Доктор Моррис поднялся из-за стола и подал им знак следовать за ним. Свернув за дверью кабинета налево, он торопливо повёл их к скудно освещённой лестнице.

— Палаты самых тяжёлых пациентов расположены в подвале, — пояснил он, спускаясь по единственному лестничному пролёту вниз и едва не споткнувшись, когда газовый рожок на стене мигнул, прежде чем снова засветиться ровным жёлтым светом. — Хотя в последнее время мне порой кажется, что вся больница погрузилась в тревожное состояние, близкое к буйству.

С нижней ступеньки им открылся уходящий вперёд длинный, тонущий в полумраке коридор. Слева и справа через одинаковые промежутки располагались двери в палаты пациентов, а в дальнем конце коридора в кресле с прямой спинкой дремал небритый санитар — его широкая грудь мерно вздымалась и опадала, и доктор Моррис, остановившись перед ним, смерил нерадивого стража неодобрительным взглядом и выразительно кашлянул.

Санитар резко дёрнулся и очнулся от дремоты, явно очень недовольный, что его потревожили: его бульдожье лицо скривилось, словно он был готов бросить какую-нибудь грубость. Краем глаза Пенни успела отметить длинный рубец старого шрама на его щеке. Узнав доктора, санитар невнятно пробурчал какие-то неискренние извинения и встал, звякнув висящей у него на поясе большой связкой ключей на металлическом кольце.

— Будьте любезны, откройте палату Фитцджеральда, — велел ему доктор Моррис, холодностью тона выражая своё неудовольствие.

Санитар подозрительно покосился на застывших в ожидании за спиной доктора Монти и Пенелопу, но молча выбрал из связки нужный ключ и пересёк коридор до двери, находящейся по правую руку от него. Ссутулив широкие плечи, он отпер замок и широко распахнул дверь. Доктор Моррис торопливо вошёл в палату и жестом велел Монти и Пенелопе следовать за ним.

Монти повернул к Пенни перепуганное лицо, искажённое нервным тиком, и негодующе прошипел:

— На такое я согласия не давал! Может, там какой-нибудь маньяк, который только и ждёт, чтобы заманить нас в палату.

— Возьмите себя в руки, — холодно велела ему Пенни. — Вспомните, кто вы! Монтгомери Флинч, Мастер Макабра, Повелитель Ужасов, а не безвольная трусливая тряпка!

— Сейчас эта палата пуста, — донёсся до них голос доктора Морриса. — Однако вы можете увидеть здесь подтверждение всему, о чём я говорил вам, мистер Флинч.

Санитар с привычно угрюмым выражением обезображенного лица топтался у двери, пристально глядя на о чём-то шепчущихся неожиданных посетителей. Монти заставил себя расправить плечи, и они с Пенни бок о бок вошли в палату.

Едва оказавшись внутри, Монти прижал к лицу носовой платок — словно надеялся тем самым защитить себя от витающей в воздухе заразы безумия. Пенелопа же при виде открывшейся их взглядам картины ахнула с тихим восторгом.

Бесхитростную обстановку палаты составляли лишь койка, стул и небольшой стол, однако всё, что в ней находилось, а также побелённые стены, были сплошь исписаны словами. Корявые меловые каракули, неразборчивые, усеянные кляксами чернильные строчки, бурые, похожие на засохшую кровь отметины — казалось, помещение накрыла целая лавина слов. Пенни прошла дальше, в глубь комнаты, отбрасывая в свете единственной лампы длинную тень на испещрённые кривыми строчками стены.

— Две ночи назад Фитцджеральд скончался, — сказал доктор Моррис. — Он был в числе первых пациентов, которых поразила эта мания, и в конце концов она полностью поработила его сознание. Это далеко не всё, что он успел написать, — мы вынесли отсюда целые кипы исписанной бумаги и его собственной одежды. Взгляните, он накорябал слова даже на спинке кровати. Всё тот же бессвязный бред, которым исписаны и эти стены.

Пенелопа подошла ближе к стене, пытаясь расшифровать неразборчивые каракули.

...

…города из стекла и стали, возносящиеся к самому небу… взрывающиеся под ногами мины… леса из колючей проволоки… крики умирающих в грязи среди крыс… лютые железные птицы пикируют с неба… осколки металла и расплавленный камень облако-гриб вздымается над горизонтом, чёрный дым пожирает весь город…

Пенни содрогнулась, сражённая пугающей силой и красотой слов, от которых у неё по спине побежали мурашки. Она ожидала увидеть скорее беспомощный лепет расстроенного недугом рассудка, однако сейчас её не оставляло чувство, что за непостижимостью этих разрозненных строк кроется какая-то более глубокая тайна. В её мозгу уже роились вызванные ими видения.

— Идёмте скорее, — ворвался в её ещё неоформленные размышления голос доктора Морриса. — Уже почти без двенадцати полночь.

Он поманил Монти обратно в коридор, Пенни пристроилась следом. Приоткрыв смотровое окошко в двери соседней палаты, доктор жестом пригласил их заглянуть внутрь. Приподнявшись на цыпочки, Пенни приникла к окошку. В слабом свете, проникающем из коридора в тёмную комнату, она увидела лежащего на койке пациента, до подбородка укрытого одеялом. Доктор бросил взгляд на свои карманные часы — минутная стрелка миновала отметку последней оставшейся до полуночи четверти часа.

— Сейчас начнётся, — шепнул он.

Пациент вдруг резко сел в постели и потянулся руками к бумаге и карандашу на прикроватном столике. Глаза его были прикрыты, как в трансе, однако стоило его пальцам сомкнуться на карандаше, как из-под его руки по бумаге стремительно, без единой паузы, побежали написанные строки. Из других палат по соседству до Пенни доносились те же звуки: шорох отбрасываемых одеял, шарканье поднимающихся пациентов и безостановочный скрип карандашей и перьев по бумаге или скрежет мела по каменной кладке.

— Мистер Флинч, — с безысходным отчаянием выдохнул доктор Моррис, поворачиваясь к Монти, — вы сможете нам помочь?

Пенелопа покосилась на застывшее, бледное от страха лицо актёра и поспешила ответить за него.

— Мой дядя сделает всё, что в его силах, — заверила она доктора. — Можете не сомневаться.

IV

Мужчина в больничной робе, ссутулившись, молча сидел за широким бюро красного дерева напротив Пенелопы и Монти. Его нервное лицо бледным пятном отражалось в отполированной до блеска поверхности столешницы. Глаз он не поднимал, избегая чужих взглядов, в то время как его тонкие пальцы беспокойно двигались, то сплетаясь, то расплетаясь. Это был тот же человек, которого они видели двенадцать часов назад склонившимся над столом в одноместной палате под непрестанный скрип карандаша по бумаге.

Жидкие лучи тусклого, водянистого дневного света сочились сквозь мутноватые стёкла высоких окошек — слишком узких, чтобы через них можно было сбежать. В этих безжизненных лучах и потёртый ковёр на полу, и видавшая виды мебель, и густые тени в углах комнаты выглядели особенно унылыми. В высокой клетке в дальнем конце кабинета вяло перепархивала с места на место какая-то зелёная пичуга, блестящим глазом поглядывая сквозь железные прутья, но запеть не решаясь.

Чуть наклонившись, Пенни исподтишка ткнула Монти в бок острым локотком, чтобы тот наконец очнулся и вспомнил, для чего он здесь. Охнув от неожиданности, Монти резко подался вперёд, опершись ладонями о стол, и вернулся к делу, которое привело их сюда.

— Кхм-кхм, — откашлялся он, прочищая горло. — Итак, мистер Кемп, что же произошло вчера, без двенадцати полночь? Почему вы проснулись? И что именно вы писали?

Пациент неохотно поднял потухший взгляд и безразлично уставился на Монти. Это был тощий, нескладный мужчина с резкими чертами лица, дряблая кожа и морщины которого выдавали, что его возраст давно уже приближается к преклонному. Ёжик коротко остриженных поредевших волос поблёскивал сединой, а в бледно-зелёных глазах застыла смутная, словно полузабытая печаль. Некоторое время он ещё выдерживал взгляд Монти, но потом снова опустил глаза, уставившись в стол. В комнате опять воцарилось унылое молчание.

— Всё без толку, — уголком рта раздражённо процедил Монти, поворачиваясь к Пенелопе. — До сих пор не понимаю, зачем вам понадобилось тащить меня сюда. Последние полчаса мы только и делаем, что задаем одни и те же вопросы, но не получили даже намёка на ответ. Чего вы ждёте от этого чокнутого? Ничего дельного он нам не скажет.

Ближе к полудню они снова вернулись в больницу, проведя беспокойную ночь в доме опекуна Пенелопы в лондонском пригороде. Поздним утром, когда они уже собрались выезжать, мистер Уиграм вложил в руку Монти ещё один чек на кругленькую сумму — гарантию того, что актёр будет и дальше исправно играть роль Монтгомери Флинча и послушно выполнять все указания Пенелопы. Но сейчас, когда они вновь оказались среди невзрачных белёных стен и зарешеченных окон Бедлама, у Монти сделался такой вид, будто он предпочёл бы изображать не прославленного писателя, а заднюю часть лошади в уличной пантомиме.

Пенни тряхнула головой, отказываясь сдаваться:

— По словам доктора Морриса, этот мистер Кемп был в числе первых пациентов, подхвативших новую болезнь. Что бы здесь ни происходило, он принимал участие в этом с самого начала. Значит, он должен хоть что-то знать.

На столе перед ними громоздилась неряшливая стопка исписанной бумаги. Сидя по другую сторону стола, мистер Кемп покачивался взад-вперёд всем телом, ссутулив плечи и нервно перебирая пальцами, глубоко погружённый в себя. Но когда Пенни потянулась, чтобы взять верхний листок, Кемп болезненно дёрнулся, а на его отсутствующем лице отчётливо мелькнул страх.