Загадки Пенелопы Тредуэлл
Тайна серебряного экрана
Для моей мамы
Зловещая иллюзия скрывает мрачную правду…
I
По тёмным стенам пробегали неверные, изменчивые тени, словно коридор наводнили призраки. Единственным источником света был подсвечник с горящей свечой, который сжимала в руке женщина в длинном белом одеянии, единственным звуком — едва слышный шелест её подола, когда она, испуганно вздрагивая, торопливо шагала к тёмному концу коридора, где виднелась едва приоткрытая дверь. Створка чуть скрипнула, словно приглашая заглянуть в скрытый за ней мрак.
Зловещую тишину нарушала лишь неведомо откуда доносящаяся музыка — чуть слышный глухой рокот органа. Чёрные волосы рассыпались по плечам женщины, обрамляя её бледное, как у покойницы, лицо. Свободной рукой она уже тянулась к ручке двери дрожащими пальцами, будто страшилась увидеть то, что ожидало её за ней.
Орган зазвучал громче, нагнетая тревогу, и за спиной женщины выросла чёрная тень. Она резко обернулась — и её лицо исказилось от ужаса, рот раскрылся в беззвучном крике. Из темноты явственно проступило мужское лицо, вызвав целый хор пронзительных воплей. Из темноты к горлу несчастной потянулись костлявые руки. Выпавший из разжавшихся пальцев подсвечник озарил последней вспышкой две неясные фигуры, сцепившиеся в смертельном объятии, после чего всё скрылось во тьме. Музыка достигла крещендо, и на экран выплыло слово «КОНЕЦ».
На возвышение перед экраном, служившее сценой, тут же вспрыгнул конферансье во фраке с рупором в руке. Буйные рыжие усы его по своей мятежности почти не уступали длиннейшим красным фалдам.
— Сеанс окончен, леди и джентльмены, сеанс окончен! — разнёсся по шатру его усиленный рупором голос. — Прошу всех на выход!
Занавеси, закрывавшие выход из шатра, разошлись в стороны, впустив под полотняные своды последние блёклые лучи вечернего солнца. Публика зашумела, поднимаясь с кресел. На лицах большинства зрителей ещё сохранилось то отрешённое выражение, которое обычно вызывали мелькающие на экране образы. Впрочем, чары быстро рассеивались, и мрачные картины уже стремительно превращались в воспоминания. Шатёр наполнился возбуждённым гомоном голосов, обладатели которых деловито проталкивались к свету, тараща глаза и восторгаясь только что виденными чудесами.
— Ничего себе, да я чуть с кресла не свалился, когда этот жуткий тип на неё набросился. Вот кошмар-то, а?
— Точно, я уж было подумала, что он и меня сейчас удавит!
— Весьма примечательное зрелище, не так ли? Полное впечатление, что всё это происходит на самом деле!
В задней части шатра девушка в искусно сшитом костюме тоже поднялась с места. Её длинные чёрные волосы, собранные в узел на затылке, открывали изящный воротник жакета из лучшей шерстяной саржи того же светло-зелёного цвета, что и её глаза. Рядом с ней уже топтался долговязый белобрысый парень, одетый куда как проще.
— И что вы на это скажете, Пенни? — поинтересовался парень с широкой восторженной улыбкой, почёсывая спутанную шапку светлых волос. — Видели когда-нибудь такую жуть?
Пенелопа вздёрнула бровь, снисходительно удивляясь восторгам своего приятеля, и тряхнула головой.
— Не вижу ничего такого жуткого в этой банальщине, Альфи, — бросила она с пренебрежением. — Сплошные затасканные сцены. Замки с привидениями, ведьминские котлы, безумные монахи и падающие в обморок дамочки. Можно подумать, создатели этих движущихся картин просто надёргали ингредиентов из всех известных им готических историй и смешали их в беспорядке на экране, даже не задумываясь о сюжете. Если бы я вздумала напечатать что-либо подобное на страницах «Грошовых ужасов», имя Монтгомери Флинча смешали бы с грязью.
Оказавшись наследницей «Грошовых ужасов», Пенни Тредуэлл сумела превратить этот некогда третьесортный журнальчик дешёвого чтива в настоящую литературную сенсацию, идущую нарасхват. С тех пор как она стала печатать в нём захватывающие истории ужасов под псевдонимом Монтгомери Флинч, число читателей журнала перевалило за миллион, а Монтгомери Флинч сделался одним из знаменитейших писателей своего времени. Впрочем, подлинная личность новоявленного Мастера Ужасов была известна лишь немногим, и в число этих посвящённых, безусловно, входил и Альфи — помощник типографа «Грошовых жасов» и лучший друг Пенелопы.
— Ладно, сюжетец, может, и не бог весть как хорош, — уступил Альфи, когда они пристроились в хвост направляющейся к выходу толпы. — Но разве это так уж важно, когда ты словно чувствуешь, что сам оказался в самой гуще событий? Что ни говори, а эта штука, кинематограф, отличная вещь! Я слыхал, будто на сеансе во время ярмарки в Хэмптон-Корт чуть не половина зрителей попадали в обморок, когда прямо на них с экрана помчался призрачный поезд. Честное слово, те, кто делают фильмы, могут любого заставить поверить, что всё происходит на самом деле.
Давка у выхода из шатра никак не прекращалась: похоже, зрители с большой неохотой покидали эту обитель чудес, где на экране оживали столь захватывающие события, и их возбуждённые голоса сливались с выкриками ярмарочных зазывал снаружи.
— Леди и джентльмены, прошу всех сюда! Не упустите самое страшное зрелище в вашей жизни! Не бойтесь испытать настоящую фантасмагорию ужаса!
Расталкивая локтями толпу, Альфи кое-как проложил им путь в сторону выхода. Пенни торопливо семенила следом, успев на ходу отчитать чумазого, не по росту одетого мальчишку, который рискнул сунуть руку в её сумочку. Наконец они оба вынырнули из полумрака шатра, моргая от слишком яркого по сравнению с ним солнца, которое, медленно клонясь к горизонту, ещё озаряло небо тёплыми закатными красками.
Перед ними во всю ширь развернулась летняя ярмарка, оглашая поля Хай-Барнета привычным весёлым шумом. Зеваки в поисках острых ощущений обступили бесчисленные аттракционы. Со стороны карусели неподалёку, расписные лошадки которой с поистине головокружительной скоростью мчались по кругу под незатейливую музыку, то и дело доносился радостный визг. С громким лязгом взмывали вверх качели-корабли, а уличные мальчишки увлечённо рыскали вокруг в поисках мелочи, просыпавшейся из карманов тех, кто отважился подняться на борт. Но помимо ярмарочного колеса и американских горок здесь были и другие традиционные развлечения, точно так же призванные опустошать карманы зрителей: цирковой балаган, выступления боксёров, гадалки в своих палатках и даже небольшой зверинец со всякими экзотическими тварями. Тёплый вечерний воздух был насквозь пропитан запахом печённых с пряностями орехов и маринованных моллюсков, которыми торговали с лотков.
Когда Альфи потянул Пенни за руку, увлекая её в самое сердце всеобщего веселья, она оглянулась назад, на шатёр ярмарочного кинематографа, обширный фасад которого скрывал от любопытных то, что происходило внутри. Вход обрамляли золочёные колонны с фигурками ангелочков, а размалёванный броскими сценками задник подогревал любознательность публики. В центре этого помпезного фасада высился орган, заманивая посетителей тошнотворно-бодрым мотивчиком. И, видимо, вполне успешно: по ступенькам входа, томясь предвкушением, уже устремился новый поток желающих насладиться новым зрелищем. Яркая надпись над входом извещала:
Электрический кинематограф Кинокомпания представляет
Фантасмагория Ужаса
Пенелопа нахмурилась. Неужели это и есть то, чего хочет сегодняшняя публика, — страшилки не первого разбора, лишь бы потемнее и под музыку? Нетерпеливо обернувшись, Альфи обнаружил, что Пенелопа, застыв на месте, не сводит глаз с богато украшенного фасада шатра.
— Если хотите, можем ещё раз встать в очередь на следующий сеанс, — сказал он. — Я бы не отказался посмотреть фильм ещё раз.
— Признаться, не испытываю ни малейшего желания опять смотреть эту чепуху, — отказалась Пенни. — И удивляюсь, что столько желающих всё же находится.
— Так ведь сейчас какую ярмарку ни возьми, везде кино показывают. Очень они популярные, эти фильмы. Я даже слышал, что большой кинематограф собираются открыть прямо на Шефтсбери-авеню.
Пенни невольно содрогнулась при мысли, что подобное безвкусное новшество втиснется среди лучших театров лондонского Вест-Энда. Её мысли снова обратились к страницам «Грошовых ужасов». Во что бы то ни стало нужно показать, что подлинная литература значит куда больше, чем любые зрелища. А следовательно, новый выпуск журнала должен получиться таким, чтобы любые блескучие, но преходящие новшества отступили обратно в тень. Уж она сумеет продемонстрировать своим верным читателям, что такое настоящий ужас.
Когда Пенни вновь взглянула на Альфи, её зелёные глаза горели решимостью:
— Нам нужно поторопиться на следующий поезд домой.
Лицо Альфи вытянулось.
— Мы и пришли-то сюда всего пару часов назад, — заворчал он. — А ярмарка работает допоздна.
Пенни твёрдо покачала головой:
— Мне нужно немедленно приниматься за работу над августовским выпуском «Ужасов». Новая история, которая выйдет из-под пера Монтгомери Флинча, должна превзойти все остальные. Это будет нечто грандиозное, от чего весь народ будет трястись под своими одеялами, не смыкая глаз от страха.
