось сейчас от моды, она разбиралась отлично.

Благодаря ей я узнал, что такое фетр, нейлон и многое другое, как называется пиджак с короткими рукавами и чем он отличается от фрака. И теперь мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что стоимость наряда таинственной незнакомки превышает мою зарплату за год. От этого мой желудок издал звук раненого кита, напоминая, что сейчас не время думать о каких‐то тряпках: у нас есть проблемы поважнее. Я выпрямился, вспоминая об угощении, нос уловил запах бананового молочного коктейля и свежего пончика.

— Ты получил подарок? Ах, ну да, ты же тут… Принесли ровно в девять? Я пригрозила устроить скандал, если в девять посылка не окажется у тебя.

— Ровно в девять… — От осознания, что это действительно моя родственница, а не агент, подосланный меня убить, я готов был расплакаться. — Извините, но кто вы? — Я перебирал в памяти все возможные варианты, но ни один из них не показался мне убедительным. Неужели я теперь не одинок? Неужели есть кто‐то из прошлой жизни, очень близкий мне? Меня слегка потряхивало от возбуждения. Весь этот груз ранней самостоятельности, рутинная суета и проблемы постепенно сводили меня с ума.

Она мило улыбнулась, затем, медленно протянув ко мне руку, провела ладонью по щеке.

— Андрей… — прошептала тихо.

Опешив, я слегка отстранился от ее теплого прикосновения. Она назвала имя, данное мне при рождении.

— Ты меня совсем не помнишь? — Женщина заметно поникла.

Сейчас, когда я разглядывал ее, стоя лицом к лицу, гостья уже не казалась мне такой молодой, как на фото. Мелкие морщины избороздили бархатистую кожу в уголках глаз и губ, взгляд был печальным и задумчивым, да и вечерний макияж не добавлял ей свежести. Когда она сняла свой розовый шарфик, я разглядел небольшое родимое пятно на шее.

— Тетя Николь…

В один миг я вспомнил все, связанное с моим детством, что касалось ее. Те теплые воспоминания, что я спрятал глубоко внутри, убеждая себя, что все это в прошлом. Ее нежные руки, убаюкивающие меня, наши игры в догонялки, как она любила катать меня в надувном кругу, плавая в нашем бассейне…

— Тетя… — повторил я, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ну, вспомни-и-ил! — насмешливо протянула она, весело улыбаясь. — А то я волновалась, что знатно постарела. Уже давно за четвертый десяток перевалило, как-никак, — она понизила голос и, кокетливо прикрыв рот ладонью, хихикнула.

Тетя Николь была мне не родной. Она была невестой моего родного дяди. Дядя… глаза широко открылись.

— Николь, я вспомнил. Дядя Артем… — Я догадывался, но так боялся спросить.

— Он умер. Помнишь?

Я сглотнул ком в горле. Теперь я все помнил. Помнил, как открыл глаза в первый раз, жадно глотая воздух ртом. Помнил, как было больно, помнил, как эти жгучие шрамы еще долго не давали мне спать. Голос тети: «Он проснулся. Господи, что за родители, ребенок второй раз помер». Помню дрожащий голос дяди: «Собирай его, быстрее», — и дальнейший спор о том, что я слаб и меня нельзя переносить… Противный запах запекшейся крови, исходивший от моей бордовой майки.

— Дядя пытался меня вывезти за стены купола. Авария! — от переполняющих меня чувств я выкрикнул это довольно громко. — Он погиб… И так я оказался в детском доме, нас же нашли солдаты!

Николь жестами попросила меня говорить потише и настороженно огляделась. Поняв, что в кафе мы одни, не считая персонала, перевела дух и снова взглянула на меня. Я же был слишком обескуражен лавиной воспоминаний, которые до этого дня вообще не всплывали в моей памяти, и лишь виновато потупил взгляд в ответ на ее немое обвинение.

Неловкую паузу прервала дочь владельца кафе:

— Что‐нибудь будете заказывать?

Улыбка ее теперь была натянутой, а радость и беспечность в глазах сменились настороженностью. Будто от Николь исходила аура властности и величия, заставляя окружающих видеть в ней кого‐то гораздо более могущественного, нежели они сами. Но едва я открыл рот, чтобы вновь напомнить ей, что я не самый состоятельный посетитель, как меня опередила тетя.

— Да. У этого парня сегодня день рождения! Нам самый большой и вкусный торт! — радостно воскликнула она, разведя руки в стороны. Видимо, пыталась показать, какого именно размера нужен торт.

— Ого! — девушка вновь расцвела и, с улыбкой развернувшись в сторону кухни, чуть ли не бегом бросилась туда, выкрикивая: «Отец! У него день рождения! Самый большой…» Тут она резко остановилась, будто напоровшись на невидимую стену, и, быстро повернувшись ко мне, спросила с таким нетерпением, что мне показалось, будто, если я не отвечу сию же секунду, на кухне взорвется бомба:

— А какой ваш любимый торт?

И бомба бы взорвалась, потому что я не знал, какие они бывают. Неловко переминаясь с ноги на ногу, промямлил:

— Я не зна…

— Торт-мороженое, самый вкусный! — прервала меня тетя Николь, предотвратив «взрыв». — Ты очень его любил в детстве. Да и вообще — ты все вредное любил. Чипсы, сладкое, мясо только в бургерах ел, от остального отплевывался. — Она засмеялась. — И мама тебя баловала… — произнесла она следом уже совсем другим, поникшим голосом. Я невольно перевел взгляд на нее. — А ты так на отца похож…

— Почему ты не приходила раньше? — растерянно произнес я, убедившись, что девушка-официант отошла на приличное расстояние.

— Я боялась, Андрей. Это было опасно, наши встречи могли выдать тебя.

Я промолчал, понимая, что она права.

— И вообще, как это не приходила?! Я приходила, приносила тебе вещи, одежду, передавала подарки. Забрать не могла, это да… Я бы не смогла тебя укрыть. Встречаться тоже было рискованно… Но я часто подолгу наблюдала за тобой и твоей подругой. Теперь она твоя девушка? Скажи «да»! Такая красавица!

Я усмехнулся. Вышло довольно криво, но Николь не обиделась. Она ласково взглянула мне в глаза, чувствуя, как в моей душе разливается приятная теплота. Мне этого так не хватало. Кто‐то близкий из прошлого интересовался мной, моей жизнью. Кому‐то я был небезразличен…

— Нет, она… У нас нет отношений. Мы как брат с сестрой. Мы как‐то говорили на эту тему… — нерешительно сказал я, пытаясь понять, стоит ли об этом рассказывать.

— И? — нетерпеливо переспросила она, побуждая меня продолжать.

— Говорит, что привыкла все решать сама, а я безрассудный и слушать ее не буду, мы будем постоянно ругаться и точно расстанемся. И еще говорит, что очень боится меня потерять…

— Хмм… А она умнее, чем кажется. В вас обоих этот… как его… — Она защелкала пальцами в попытках вспомнить слово. — Стержень, да? Будете оба до конца отстаивать свое?

— Ну жить сложно, когда ты осознаешь, что никто не будет делать ни для тебя, ни за тебя ровным счетом ничего. Все-все ты должен делать сам. Она слишком гордая, и да, ты права, очень умная, чтобы принимать мою помощь. Ее советы я, конечно, всегда выслушиваю, но не всегда выполняю. — Я снова усмехнулся, только сейчас осознав, что это действительно так.

— Еще она притворялась, что не понимает нашего языка, и тем самым спасла вас, да?

— Да. — Холодная дрожь пробежала по телу, и я не сразу понял — это от воспоминаний о былых кошмарах или от такой осведомленности тети. И решил сменить тему, боясь дальнейших расспросов:

— Николь, можно вопрос о родителях?

Женщина испуганно осмотрелась по сторонам:

— Конечно, милый.

— Я долго думал над тем, кем они были. Преступниками, верно? Первые за довольно долгое время, кто был казнен публично. И этот мутаген… Бомба… Это все мой отец, да?

Николь резко выпрямила спину и вновь посмотрела по сторонам.

— Я рада, что ты сам спросил.

— Он был плохим, да?

— Кто тебе такое сказал? Конечно, нет! Твой отец был прекрасным человеком. Ты бы знал, скольким людям он помог! Просто… Он связался с плохими людьми. Мне жаль, что ты пришел к такому выводу. Слушай, как было дело… — Николь тяжело вздохнула. — Мира Соколь, еще до того как стать леди пятого сектора, родила больную девочку, она сейчас была бы года на три старше тебя. У девочки было генетическое заболевание, и Мира искала способы лечения, хотя все пальцем у виска крутили на ее просьбы. Твой отец был лучшим ученым-генетиком в стране, и она обратилась к нему. Он как мог продлевал ей жизнь, да так, что ребенку действительно становилось лучше. Но затраты были огромные, и Мира придумала новый проект, который должен оправдать деньги на врача-генетика. Ну знаешь, просто скрыть расходы и принести дополнительную пользу.