— Я уже говорил вам, милорд Холдбист, что переговорю с регентом и попробую вам помочь. Я не отказываюсь от своих слов. Скорее всего, вам придется очень стараться после, чтобы заслужить вновь доверие Его Высочества. Уверен, что у вас это получится. Не переживайте до того, как беда успела коснуться вас, быть может, вам даже не станут ставить в вину подобную глупость…
Но лорд Форест ничего не забыл. Главных соперников, непримиримых врагов, тех, кто и был повинен в войне, лорда Глейгрима и лорда Флейма не стали заключать под стражу, они находились в замке скорее как гости, а Робсона почти насильно, как щенка за шкирку, уволокли рыцари из Серого Братства. Все время, пока лорд Холдбист мог, он вертелся и смотрел на сира Торджа, надеясь на его помощь. Так, как в свое время Тордж смотрел на наставника, извиваясь в крепких руках стражи.
Воспоминание вынудило рыцаря тут же явиться с просьбой о пощаде для северного лорда, и, почти не осознавая неправильности деяния, сир принялся наседать на друга. Можно сказать, что он не давал тому прохода, будто Клейс обратился в привлекательную незамужнюю леди, единственную на весь город, а рыцарь — в молодца, только что вернувшегося из полного лишений похода со славной победой. И чем больше регент отмахивался от него и заявлял, что сам в состоянии решить, что делать с лордами, тем больше Проницательный сир желал добиться справедливости.
В какой-то момент Тордж осознал, что уже изрядно потрепал нервы Его Высочеству и утомил его, однако не остановился. И не только потому, что видел в лорде Холдбисте родственную душу. Уже много лет он жил в мире и спокойствии, у него не было необходимости противостоять кому-либо и чему-либо, добиваться, идти к цели, которой как таковой и не было. Северный лорд, кроме нереализованного потенциала заботливого отца, кроме воспоминаний о несправедливых обвинениях, пробуждал в мужчине давно позабытую жажду добиться своего. В Проницательном взыграло стремление перестать плыть вместе с течением реки, он возжелал деятельности, хотел снова проявить себя. Те ценные качества, за которые регент уважал приятеля, вмиг испарились, когда он получил первый отказ.
Добиться оправдательного приговора теперь стало навязчивой идеей. Кажется, он уже слышал о подобном помутнении разума, такое случалось с засидевшимися в замке рыцарями, которые слишком быстро достигли высокого положения.
— Но ты можешь придумать, как наказать его иначе. Необязательно казнить. — Тордж совершенно не был способен в тот момент на гибкость, равно как и обратить внимание на нечто иное, что надвигалось, подобно огромному валуну, стремительно катящемуся с холма.
— Прости, сир Тордж, но я сам буду решать, что делать с лордом Холдбистом на суде, — грубо ответил регент, — и сам приму решение, то, за которое после буду отвечать. Сам.
— Но он наследник севера… Единственный оставшийся сын Рогора Холдбиста! — предпринял последнюю попытку рыцарь, но его собеседник нахмурился и вновь потер виски, на этот раз кончиками пальцев.
— Тише, Тордж, говори тише. Право, уже сил нет от вас, крикунов… Милорд Робсон не единственный.
— Но его брат мертв, и больше братьев у него нет, и…
— Не лезь в это дело, Тордж. Я прошу тебя. Мне лучше знать, кого сажать на который из тронов. У меня есть для тебя более важные поручения, и с ними ты справишься намного лучше, чем с решением того, кого казнить, а кого — помиловать. Мне нужно, чтобы ты отправился в…
— То есть ты считаешь, что я глуп для важных решений и гожусь только для того, чтобы разъезжать и доставлять кого-то в Санфелл или из него, а ты уже сам будешь думать, что с ними делать? Я слишком глуп, чтобы высказывать свое мнение и помогать тебе делать выбор? — вспылил Проницательный сир.
— Нет. Но ты сейчас слишком разгорячен, чтобы здраво принимать решения. К тому же, мой друг, я не хочу, чтобы ты корил себя за неверный выбор. Это моя участь, и я буду нести ответственность за каждый свой шаг и шаг каждого из лордов, пока Аурон не станет достаточно взрослым и мудрым, чтобы взвалить эту ношу на свои плечи. Но и тогда, я надеюсь, он не понесет ее самостоятельно. Я услышал тебя, я учту все твои пожелания. Запомню их, но окончательно решать будет суд лордов.
— Но ты ведь уже знаешь, чем в итоге суд закончится для мальчика-северянина?
Регент не смотрел на рыцаря. Он не убирал пальцев от висков и продолжал медленно массировать голову.
— Ты уже принял решение, и что бы я ни говорил, тебя не переубедить, верно? — Регент продолжал молчать. — И ты знаешь, что большая часть лордов поддержит тебя, что бы они на самом деле ни думали на этот счет. Ты ведь знаешь, чем все закончится, но не хочешь мне говорить потому, что я буду огорчен?
Клейс, все так же не поднимая головы, кивнул. Рыцарь с силой оттолкнулся от столешницы. С такой, что вполне мог бы взлететь, если бы доспехи не прижимали его к земле. Хоть какой-то прок был в постоянном ношении тяжелой кольчуги и остальных нелегких элементов.
— Тордж, — Его Высочество встал и выпрямился, — не думай о том, что изменить ты не в состоянии. Сейчас происходит много того, чего я не понимаю. Однако твердо знаю, еще не одного лорда ты пожалеешь. Сейчас я могу доверять небольшому кругу людей, и ты входишь в их число. Твое мнение имеет для меня значение, что бы ты ни говорил сейчас, ты думаешь иначе и сам понимаешь это. Если и правда желаешь помочь невинным, то отправляйся в Миррорхолл и привези лорда Экрога Редгласса. У меня к нему очень много вопросов, и раз уж часть лордов здесь, а некоторые вскоре должны явиться, то самое время решить разом все проблемы, верно?
Тордж ничего не ответил, он сердился на друга, но не хотел портить с ним отношения еще больше и тем более ругаться, когда у регента и без того больная голова. Королевство разваливалось, в Новых Землях тоже назревали проблемы; дары, пробуждающиеся в потомках Первых, лишали сна любого, а Форесту приходилось думать разом обо всем.
— А после, когда убедишься, что лорд Редгласс направляется в Санфелл и вскоре предстанет передо мной, то отправляйся за Мортоном Бладсвордом. Он меня порядком утомил, не явился, хоть я и присылал ему приглашение, и ведет себя крайне недостойно наместника. Мне уже давно хочется поговорить с ним по душам. Ты меня слушаешь?
— Да, Ваше Высочество.
— Полно, Тордж. Я ценю тебя как советника и друга, уважаю и всегда готов прислушаться, но в этот раз, к сожалению, твоих аргументов недостаточно, чтобы я согласился с тобой.
— Но ты подумаешь еще раз, прежде чем принимать решение? Клейс, этот мальчик не жестокий правитель, он не желал воевать только ради войны, а только потому, что заботился о семье. Милорд Холдбист скорее похож на Мауга, так же привязан к матери.
— Твоему сыну Маугу девять.
— А привязанности столько же. Всему виной женское воспитание, он не должен был занимать место брата.
— Я подумаю.
— И он последний сын лорда Рогора Холдбиста и… Погоди, а что значило твое «не единственный»? — запоздало понял смысл сказанного сир. — Ты же не думаешь, в самом деле, про того бастарда? Клейс, это незаконнорожденный отпрыск, у него нет титула, нет прав, нет… Ничего нет.
— У него есть кровное происхождение и амбиции, он может стать верным и благодарным, что нынче важно, союзником. Послушным. Учти, что теперь у него есть влиятельные друзья, особое расположение двух Великих Династий. Неплохо для обычного бастарда, которого не переносил на дух собственный отец?
— Откуда ты это знаешь?
— Я интересуюсь слухами не только о себе.
— Так ты хочешь освободить место для этого бастарда? А как же тот лорд Робсон?
— Я же сказал, что подумаю. — Клейс протянул Торджу несколько листов пергамента, каждый был запечатан королевской печатью. На одном из листов, на краю, красовался герб Бладсвордов, а на двух других — Редглассов. — Бери с собой столько человек, сколько посчитаешь нужным. Я полностью тебе доверяю, никто не справится с этим лучше.
Более до самого отъезда друзья не разговаривали — Форест находил себе сколько угодно дел, чтобы только не продолжать ссоры. Тордж отправлялся в Миррорхолл с тяжелым сердцем, в котором бурлила обида и даже злость на Его Высочество.