Еще более удивительным Рорри показалось место обитания воина. Покои вместо камеры с каменным полом и решетками. Казалось, словно сын Тормера пришел в гости к знатному приятелю, который по какой-то причине, например по болезни, не покидал пределов собственной спальни.

— Рорри? — Ниллс был и удивлен и рад. Дримленс надеялся, что в самом деле рад. — Я счастлив, что с тобой все хорошо! Не думал, что увижу, но… Но что ты здесь делаешь?

— Хотел узнать, как ты себя чувствуешь… Убедиться, что ты жив. И сказать, что скоро тебя вытащу! Ниллс, я обещаю, что вытащу тебя из этого ужасного места, из жуткой тюрьмы… Из этого отвратительного города!

Фейг

Легенды и сказки — неотъемлемая часть жизни каждого ребенка. Они призваны не только и не столько развлекать, сколько заставить начать обучаться, делать выводы, строить какие-то предположения, видеть хорошее и плохое, обратить внимание на тот или иной род, задуматься о различиях и, напротив, схожести людей. Фейг нравилось слушать про свою Династию, ее отец олицетворял истинного Фореста, такой же высокий, могучий, суровый только на вид и легко находящий общий язык со зверьем. Плохих сторон в Райане девушка не замечала.

Кроме того, с самого детства леди знала, что ее избранник и будущий муж — Вихт Вайткроу, он и сам раньше любил об этом сообщать всей округе и радостно водил невесту за собой за руку. Разумеется, Фейг интересовало, что говорят о его семье и предках, и услышанное только подтверждало, что будущий муж — прекрасный человек из великолепного и достойного рода.

Когда урожденная Форест немного подросла, то начала проявлять интерес к историям других родов. Она не слышала только про Глейгримов и Холдбистов, пока окончательно не повзрослела. Легенду о Проклятом короле ей рассказала мать ее первого мужа, урожденная Глейгрим, — женщина чрезвычайно гордая своим происхождением, воспитанная, порядочная, статная, но порой очень уж волнующаяся по любому поводу. А легенды про родню Рирза не желал рассказывать никто. После прочтения записей в комнате бастарда Фейг поняла почему.

Девушка считала всякие упоминания о магии вздором, учителя обучали ее в первую очередь мыслить здраво и искать объяснение кажущимся невероятными вещам. А лорд Боуэн Хайтхорс просил не останавливаться на божественном вмешательстве, пока не придется отбросить хотя бы два иных варианта. Да, леди любила мечтать, этого не сумел отнять даже север, но ее мысли крутились скорее вокруг удивительных приключений, счастливой супружеской жизни, балов, приемов, плаваний до Новых Земель или еще дальше, разумеется, в окружении подруг, друзей, семьи и слуг. Она не мечтала о неведомых созданиях или нечеловеческих способностях. До поры.

Теперь же, когда ей пришлось столкнуться с собственными способностями, необъяснимым даром, отношение к детским сказкам начало переформировываться в нечто иное. А знакомство с Амфи и Оафи повлияло на леди Вайткроу и изменило ее отношение ко всему, что происходило в мире. Древний Культ Первых уже не казался состоящим из обезумевших душевнобольных мерзавцев, не желающих работать и способных только грезить о другой, сытой и счастливой жизни. С каждой новой просьбой к животным, которая заканчивалась удачно, мысли, что Первые могли в самом деле существовать, лишь крепли. Фейг было страшно от этого осознания.

Еще хуже леди пришлось, когда она поддалась искушению и порылась в вещах Рирза. Дело было не только в осознании подлости своего поступка, но и в том, что поиски завершились удачно. Удачнее, чем она желала.

Фейг убежала из помещения, закрылась в покоях и сутки не желала из них выходить. Псы выли под дверями, птицы бились в окна, лошади чуть не разнесли конюшню, но в тот момент леди было все равно. Первые несколько часов она только металась из угла в угол, вздыхала, жалела доброго и ничего не подозревающего мужа, вздрагивала от резких звуков и представляла ужасающие картины — то, что может произойти, если Рирз выйдет из себя.

Немного успокоившись и найдя в себе силы унять дрожь, Фейг села писать Вихту письмо. Не меньше двадцати раз она перечеркивала, разрывала и сбрасывала со стола бесполезные куски папируса. К тому моменту, как девушка поднялась из-за стола, так и не написав приличного послания, пол вокруг был усеян целыми и разорванными листами.

А что, если это письмо, то, которое еще не готово, прочитает в первую очередь сын Рогора? Что, если новая леди Вайткроу сама обречет своего мужа на погибель? Вихт доверял другу-северянину собственную жизнь и жизни семьи, чего уж говорить о письмах? Становиться виновницей смерти мужа леди не могла себе позволить, и эта страшная мысль прочно засела в голове. Она билась внутри в одном ритме с трепещущим сердцем, пугая более, чем осознание, что Рирз мог оказаться не тем, кем притворялся, быть хуже даже чудовищного лорда Холдбиста…

Требовалось придумать иной вариант, и тогда Фейг в голову пришла еще одна, не менее хорошая на первый взгляд идея — вызвать южанина домой. Положение Фейг позволяло прибегнуть к страшному оружию — упомянуть здоровье, придумать пару небольших и легко излечимых проблем, написать о беспокойстве за будущего наследника и ее настойчивом желании видеть супруга. Когда Вихт прочитает подобное, ни один северный лорд и даже сотня друзей не сумеют удержать его вдали от Фридомхелла. Дополнить письмо можно упоминанием про плохие взаимоотношения с Леоной, которая продолжала изводить жену брата. Фейг пришла к заключению, что идеальный выбор сделан, выпила воды, отдышалась прежде, чем снова брать в руки перо. Спустя всего четыре попытки собрать мысли вместе и грамотно изложить их на бумаге, она держала послание в руках. Леди подобрала те самые слова, важные и при этом не выдающие ее истинных страхов. Оставалось лишь отдать послание писарям или привести его в надлежащий вид твердой рукой, после того как страх отступит. Фейг колебалась, стоит ли посылать гонца или пару-тройку воребов, но в конце концов решила сделать и то и другое.

Пока хозяйка замка страдала, день успел смениться ночью, служанки и придворные, которые ломились к ней в покои, устали и разошлись, псы поутихли, а птицы разлетелись. Визит к писарям пришлось отложить до утра. Немного пришедшая в себя и успокоившаяся Фейг заключила, что утром все станет понятнее, и принялась тереть платком перепачканные в чернилах пальцы. Пятна стали менее яркими, но окончательно не ушли, сколько бы леди ни мучила собственную кожу. Она смочила ткань слюной, из-за чего чернильные отметины лишь больше размазались, платок перепачкался, но следы длительного общения с пером и папирусом по-прежнему красовались на бледных руках.

Не желая ни с кем общаться, голодная и уставшая, обиженная на солнце, которое слишком рано зашло и не дало девушке возможность сразу же отправить спасительные строки, Фейг улеглась спать. Она думала, что не сумеет сомкнуть глаз и проворочается до восхода солнца, однако провалилась в сон сразу, как только опустила голову на подушку. Рассвет остался в далеком прошлом, когда служанки сумели наконец разбудить хозяйку Фридомхелла.

— Миледи… Миледи, завтрак ждет вас. Миледи, вам нездоровится? Позвать лекарей, миледи? — Переживания отражались на внешнем виде Фейг. Одна из женщин помогла леди подняться, другая распахнула окно, а третья принялась махать руками над женой хозяина замка.

— Что? — Фейг щурилась, хотелось еще немного полежать в полумраке.

— Отвести вас к лекарям, миледи? — снова повторила южанка, которую приставили к новой хозяйке сразу же по ее прибытии. Леди до сих пор не могла привыкнуть к Мииле: та много волновалась попусту, любила повторять одно и то же по десятку раз. Порой слушать ее было утомительно.

— Глупая, да чего ты спрашиваешь? — грозно возмутилась вторая дама. Она была прислана отцом еще для помощи со свадьбой, да так и осталась. Крупноносая, с густыми бровями, которые придавали ее лицу вечно сердитое и недовольное выражение, с сильным волевым голосом, она дружила с лекарской семьей и многому успела научиться у них прежде, чем лишилась мужа и детей. Женщина не рассказывала, что произошло с ее семьей, люди болтали, что она уехала из родного города в Гринтри и верно служила в течение почти десяти лет. Фейг в детстве боялась даму и прозвала несчастную Злобней. Кто ж знал, что после она станет одной из самых преданных и способных служанок замужней леди? — Куда ты ее потащила? Беги скорее за лекарями и за Гроссмейстером! Миледи Вайткроу, вам лучше лечь…

— Нет-нет, со мной все хорошо. — Фейг сложно было бороться со Злобней и ее отрядом помощниц лишь словом. Она перестала держаться за руку служанки и самостоятельно направилась к тазу, чтобы ополоснуться.

— Миледи, ваши руки! О, Боги, что с вами стряслось?

Крупноносая служанка прижала пальцы ко рту, чтобы более полно выразить испытанный ею ужас. Остальные же громко заохали и снова засобирались бежать за лекарями.

— Это всего лишь чернила. Ничего более. Я вчера вечером много писала, очень устала, у меня не было сил, чтобы идти куда-то и отмываться перед сном. И в такой час было неприлично поздно, чтобы будить вас. — Несмотря на непрекращающиеся охи, служанки вспомнили об обязанностях, помогли стащить ночное платье, отчего леди поежилась и захотела вернуться в постель. Убежать ей не позволили и принялись в шесть рук расчесывать урожденную Форест, умывать, оттирать ее пальцы и одевать для выхода из покоев в свет.