А потом подорвался на случайной мине.

Винсента сначала признали погибшим, потом посмертно обвинили в дезертирстве. И опять никто не узнал правды: Винсенту не страшны были пули и взрывы, а вот горы мертвых тел испугали до обморока, в который он проваливался всякий раз, как вспоминал о случившемся в Сонгми. Даже спустя столько лет Теодор с трудом может думать об этом.

Он и теперь отворачивается от разложенных на столе фотографий, пока на обратной стороне его век отпечатываются в дрожащих блеклых вспышках бледно-желтые лица детей и женщин. Сотни мертвых тел. Ту операцию официально признали резней лишь спустя десятки лет.

— Тебе не обязательно с таким упрямством рассматривать все это, — тихо произносит Бен. Его мягкий голос вытягивает Теодора из болота воспоминаний, выпускает на свободу.

Теодор стискивает в руке фотографию солдатского отряда. Из пятерых в живых остались трое, но о терроре в Милай молчали все. Включая Винсента. Он перебрался в Нью-Йорк, сменил имя, пользуясь своей подставной смертью, и решил забыть о войнах навсегда.

— Теодор.

Бен аккуратно вынимает у него из рук скомканный снимок и отодвигает в сторону остальные.

— Ты прав, я не буду их рассматривать. Это… — Теодор запинается, пытаясь подобрать правильное слово. — Это все лишнее. Зачем ты вообще притащил их сюда? Как будто я сам про себя не расскажу.

Он чувствует собственную уязвимость и потому вспыхивает, как подросток.

— Проклятье. Как это поможет отыскать крысеныша Палмера?

— Шона.

— Мне наплевать, пусть хоть Дейла Купера [Дейл Бартоломью Купер — вымышленный персонаж телесериала «Твин Пикс», специальный агент ФБР.]!

Бен терпеливо ждет, пока Теодор успокоится, и только потом, не повышая голоса, говорит:

— На фотографиях стоят даты, если ты не заметил. Клеменс сказала, что их проставил Шон, и они неправильные. Например, — Паттерсон тянется к самому потрепанному снимку — пыльная дорога, идущая по ней рота уставших солдат в форме американских войск времен Второй мировой войны. Это было на Окинаве, Теодора звали Эндрю, и на снимке он отмечен жирным полукругом.

— Например, вот здесь, — тычет в фотографию Бен. — Это было в сорок пятом? А Шон поставил совсем другую дату, смотри.

В засаленном углу стоят полустертые от времени цифры. Январь 1983.

— Это было в начале лета 1945, — хмурится Теодор. Двигается ближе к столику, выхватывает у Бена снимок. — Здесь еще слово. Карандашом написано, видишь? Кажется, «Абердин, Вашингтон».

Бен охает.

— Ты там жил?

— Не помню. Не после войны. — Теодор качает головой и рассеянно бросает фотографию на стол к остальным.

В те времена еще были живы знакомые его прошлых жизней. Вера была жива. Ни Эндрю, ни Винсент не сунулись бы так глубоко в Штаты.

В задумчивости он кусает губу и теребит кольцо на мизинце. Глаза бегают по полкам с товарами, мозг отказывается соображать. Если все это имеет хоть какой-то смысл, то Теодор его не находит. Возможно ли, что оставленные Палмером подсказки не значат ничего? Возможно ли, что он пытался задурить голову Клеменс?

Или что Клеменс дурит голову Теодору?

— На других фотографиях тоже неверные даты, — замечает Бен. Хмурится, вертит в руках один из снимков, нисколько не заботясь о том, что с пожелтевшей от времени фотокарточки на него смотрит угрюмый бритоголовый солдат с лицом Теодора. Этого человека звали Шей Эли. Он был ирландцем и жил одним днем, надеясь на смерть от любой пули.

— Я устал, — признается Теодор, бросая на стопку фотографий полный отвращения взгляд. Бен этого не видит. — Каким образом это все поможет отыскать мелкого гаденыша? Мы только зря теряем время.

— У тебя есть какие-то другие зацепки? — выгибает бровь Бенджамин.

— Представь себе.

Теодор встает с диванчика — ноги затекли и не слушаются, а в ребрах опять проворачивается лезвие антикварного ножа, так резко боль бьет его в рану. Он обходит полку с мелкими статуэтками и ленивым жестом подхватывает с тисового стола (в нем раньше пряталась начатая бутылка виски, но Клеменс все прикончила — половину пролила, половину выпила, и все равно нервничала до дрожащих рук) запачканную кровавыми подтеками записку.

«Навеки проклят, не так ли?»

Фомор его знает, что значит эта издевательская фраза. Она правдива и оттого еще более ненавистна, но кроме нее и еще двух записок, не связанных друг с другом, у Теодора ничего нет. Кто-то играет с ним, как с ребенком, надеясь, что в Атласе проснется дух соперничества.

Но он не мальчишка Палмер. Ему не двадцать лет, он не увлекается детективами и уж точно не…

— Теодор! — Окрик Бена сотрясает воздух, и Атлас вздрагивает, тут же морщась от боли в боку. — Кажется, я кое-что нашел…

Теодор ковыляет к дивану, на котором Бен уже разместился с ноутбуком в руках и сейчас выстукивает по клавишам не хуже секретарш тридцатых годов. Быстро и громко, с остервенением вколачивая несчастные кнопки в металлический корпус компьютера.

— Смотри! — воодушевленно говорит Бен, сбрасывает фотографии со стола одним рывком и ставит перед Теодором ноутбук. — Я прогуглил несколько указанных мест со снимков. Абердин, Дартфорд, Ливерпуль, Лондон, Лос-Анджелес… Знаешь, что объединяет эти города?

— Алфавитный указатель?

Бен замирает, нетерпеливо цокает, фыркает.

— Нет же! — восклицает он. — Все эти города — родины музыкальных групп. «Нирвана», «Металлика», «Лед Зеппелин», «Битлз». Понимаешь?

— Пока не очень. — Теодор вдавливает пальцы в борозду морщины на лбу, пытается распрямить ее. Голова гудит и не хочет работать, но приятель, похоже, готов думать за двоих. Теодор глубоко вздыхает, прежде чем ловит в мыслях ускользающий образ. Яркие плакаты кислотного цвета на серых стенах комнаты Палмера. Нарисованное солнце и дирижабль с подписью Led Zeppelin.

Резко и без предупреждения разрозненные картинки собираются в одну ясную мысль, как кусочки мозаики, с оглушительным щелчком. Так встают на место пазы шестеренок в старых часах.

— У Палмера в доме стояла барабанная установка, — говорит Теодор внезапно осипшим голосом. — И плакаты висели на стенах, много.

— Он наверняка фанат старого рока, — кивает Бен, уже бороздя просторы Интернета. От быстрого мельтешения на экране у Теодора кружится голова, глаза не успевают прочесть ни строчки поисковых запросов, и он просто отворачивается от ноутбука. Несмотря на то что во Всемирной паутине теперь можно найти все что угодно, Теодор не подходит к адской машине Бена; от нее садится зрение, болит голова, и шумит она хуже ворчливого старика.

Паттерсон, не отвлекаясь от своего занятия, протягивает Теодору свою кружку.

— Сделай мне чай, раз от тебя нет никакой пользы.

Почти не обидевшись, Атлас идет на кухню. Все что изволите, только не сидеть рядом с ярко-белым экраном, слепящим глаза. Пока он кипятит воду и заваривает пуэр, Бен успевает пройти по следу своих догадок. Теодор возвращается к нему в зал магазина, когда Паттерсон победно потирает руки.

— Тебе это не понравится, — хмыкает он. — Мы едем в Труро на рок-фестиваль.

#20. В погоне за Королевой

Третий ежегодный фестиваль альтернативной музыки в Труро. Более странное мероприятие, которое Теодор в здравом уме не посетил бы ни в коем случае, и придумать нельзя. Тем не менее в пятницу они с Беном впопыхах проводят быстрые сборы, чтобы на следующий день выехать еще засветло и попасть к самому открытию фестиваля. Как ярые фанаты из числа молодежи.

— Вот! — Бен радостно бегает по комнатам, словно только и ждал случая выбраться и «потусоваться». — Я нашел нам униформу.

Он останавливается в дверях спальни Теодора. У него в руках две черные футболки с кричащими логотипами каких-то рок-групп и неадекватными лозунгами, пропагандирующими разврат и анархию в обществе.

— Какую тебе?

— Ты издеваешься? — возмущается Теодор. — Я тебе кто, хиппи немытый?

— «Квин» или «Роллинг Стоунз»? — не унимается Паттерсон, явно вознамерившись свести друга с ума подобными выходками. Теодор снова чувствует себя бесконечно далеким от молодого поколения, вечно брюзжащим стариком, рядом с которым Бенджамин пышет ярой энергией и вновь кажется юным. Идейный максималист, фанат семидесятых и приверженец классики рока — таким Паттерсон был в годы своей юности, и вся эта взрывная смесь так осталась при нем, спрятанная под пиджаками классических костюмов и за медицинскими лекциями.

— Думаю, старик Фредди тебе больше подходит, — кивает своим мыслям Бен и бросает Теодору футболку с изображением человека в смокинге в окружении свеч.

— Я не надену это! — вопит Атлас. — Что за фокусы, Бенджамин?

— Кто хоочет жизни вечно-ой! [«Who Wants To Live Forever» — песня из репертуара группы Queen.] — нараспев цитирует Бен. — Брось, отличная футболка. Лучшая из моей коллекции.

Когда Теодор морщится и поджимает губы, Паттерсон хмыкает:

— А ты думал, на рок-фестиваль можно заявиться в костюме-тройке при полном параде? Теодор, тебя вся молодежь камнями закидает.

— Разве обязательно прикидываться грязными рокерами с нечесаной головой? — бурчит Теодор, разглядывая потрескавшийся и посеревший от времени принт на черной ткани футболки.

— Почему сразу нечесаными? У тебя совершенно нелепые представления о старых рокерах, Теодор. Ты же их видел, они нормальные ребята.