Он лягнул меня, попав по бедру, и я поспешно отступил, топча осколки моей прежней жизни — одежду, книги и прочие глупости, которые собирался взять с собой.
Криспин повторил с еще большей злобой:
— Ты первым меня ударил.
— Не будь ребенком, — не удержавшись, усмехнулся я. — Это был слабый удар. Попробуй еще раз.
Я видел, как налились кровью белки глаз Криспина, когда он занес ногу для нового пинка. Он хотел застать меня врасплох, но я хорошо знал своего брата и был уверен, что он клюнет на приманку. Я ухватил его за лодыжку и опрокинул на спину. Он потащил меня за собой, и я, падая, ткнул ему локтем в живот. А затем, не медля ни секунды, нанес боковой удар в лицо. Криспин на мгновение замер, и я успел вскочить на ноги.
— Лежи смирно, — сказал я, отступая назад, в надежде, что дистанция между нами успокоит его.
Задыхаясь, Криспин прохрипел:
— Пошел… ты.
Он упал рядом с моим дорожным сундуком и мог разбить голову об угол, но ему повезло. Ухватившись за край сундука, Криспин подтянулся и сел, опираясь на него спиной и опустив голову.
Я стоял, выставив кулаки перед собой и выжидая, готовый снова приложить ногой ему по лицу, если он задумает какую-нибудь глупость. Грудь моя все еще ходила ходуном, голос внезапно сделался глухим и искаженным.
— Не вставай, — сказал я, но это был голос не девятнадцатилетнего эфеба, а слабого, усталого старика. — Сиди где сидишь, Криспин.
Он потер подбородок рукой и заговорил. И слова его были глупые и страшные:
— Эта твоя девочка, лейтенант. Знаешь, что с ней будет, когда ты улетишь? Она получит то же, что и Гибсон. А после этого…
Я не дослушал. Свет ярости захлестнул меня. Не знаю, праведный гнев это был или обыкновенная глупость, но я бросился на Криспина.
Его тяжелое тело вылетело на меня из разбросанных по полу вещей, словно выпущенное из катапульты. Я пригнулся, обхватил брата за ноги и, используя инерцию движения, приподнял его и бросил через плечо. Он распластался на кафельном полу, я слышал, как судорожно вырвался воздух из его легких. Без тени сомнения, не задумавшись даже на секунду над тем, что собираюсь сделать, я ударил его ногой по голове. Он обмяк и потерял сознание.
Все закончилось очень быстро. Насилие всегда заканчивается быстро. Без всяких декрещендо, как в музыке. Оно просто прекращается. Останавливается. Как гаснет свет.
Тяжело дыша, я пытался успокоить свои мысли, пытался утихомирить водопады, ревущие во мне и стекающие в темные пещеры паники. Не знаю, сколько я так простоял с бешено бьющимся сердцем. Час? Месяц? Минуту? Это не могло затянуться надолго. Каждый атом, каждый кварк во мне гудел, дребезжал, как струна скрипки, пока ее не натянут до полной неподвижности. Я попробовал применить дыхательное упражнение, которое, еще в пору моего детства, показал сэр Феликс, или сосредоточиться на величественном здании памяти и фактов, которое учил меня выстраивать Гибсон, лишь бы обрести спокойствие и заглушить грохочущий ритм в моей крови. Я присел на корточки и приложил ладонь к губам Криспина. По крайней мере, он дышал. Это уже кое-что.
Я не убил его, он живой.
Разумеется, камеры были установлены повсюду. Я отыскал одну из них, крохотное отверстие в углу, похожее на темный глаз, бдительный, как стая ворон, сидящая на перекладине виселицы. Я оскалил зубы, не зная еще тогда, что повторяю гримасу, которой сьельсины выражали глубочайшую радость, и принялся собирать свои пожитки, набрасывая их как попало в сундук, — его я собирался взять с собой в изгнание, либо в то, либо в другое.
— Адриан!
Потрясение или ужас изменили этот голос, и он казался чужим, но говорящая назвала мое имя.
Леди Лилиана, остолбенев, стояла в дверях, позабыв убрать руку с замка. По случайности или с благословения каких-то неведомых богов она пришла совершенно одна. Без охранников, без свиты.
— Что ты наделал?
— Он напал на меня, — солгал я, уже не заботясь о последствиях, но через мгновение решил подстраховаться: — Он говорил гадости. О Гибсоне. И о лейтенанте.
Я оглянулся через плечо на неподвижное тело брата:
— А почему ты здесь? Уже пора?
Она внимательно посмотрела на Криспина:
— Теперь пора.
— Прости, мама. Я не думал, что он придет. Я просто ждал твоих людей, как ты велела, а…
Она мягко положила руки мне на плечи и шикнула на меня:
— Нет, все хорошо. Все просто прекрасно.
— Прекрасно? — чуть ли не выкрикнул я. — Во имя императора, что тут прекрасного?
Всегда оставаясь режиссером, леди Лилиана взглянула на меня так, будто я был одним из ее голографических актеров, и тихо сказала серьезным и печальным голосом:
— Ты нашел для меня выход. Я просто скажу, что ты украл мой шаттл и сбежал посреди ночи. Ты ведь умеешь им управлять?
Я кивнул:
— Учился у сэра Эрдиана с семи лет.
— Хорошо. Но в любом случае возьми моих людей. Тебе может понадобиться помощь.
— У тебя будут из-за этого неприятности?
— Твой отец не посмеет меня и пальцем тронуть. Здесь правит мой дом, а не его. Тебе нужно спешить. Возьми все, что сможешь.
Она легонько подтолкнула меня к тяжелому сундуку, который я привез из дома. Наклонившись, я вытащил из-под Криспина свои брюки и запихнул их под крышку, а сверху набросал еще кучу вещей.
Внезапно меня осенила непрошеная, но тягостная мысль:
— Они могут просмотреть записи. И увидеть, как мы с тобой разговариваем.
— Разве они видели, как ты разговаривал с Гибсоном в тот день, когда его истязали?
Я замер, держа в руках винно-красные носки.
— Это сделала ты?
Во имя Земли, не могла же она взломать базу данных охраны Обители Дьявола?
— Поблагодаришь меня, когда окажешься в безопасности за пределами системы. А сейчас поторопись.
Она набрала код на своем терминале.
Я забросил носки в сундук и на мгновение остановился:
— Мама?
— Да, сын?
В ее тоне слышалась едва уловимая улыбка, которую я никогда не забуду.
Захлопнув крышку сундука, я обернулся:
— Почему ты это делаешь?
Мать застыла, превратившись в мраморную статую, словно я поймал ее в ловушку, как горизонт черной дыры ловит свет. В какой-то момент я подумал, что она больше никогда не сдвинется с места.
Криспин на полу вдруг простонал:
— Мама?
Жуткая изломанная усмешка проступила на каменной маске, которую мать называла своим лицом. О боги, в другой жизни она могла бы стать даже лучшим схоластом, чем Гибсон!
Спустя несколько секунд вечности она сказала дрогнувшим голосом:
— Ты всегда был моим любимчиком.
От необходимости что-то ответить меня спасло появление двух легионеров дома Кефалосов… и Киры. Лейтенант бросила лишь мимолетный взгляд на неподвижное тело Криспина.
— Мастер Адриан, следуйте за нами.
— Кира?
Я посмотрел на мать — все встало на свои места.
— У нас нет времени, — деловито покачала головой девушка.
— Так это вы были глазами моей матери? — спросил я и еще раз оглянулся на леди Лилиану — она улыбнулась.
— Нам нужно идти! — отрезала Кира.
Легионеры взяли мой сундук. Их лица были скрыты за белыми забралами, и люди казались какими-то нереальными. Как часть моего сна. Часть игры.
Я встретился взглядом с матерью:
— Спасибо тебе.
Это последнее, что я ей сказал. И как всегда случается с последними словами, их было недостаточно.