Л. Дж. Шэн
Красавицы Бостона
Распутник
Посвящается моему брату,
который никогда это не прочтет.
Мне больше некому посвящать
мои книги, такие вот дела.
Распутник (сущ.) — модный или стильный мужчина, склонный к разгульному или развратному образу жизни.
Примечание автора
Ради сюжета я позволила себе творческую вольность в вопросе о том, как именно британская монархия распоряжается своей собственностью и владениями.
Следует отметить, что на данный момент Уайтхолл и Бутчарт не являются представителями пэрских титулов.
Порой все самое прекрасное и стоящее в жизни заключено в терновый венец.
Шеннон Л. Олдер
Плейлист
Empara Mi — Alibi
Purity Ring — Obedear
Rolling Stones — Under My Thumb
Young Fathers — Toy
Everybody Loves an Outlaw — Red
Пролог
Дэвон
Меня сосватали незадолго до того, как зачали.
Мое будущее было расписано, скреплено печатью и согласовано прежде, чем моя мать впервые побывала на ультразвуковом исследовании.
Прежде чем у меня появились сердце, пульс, легкие и позвоночник. Мысли, желания и предпочтения. Когда я сам был лишь абстрактным понятием.
Перспективным планом.
Пунктом в списке, который нужно отметить галочкой.
Ее звали Луиза Бутчарт.
Для знакомых просто Лу.
Впрочем, я не знал о договоренности, пока мне не исполнилось четырнадцать. О ней мне рассказали прямо перед традиционной охотой в канун Рождества, которую Уайтхоллы устраивали вместе с Бутчартами.
В Луизе Бутчарт не было ничего дурного. Во всяком случае, на мой взгляд.
Она была мила, хорошо воспитана и обладала прекрасной родословной.
С ней все было совершенно нормально за исключением одного — я ее не выбирал.
Полагаю, именно так все и началось.
Именно так я стал тем, кем стал.
Гедонистом с тягой к веселью и распитию виски, фехтованию и катанию на лыжах, который ни перед кем не отчитывался и ложился в постель со всеми подряд.
Все данные и переменные были призваны создать идеальное уравнение.
Большие надежды.
Помноженные на подавляющие требования.
И поделенные на такое количество денег, которое мне никогда не потратить.
Я был благословлен надлежащим телосложением, надлежащим банковским счетом, надлежащей ухмылкой и надлежащим количеством обаяния. С одним лишь невидимым изъяном — отсутствием души.
А особенность отсутствия души заключается в том, что я об этом даже не знал.
Потребовалось, чтобы кто-то особенный показал, чего мне не хватало.
Кто-то вроде Эммабелль Пенроуз.
Она рассекла меня надвое, и хлынула смола.
Липкая, темная, нескончаемая.
Вот в чем секрет истинного королевского распутника.
Моя кровь никогда не была голубой.
Она, как и мое сердце, была чернее черного.
Четырнадцать лет
Мы выехали на закате.
Впереди бежали гончие. Мой отец и его приятель Байрон Бутчарт-старший следовали за ними по пятам. Их лошади скакали безупречным галопом. Мы с Байроном-младшим и Бенедиктом плелись позади.
Молодым парням дали кобыл. А они более непокорные, и их сложнее объезжать. Укрощение молодых бойких самок — упражнение, которому мужчины моего класса обучались с юных лет. Ведь мы рождены для жизни, неотъемлемой частью которой были вышколенная жена, пухлые детишки, игра в крокет и соблазнительные любовницы.
Подбородок опущен, ноги в стременах, спина прямая. Я был воплощением королевского наездника. Впрочем, это никак не помогало мне избежать попадания в карцер, в котором я сидел, свернувшись, как улитка.
Отец любил бросать меня туда, чтобы понаблюдать за моими мучениями, как бы сильно, усердно, отчаянно я ни старался ему угодить.
Карцером, также известным как изолятор, служил кухонный подъемник [Кухонный лифт (или подъемник) — небольшой грузовой лифт, который устанавливается как в ресторанах, так и в частных домах. Он предназначен для подачи блюд и продуктов с кухни на верхние этажи.] семнадцатого века. Он имел форму гроба и дарил примерно такие же ощущения. А поскольку я, как известно, страдал от клаустрофобии, именно к такому методу наказания отец прибегал каждый раз, когда я плохо себя вел.
Однако, что самое печальное, я безобразничал нечасто, можно сказать, никогда. Я ужасно хотел, чтобы меня приняли. Был отличником и талантливым фехтовальщиком. Даже попал на молодежный чемпионат Англии по фехтованию на саблях, но все равно оказался брошен в подъемник, когда проиграл Джорджу Стэнфилду.
Возможно, отец всегда знал, что я пытался скрыть от посторонних глаз.
Внешне я был безупречен.
Но внутри — прогнившим до мозга костей.
В свои четырнадцать я уже переспал с двумя дочерьми слуг, сумел загнать любимую лошадь отца до преждевременной кончины и баловался наркотиками.
Сейчас же мы направлялись на охоту на лис.
Я порядком ненавидел охоту на лис. И под «порядком» я имею в виду «чертовски сильно». Я ненавидел ее как спорт, как само понятие, как увлечение. Мне не доставляло никакого удовольствия убивать беспомощных животных.
Отец говорил, что кровавый спорт — великая английская традиция, как сырная гонка [Сырная гонка — ежегодное традиционное мероприятие, на котором участники наперегонки бегут с холма за брошенной по склону головкой сыра.] и танец Моррис [Моррис — английский народный танец, который исполняется под живую музыку.]. Лично я считал, что некоторые традиции устаревают не так, как другие. Взять, к примеру, сжигание еретиков на костре и охоту на лис.
Стоит отметить, что она была — или, вернее сказать, до сих пор остается — в Соединенном Королевстве незаконной. Но, как я усвоил, у власть имущих сложные и нередко напряженные отношения с законом. Они устанавливают его и насаждают другим, но при этом сами почти полностью игнорируют. Моему отцу и Байрону-старшему охота на лис потому и нравилась так сильно, что была запрещена для низших классов. Это придавало занятию дополнительный лоск. Служило вечным напоминанием о том, что они рождены другими. Лучшими.
Мы держали путь в лес, минуя мощеную дорожку, которая вела к величественным кованым воротам замка Уайтхолл-корт, поместья моей семьи в графстве Кент. Живот свело при мысли о том, что я буду делать. Убивать невинных животных, чтобы умилостивить отца.
Позади раздался тихий стук туфелек по булыжнику.
— Дэвви, подожди!
Голос звучал сбивчиво, отчаянно.
Я отклонился на Герцогине, вытянул ноги вперед и потянул за поводья. Кобыла попятилась назад. Рядом со мной показалась Луиза, сжимавшая в руках что-то завернутое наспех. На ней была розовая пижама, а на зубах — жуткие разноцветные брекеты.
— Я тебе кое-фто принесла. — Она смахнула прилипшие ко лбу пряди каштановых волос.
Лу была на два года младше меня. А я — на той злосчастной стадии подросткового возраста, когда все, включая острые предметы и некоторые фрукты, казалось мне сексуально привлекательным. Но Лу была еще ребенком. Нескладным и маленьким. Ее большие любопытные глаза жадно впитывали окружающий мир. С заурядными чертами лица и мальчишеской фигурой, она была отнюдь не красавицей. А из-за брекетов у нее появились дефекты речи, которых она стеснялась.
— Лу, — протянул я, выгнув бровь. — Твою маму удар хватит, если она узнает, что ты улизнула тайком.
— Мне все равно. — Она встала на цыпочки и протянула мне что-то, завернутое в один из ее практичных свитеров. Я бросил ей джемпер, с восторгом обнаружив под ним отцовскую фляжку с гравировкой, до краев наполненную бурбоном.
— Я знаю, фто ты не любишь охоту на лис, поэтому принесла тебе кое-фто, фтобы… как там папа говорит? Шнять напряжение.
Остальные поехали дальше в густой мшистый лес, окружавший замок Уайтхолл-корт, либо не заметив моего отсутствия, либо оставшись к нему равнодушными.
— Вот ты чокнутая. — Я сделал глоток из фляжки и почувствовал, как напиток обжигает горло. — И как ты только это раздобыла?
Лу просияла от гордости и прикрыла рот ладонью, чтобы спрятать железные скобки.
— Я прокралась в кабинет твоего папы. Меня никто не замечает, так что мне многое сходит с рук!
Отчаяние в ее голосе отозвалось во мне жалостью. Лу мечтала отправиться в Австралию и стать спасателем дикой природы в окружении кенгуру и коал. Ради ее же блага я надеялся, что так и будет. Дикие животные, какими бы агрессивными они ни были, все равно лучше людей.
— Я тебя замечаю.
— Правда? — Ее глаза округлились, засияли ярче.
— Зуб даю. — Я почесал Герцогиню за ухом. Со временем я осознал, что женщинам до смешного легко угодить. — Тебе от меня никогда не избавиться.
— Я не хочу от тебя избавляться! — Пылко воскликнула она. — Я сделаю для тебя все, фто угодно.
— Ах, все, значит? — посмеялся я. Мы с Лу были как брат с сестрой. Она всячески пыталась добиться моего расположения, а я, в свою очередь, убеждал ее, что она милая и заботливая.
Лу нетерпеливо закивала.
— Я всегда тебя поддержу.
— Тогда ладно. — Я был готов продолжить путь.
— Как думаешь, ты когда-нибудь расскажешь родителям, фто ты вегетарианец? — Выпалила она.
А она-то как об этом узнала?
— Я заметила, фто ты не притрагиваешься к мясу и рыбе за столом.
Луиза сунула носок туфли с ремешком в гальку и смущенно потупила взгляд.
— Нет, — холодно ответил я, помотав головой. — Кое о чем моим родителям знать не нужно.