Она подошла к столу и, освободив место среди бумаг, взяла черную авторучку и раскрыла книгу. Дик обратил внимание на ее руки — в вязаных перчатках с отрезанными концами на пальцах.
— Хотите, я что-нибудь напишу вам на память?
— Конечно, — оживился капрал. — На ваше усмотрение.
Несмотря на серьезность момента, внимание Дика привлекло нечто другое. Посреди стола лежала кипа разлинованных листков, причем верхний был заполнен рукописным текстом примерно на четверть. Она действительно что-то сочиняет!
— Так что же вам пожелать? — Мойлита замялась.
— Просто подпишитесь, этого будет достаточно.
— Но я должна как-то к вам обратиться. Как вас зовут?
— Э-э… Дик.
— Просто Дик?
— Да, этого хватит.
Она быстро что-то написала, развернув книгу, и вернула ее посетителю. Свежие чернила блестели от влаги. Почерк был неразборчивый и размашистый, вся надпись читалась примерно так: «Дих… С наилучшшш пошлашяш, от Мшлиты Кшн». В счастливом недоумении Дик силился расшифровать неведомые слова.
— Ой, как же… — пробормотал он. — То есть… Спасибо огромное.
— Я подписала бы титульный лист, но вы его, видимо, вырвали.
— Не я, — поспешно заверил Дик, стремясь сгладить неприятное впечатление. — Такой она ко мне попала.
— Очевидно, кому-то до вас она здорово не понравилась.
— Что вы! Не может этого быть!
— Я бы не поручилась. Вы просто не видели, что пишут критики. — Она обошла стол и опустилась в кресло у очага, протянув к теплу руки.
Дик снова мельком взглянул на страницы.
— Вы пишете новый роман?
— Роман? Нет, мне пока не до этого.
— А в издательстве мне говорили, что пишете.
— В издательстве? И в каком же?
— Там, где издана ваша книга. Я отправил письмо, хотел кое-что выяснить, — начал капрал. — «Утверждение» — лучшее из всего, что мне доводилось читать, и мне хотелось узнать, нет ли у вас еще каких-нибудь книг.
Она пристально на него посмотрела, и Дик почувствовал, что заливается краской.
— Вы что же, и вправду прочли?
— Ну да.
— Целиком, до конца?
— Я перечитывал несколько раз. Для меня это — самая важная книга на свете.
Она улыбнулась без видимой снисходительности и спросила:
— Сколько вам лет?
— Восемнадцать.
— А сколько вам было тогда?
— Когда прочитал в первый раз? Ну, наверное, пятнадцать.
— И вас не смутили какие-то вещи?
— Постельные сцены? — предположил Дик. — Мне они показались… волнующими.
— Я не об этом, ну да ладно… Просто кто-то из критиков…
— А-а, те отзывы?.. Они просто ничего не поняли.
— Так значит, вы читали и рецензии?..
— Да.
— Побольше бы мне таких читателей!
— Побольше бы таких книг! — ответил Дик и немедленно смутился. Ведь он клялся себе, что будет сдержан и вежлив. Однако мисс Кейн вновь улыбнулась ему, как бы вознаграждая за восторженную оценку.
— А что же это тогда, если не новый роман? — вернулся он к прерванному разговору и кивком указал на листки.
— Ничего особенного. Я делаю то, за что мне заплатили. Пишу пьесу про ваш город. Удивительно, я думала, все уже в курсе, зачем меня пригласили.
— Ах да, — пробормотал гость, силясь скрыть разочарование. Он и вправду видел рекламную брошюру, где говорилось, что, согласно утвержденному плану, военные писатели будут создавать произведения о тех населенных пунктах, которые они посетили. Впрочем, на тот момент капрал лелеял необъяснимую надежду, что Мойлита Кейн не опустится до халтуры. В сравнении с масштабом ее прошлой книги какая-то пьеска о каком-то городишке заранее выглядела бледно. — Ну а роман-то вы все-таки пишете?
— Да, я начала одну книгу, но отложила до поры. Все равно ее не напечатают, по крайней мере, пока не закончится война. Бумаги нет, лесопилки закрыты — не до того теперь.
Дик глядел на нее, не в силах отвести глаз. Как же так! Вот она, та самая Мойлита Кейн, которая уже три года не выходит у него из головы. Странное дело, она не вязалась со сложившимся в его представлении образом, ни внешне, не внутренне. Эта женщина говорила совсем не так, выражалась иначе. Глубокие диалоги героев, тонкая полемика и убедительная аргументация — где все это? Где остроумие и сопереживание, где живость повествования, наконец? Неужели вот это — она?
Первое впечатление о ее внешности оказалось обманчивым. Громоздкая зимняя одежда создавала иллюзию полноты, однако ее пальцы, черты лица были тонкими и изящными. Угадать ее возраст было невозможно, очевидно, что писательница старше его на несколько лет, но насколько? Ах, если б она сняла с себя шапку и показала лицо, слегка прикрытое непослушной прядью темно-каштановых волос!..
— А над пьесой вам интересно работать? — спросил Дик, не сводя с нее глаз.
— Мне нужно на что-то жить.
— В таком случаю, надеюсь, вам хорошо за это заплатят! — воскликнул он, опешив от собственной прямолинейности.
— Ох, полагаю, бургомистр получит от проекта куда больше. Сейчас война — это понятно, но я не хочу прекращать писать. — Она отвернулась, как будто решив погреть руки у очага. — В таком положении оказались многие творческие люди. Выкручиваемся, кто во что горазд. Если война не затянется, то небольшой простой даже на пользу.
— А она может скоро закончиться? Как по-вашему?
— Обе стороны в тупике, пат может длиться вечно… У вас необычная форма. Вы армейский?
— Пограничный патруль. Почти то же самое.
— Может, пройдете к камину, погреетесь?
— Мне, пожалуй, пора. Вы же сами сказали, что заняты.
— Да нет, давайте лучше поговорим.
Она повернула электрокамин и кивком пригласила его поближе. Дик подошел к письменному столу и, неуклюже облокотившись об угол столешницы, придвинул ноги к теплу. В этой позе он мог при желании разобрать пару слов, написанных на листке.
Перехватив его взгляд, Мойлита Кейн перевернула страницу. Дик принял это на свой счет.
— Я не хотел подсматривать.
— Пока слишком сыро.
— Уверен, получится здорово.
— Как знать, как знать… Просто пока не хочу, чтобы кто-то читал, понимаете?
— Конечно.
— А если я попрошу вас об одолжении, вы мне не откажете? — вдруг спросила писательница.
Дик готов был рассмеяться — настолько нелепой и волнующей показалась ему мысль о том, что он может хоть чем-то сгодиться.
— Не знаю, — кое-как выдавил он из себя. — А что нужно делать?
— Расскажите мне о городке. Бюргерам теперь все равно — они свой барыш получили, а мне не разрешают выходить на люди и общаться. Вот и приходится писать лишь о том, что я вижу. — Собеседница показала в окно, за которым простиралась лишь мерзлая пустошь. — Деревья да горы!
— А что, вы не можете выдумать? — поинтересовался Дик.
— Вы прямо как Клерк Трейдан! — Увидев, как переменилось его лицо в тот же миг, она поспешно добавила: — Я хочу написать, как все обстоит на самом деле. Кто здесь, к примеру, живет? Бюргеры с солдатами, и только? Я не видела женщин.
Дик задумался.
— Бюргеры — семейные. Видимо, жены при них. Но я никогда их не видел.
— А кто еще есть?
— В долине живут фермеры. А еще путевые обходчики на железной дороге.
— Н-да, с таким же успехом я могу сочинять про деревья да горы.
— Но ведь что-то у вас уже есть, — заметил Дик.
— Да так, все больше раздумья. — Ответ прозвучал крайне туманно. — А что там, на самой границе? Вы бывали когда-нибудь у стены?
— Да, когда патрулирую. Ради этого мы здесь и служим.
— Расскажите, какая она, эта стена.
— А зачем вам?
— Я не представляю, какая она вблизи, а бюргеры туда не пускают.
— Ее нельзя вставлять в пьесу.
— Почему? Это же центр всего, что здесь есть.
— Да ну, что вы, — запротестовал Дик. — Она проходит сбоку, по самому хребту.
Мойлита Кейн засмеялась. Капрал смущенно поежился, потом тоже улыбнулся.
— Дик, весь Файандленд обнесен стеной. Но много ли обычных людей ее видели? Она — одна из причин этой войны. Любому писателю ясно, что стена — это символ. И здесь, на границе, она обретает свой истинный смысл. Я не пойму, чем живут ваши люди, пока не узнаю все о стене.
— Стена как стена, только очень высокая, — беспомощно развел руками Дик.
— Из чего она?
— Бетон. Да, скорее всего, бетон. Местами кирпич — там, где старая кладка. Позади нее — ров. Стена высоченная, в три человеческих роста, а может, и выше, но за ней — насыпи, мы их зовем тротуаром, они как раз для патрульных. Где идет круто в горку — ступени. В некоторых местах внутри есть пустоты, там проложены рельсы и ходят вагонетки для подачи снарядов. Поверх бруствера все обмотано колючей проволокой, там же — автоматчики и сторожевые башни. У противника повсюду наставлены прожектора, но и у нас тоже есть кое-где.
— Стена проложена по всей старой границе?
— Да, по всему хребту, — сказал Дик. — Там вроде бы как проходила граница. И стена — ну да, символ, если подумать, — добавил он, прибегнув к ее же словам.
— Стена всегда символ, в любом деле. А что вам приходится делать, когда вы несете патруль?
— Наша задача — следить, чтобы никто не пробрался с той стороны. Происшествий обычно не густо. Ну, бросят гранату или газовую капсулу — мы в таком случае тоже им что-нибудь зашвырнем. Обычно все тут же стихает. Бывает, затянется на несколько дней. Но чаще всего — тишина, особенно в непогоду. А погода у нас, сами знаете: то снег, то ветер.