ГЛАВА 1
НОВОСТИ ОБ ОТЦЕ!
Два месяца подряд мы с моей сестрёнкой Розали ходили в бостонский порт и дожидались прибытия кораблей из Дублина. Мы наведывались туда приблизительно каждые 15 дней. Почти все пассажиры этих судов были дублинцами, устремившимися в Соединённые Штаты в поисках новой жизни. Мужчины, женщины, целые семьи. Были даже дети, которые путешествовали самостоятельно. На берегу гигантские, покорившие океан корабли встречала целая толпа народу. Человеческая фауна, которую представляла собой эта толпа, была в высшей степени разнообразна. Путешественники, родственники, торговцы, зеваки, продавцы еды и напитков, а также карманники и другие пройдохи, которым эта пёстрая толчея обещала хорошую выручку.
В тот день наш старший брат Уильям Генри Леонард, приехавший в Бостон погостить, отправился в порт с нами. Всякий раз мы надеялись, что кто-нибудь из пассажиров, ступающих на американскую землю, окажется знакомым нашего отца.
Мы заняли места у главного причала. Огромный лайнер готовился пристать к берегу и стать на якорь. Толпа возбуждённо гудела. Кто-то махал платком, приветствуя пассажиров, кто-то плакал от волнения. Розали залезла на плечи Уильяму Генри, чтобы лучше рассмотреть пассажиров, готовящихся покинуть корабль. В руках она держала большой лист бумаги с портретом нашего отца. Этот портрет нарисовал углём один полицейский по системе, разработанной инспектором Дюпеном для розыска подозреваемых. Портрет преступника делается на основании полученных данных: возраст, пол, форма головы, глаза, брови, ширина лба, нос… Так, описание нашего отца — из того, что мы о нём слышали, — было следующим: человек лет 40, лицо овальное, волосы тёмные и пышные, глаза светлые, брови густые, острый подбородок и тонкий нос.
Сестрёнка подняла листок с рисунком, развернув его в сторону причала, на который начали спускаться первые пассажиры.
— Кто-нибудь знает этого человека? — выкрикивала Розали как можно громче.
За всё это время никто не ответил на этот вопрос утвердительно, но мы не теряли надежду. Сестрёнка старалась привлечь внимание всех, кто проходил мимо. Вот какая-то дама остановилась, чтобы рассмотреть рисунок внимательнее.
— Взгляните на этот портрет, — обратилась к ней сестрёнка. — Это мой отец. Вы его случайно не видели?
Одним из последних пассажиров, покинувших корабль, был моряк лет 50. Его борода доставала чуть ли не до пояса. Он остановился напротив портрета и уставился на него во все глаза.
— Вы знаете, кто этот человек? Он вам кого-то напоминает? — спросил мой брат Уильям Генри.
Человек задумчиво кивнул. Наши сердца беспокойно забились. Впервые кто-то всерьёз обратил внимание на этот портрет.
— Вы правда знаете нашего отца? — быстро спросил я.
— Правда знаете нашего отца? — Розали всё повторяла за мной слово в слово, как попугай.
— Вы знаете, где он живёт? — спросил Уильям Генри.
Моряк нахмурился, но ничего не ответил.
— Он жив? — нетерпеливо спросил я.
— Жив? — повторила сестрёнка.
Мы трое очень переволновались! Розали не выдержала:
— Пожалуйста, скажите нам что-нибудь, — попросила она чуть не плача.
В голове у меня зашевелились самые мрачные мысли. Может быть, этот человек не решался сказать нам, что отец умер?
Наконец моряк заговорил.
— Кажется, я его знаю… — с сомнением произнёс он. — Он напоминает мне одного человека, которого я встретил в Дублине, в таверне неподалёку от Центрального рынка.
Мы, все трое, вздохнули с облегчением: значит, отец жив.
— А не знаете случайно, где он живёт? — спросил Уильям Генри.
На этот раз моряк отрицательно покачал головой.
— К сожалению, я видел его в таверне всего один или два раза.
— А как называется таверна? — спросил я.
— «Зеленый попугай», — ответил моряк, поразмыслив несколько секунд.
Наш собеседник подхватил свои пожитки и собрался продолжить путь.
— Не уходите, — воскликнул Уильям Генри. — Скажите, что вы ещё о нём знаете? Очень вас прошу!
— Ничего больше не знаю, — отрезал моряк. — Кажется, он говорил, что собирается в страны Дальнего Востока.
— Дальнего Востока? — изумился я. — А в какую именно страну, он сказал?
— Понятия не имею, — бросил он, удаляясь прочь. — Мне надо идти. Год уже не видел семью, а до дома добираться больше пяти часов.
Розали со слезами на глазах догнала моряка и дёрнула за край пальто, чтобы он её заметил.
— Умоляю, скажите нам ещё что-нибудь. Мы хотим найти нашего отца.
— Оставь меня в покое, — буркнул он и грубо оттолкнул сестрёнку.
Этого я не стерпел. Я не мог позволить, чтобы кто-то обижал Розали.
— Эй, полегче! Она всего лишь ребёнок, — упрекнул его я.
Уильям Генри сделал нам знак, чтобы мы от него отстали.
— Я уже не ребёнок, — обиженно заметила сестрёнка, задетая моим замечанием.
Матрос удалился, раздражённый нашей назойливостью. Когда он исчез в толпе, мы решили найти место потише, чтобы спокойно обдумать его слова. Все мы были взволнованы, особенно Розали. Она обняла нас, меня и Уильяма Генри одновременно, и мы, все трое, стояли так в течение 9 секунд.
— Я самый счастливый человек в мире, — воскликнула сестрёнка. — Только представьте себе! Наш отец жив! И мы его когда-нибудь увидим!
— Если он отправится на Дальний Восток, — заметил Уильям Генри, — мы никогда его не увидим. Надо ехать в Дублин как можно скорее, пока он там.
Мы добрались до портового склада и решили там передохнуть. Мы уселись на один из многочисленных деревянных ящиков, занимавших почти всё пространство. После 2 часов, которые мы простояли на пристани, ноги у нас отваливались. Я принёс с собой 12 песочных печений, которые испекла мачеха, — самых вкусных в мире, — и мы решили ими подкрепиться. Розали умирала от голода — она слопала 5 печений меньше чем за 3 минуты. В последнее время она жаловалась на новую няню, которую наняли её приёмные родители специально для присмотра за приёмными детьми. Её звали Лиза Мун, и своих подопечных она почти не кормила. А ещё, говорила Розали, она всё время их ругала.
— Лиза Мун очень вредная, — заключила сестрёнка.
— Мне тоже надоело жить у приёмных родителей, — пробормотал брат. — Настал момент сделать наши мечты реальностью и отправиться искать отца. Если бы вы знали, как мне одиноко в Балтиморе!
— Если место, куда собрался отец, находится на Дальнем Востоке, — перебила его Розали, — то ехать нам далековато, верно?
— Правильно, умница, — вздохнул я.
— Да, это действительно очень далеко, — подтвердил Уильям Генри.
— А где именно? — спросила сестрёнка.
— В том-то и дело, — я огорчённо развёл руками. — Дальний Восток состоит из разных стран: Япония, Китай, Индия…
Я только что изучал эту тему на уроке географии.
— Но ведь у нас есть деньги, чтобы туда поехать, если понадобится. Правда, Эдгар? — сказала Розали и указала на меня пальцем.
Я опустил голову. Уильям Генри подошёл ко мне и положил руку мне на плечо.
— Да, благодаря тебе, на те деньги, которые ты заработал со своим Дюпеном, мы сможем купить билеты хотя бы до Дублина. Я очень тобой горжусь!
Я боялся поднять глаза. «Вот бы мне сквозь землю провалиться», — подумал я.
— Но я ведь тоже помогала зарабатывать деньги! Скажи, Эдгар? — воскликнула Розали.
По правде сказать, помогала она не слишком много, разве что ходила по делам вместе со мной. Но что верно, то верно — она всегда готова была помочь.
— Да, — коротко ответил я.
Сейчас я мог думать только об одном: у меня нет денег на эту поездку. Эти деньги мой сводный брат украл месяц назад, и я так и не получил их обратно.
— Простите меня, — произнёс я убитым голосом.
Брат и сестра взглянули на меня с удивлением.
— Мне очень жаль. Роберт Аллан украл почти все деньги. Осталась только сумма за последнее дело, которое я помогал распутывать, — когда похищенных детей держали в доме ужасов. А этого на поездку не хватит.
Брат и сестра молча уставились на меня.
— Ты это серьёзно? — спросил меня Уильям Генри.
Я рассказал, как сводный брат забрал у меня деньги, заработанные при расследовании 2 первых дел, в которых я принимал участие: двойного убийства на улице Морг и исчезновения Мэри Роже. А также всё то, что я заработал, продавая ужасы. Я признался, что искал их везде, где только мог, но безуспешно.
— Но без денег мы не сможем поехать ни в Дублин, ни на Дальний Восток. Вообще никуда, — возмутилась сестрёнка.
И после 6 секунд молчания заплакала. Из глаз у неё вытекло 10 крупных слезинок!
— Я хочу увидеть моего папу и не хочу больше жить в приёмной семье, — бормотала она.
Приёмные родители Розали вовсе не были плохими людьми, но были холодны как лёд. Хуже всего было то, что она и остальные 5 приёмных детей жили под гнётом Лизы Мун, новой няни, женщины лет 40, которая запросто била детей, если те не слушались. Как рассказывала Розали, которая иной раз была склонна к преувеличениям ещё больше, чем я, росту в ней было 2 метра, её руки походили на мужские, а фигура была такой угловатой, что её прозвали «Шкафом».
Уильям Генри Леонард не сказал ни слова, но я знал, что он ещё больше переживает из-за отсутствия денег на путешествие. У него было столько же, если не больше, поводов невзлюбить жизнь в приёмной семье. Он жил в Балтиморе, нас разделяли 399 километров, и виделись мы очень редко. Кроме того, его родители были совсем пожилыми, детей у них не было. Жили они в пригороде, и, как он не уставал повторять, жизнь там была ещё более пресная, чем яичница без соли.
