— Что такое? — смеётся мама. — Не говори глупостей, дружок. Это наш дом. Разумеется, он нам рад.

Глава 10

Я вижу маленький красный лодочный сарай с главной дороги и опускаю велик на землю. Высокая трава полностью скрывает его. Я натягиваю бейсболку на лоб и сую руки в карманы. Чувствую себя неуверенно. Я не знаю, окажется ли она здесь. Не знаю, что она подумает, увидев меня. Если она меня увидит, если она здесь. Если, если, если!

Я подхожу к сараю и берусь за дверную ручку. Дверь не поддаётся. Я приглядываюсь и вижу, что она заперта на большой висячий замок. Что это я себе выдумал? Что я войду, а она сидит и ждёт меня? Я тихо выругался.

Я обхожу сарай и усаживаюсь на большой камень у кромки воды. Значит, здесь ты обитаешь? Кто ты? Я втягиваю в себя запах морской воды. Я слышу плеск волн, крики чаек, кряхтение лодочного мотора вдалеке. Вдруг вдали у кромки воды замечаю мужчину в чёрном пальто. Я вздрагиваю. Он стоит и рассматривает меня.

— Э-э-эй! — кричу я. — Что тебе надо?!

У него бледное лицо и ввалившиеся щёки. Чёрное пальто болтается мешком на его тощем теле. Он выглядит нездоровым. Мужчина разворачивается и идёт прочь. Я поднимаюсь и тоже ухожу.

Этим вечером я сижу на кровати, закутавшись в плед, и играю в приставку. Это моё единственное увлечение. Я слышу, как внизу останавливается машина. Ставлю игру на паузу и подхожу к окну в тот момент, когда лавочник Улаф открывает ворота и входит в них. Ему навстречу идёт папа. Мама поднимается от цветочной клумбы и стряхивает грязь с рук.

Я бегу вниз по лестнице, Улаф, увидев меня, улыбается.

— Вы же уже знакомы, — говорит папа.

— Точно, — кивает Улаф.

Лавочник останавливается на лестнице, ведущей ко входу в дом, и заглядывает внутрь. Он делает шаг и снова замирает. Потом он что-то бормочет себе под нос и трясёт головой. Никто ничего не говорит, и я не совсем понимаю, что происходит, но улыбка папы блекнет.

— С вами всё в порядке, Улаф? — спрашиваю я.

Улаф смеётся и хлопает папу по спине:

— Как насчёт того, чтобы посидеть на террасе?

— Нууу, — тянет папа, — почему бы и нет?

— В Ботсвике летних дней не так уж много. Надо наслаждаться ими, пока есть возможность, — говорит Улаф. Он снова смеётся, но как-то странно, как будто заставляет себя. — После такой хорошей погоды с моря часто наползает туман, и тогда лето испорчено.

Мы рассаживаемся вокруг круглого стола на террасе, Улаф берёт у папы банку пива, которая исчезает в его огромной ручище. Он долго рассказывает о Ботсвике, об обувном магазине и почте, обо всех учреждениях, которые закрываются, потом о лавке Леннарта, открытую моим прадедушкой. Он заправлял ею вплоть до того дня, когда почувствовал себя так плохо, что не смог подняться с кровати.

— Эта маленькая лавка была его страстью, — говорит Улаф, — он относился к ней с большой любовью. — Он отхлёбывает пива и продолжает: — Но вернёмся к вам. Должен сказать, я рад, что вы переехали сюда, потому что вы даёте Ботсвику шанс. Такие, как вы, молодые люди, важны для этого города. — Он указывает на нас и смеётся, а я думаю, что в нём что-то есть. Глубокий голос, добродушная улыбка. То, как он слушает меня, когда я говорю. Он мне нравится.

— Не думаю, что меня можно отнести к молодым людям, — отвечает папа.

— Нет, но твоих детей можно, — говорит Улаф. — И твою жену. — Он подмигивает и легонько хлопает папу по плечу. — Слушай, а сколько вы отдали за дом?

— Сущие гроши, — отвечает папа.

— Хорошо, хорошо, — кивает Улаф. — Дом уже давно выставлен на продажу, пора уж было кому-нибудь его купить.

— А когда его выставили на продажу? — спрашивает мама.

— Сейчас скажу. — Улаф задумался. — Лет десять назад, может, одиннадцать — как-то так. Дом пустовал. Но с ним происходили кое-какие перипетии.

— Перипетии? — повторяю я слово, которого раньше не слышал.

— Да. Несколько взломов, ничего серьёзного.

— Что за вз-зломы?

— Я знаю не больше того, что болтают покупатели в лавке, — отвечает Улаф. — Горел свет, когда хозяев не было в доме. Кто-то видел движение за занавесками на втором этаже. Кто-то утверждает, что слышал крики.

Конец ознакомительного фрагмента