Я обдумал предложение. Бенедикт и Байрон славились подобными возмутительными уловками. Они распространяли ложь, а другие в нее верили. Я знал это, потому что учился с ними в одной школе. По большому счету, что такое один глупый поцелуй в пасть мертвой лисы?

Это моя единственная надежда. Если поссорюсь с отцом, один из нас этого не переживет. И при текущем положении дел это буду я.

— Ладно. — Я встал со стула и, петляя, поплелся к лисе.

Я наклонился и прижался губами к ее пасти. Она была липкой, холодной, и пахло от нее, как от использованной зубной нити. К горлу подступила желчь.

— Приятель, боже ты мой. Он правда это делает, — хмыкнул Бенедикт у меня за спиной.

— И почему у нас нет с собой камеры? — простонал Байрон, который хохотал так заливисто, что уже повалился на пол, хватаясь за живот.

Я отпрянул. В ушах звенело. Перед глазами помутнело. Я видел все сквозь желтую пелену. Позади кто-то закричал. Я резко обернулся и повалился на колени. Там была Лу. Стояла в открытых дверях амбара все в той же розовой пижаме. Она зажала рот ладонью и дрожала, как осиновый лист.

— Ты… ты… ты… извращенец! — пискнула она.

— Лу, — прокряхтел я. — Я сожалею.

Я и правда сожалел, но не о том, что не желаю на ней жениться. А только о том, как именно она об этом узнала.

Бенедикт с Байроном катались по сену, колотили друг друга и все смеялись, смеялись и смеялись.

Они меня подставили. Знали, что все это время она стояла там, возле дверей, и наблюдала за нами. Мне никогда не выпутаться из этого соглашения.

Лу развернулась и помчалась прочь. Ее слезы, как крошечные бриллианты, сорвались и пролетели за ее плечами.

Из ее горла вырвался дикий вопль. Совсем как у лисы перед тем, как я ее убил.

Я повалился на пол и блеванул, а потом рухнул в остатки своего ужина.

Меня окружила темнота.

И я поддался ей в ответ.

Следующим утром отец подал мне виски. Мы сидели в его просторном дубовом кабинете с золотой барной тележкой и бордовыми шторами. Несколько минут назад меня приволок сюда один из слуг. Безо всяких объяснений. Попросту протащил по коврам и бросил к папиным ногам.

— Возьми. От похмелья.

Папа указал на коричневое кожаное кресло перед его столом. Я сел и взял напиток.

— Ты даешь мне виски? — Я понюхал его и скривил губы от отвращения.

— Опохмелиться. — Он устроился в кресле и пригладил усы. — Чем ушибся, тем и лечись.

Я сделал глоток этого яда и поморщился, когда он обжег все до самого нутра. Я провел бессонную ночь на сене в амбаре. То и дело просыпался в холодном поту, и мне снилось, как за мной гонятся крошечные дети, похожие на Луизу. Вкус поцелуя с мертвой лисой тоже не особо облегчал ситуацию.

По коридорам замка Уайтхолл-корт разносился аромат черного чая и свежих булочек. Завтрак еще не закончился. Живот скрутило, напоминая мне о том, что аппетит — это роскошь, предназначавшаяся для мужчин, которые не были недавно помолвлены против своей воли.

Я допил виски.

— Ты хотел меня видеть?

— Я вообще никогда не хочу тебя видеть. К сожалению, это необходимость, сопутствующая твоему появлению на свет. — Папа со словами не церемонился. — Сегодня утром до моего сведения довели кое-что весьма тревожное. Леди Луиза рассказала своим родителям о том, что вчера произошло, а ее отец доложил о ситуации мне. — Мой отец, высокий, худощавый, импозантный мужчина со светлыми волосами и в безупречном костюме, заговорил обвиняющим тоном, призывая объясниться.

Мы оба знали, что он питал ко мне личную неприязнь. Что он произвел бы на свет новых наследников, если бы не то обстоятельство, что я был старшим ребенком, а потому — преемником его титула. Я был слишком изящен, слишком помешан на книгах, слишком похож на свою мать. Я позволял другим мальчишкам доминировать надо мной, заставить меня осквернить труп животного.

— Я не хочу на ней жениться.

Я ожидал получить пощечину или взбучку. Ни то, ни другое не стало бы неожиданностью. Но отец только издал легкий смешок и покачал головой в ответ.

— Понимаю, — сказал он.

— Это необязательно? — оживился я.

— О, ты непременно женишься на этой девушке. Твои желания значения не имеют. Как и мысли, раз уж на то пошло. Браки по любви — удел немытых масс. Людей, рожденных следовать неблагодарным правилам общества. Ты не должен желать свою жену, Дэвон. Ее цель — обслуживать тебя, рожать детей и хорошо выглядеть. Мой тебе совет: прибереги свое вожделение для тех, от кого можешь избавиться. Так будет и умнее и правильнее. Правила простолюдинов не распространяются на представителей высшего общества.

Меня охватило такое острое желание впечатать его головой в стену, что начали подрагивать пальцы. Когда я продолжал молчать на протяжении нескольких минут, отец закатил глаза к потолку, будто из нас двоих именно я вел себя неадекватно.

— Думаешь, я хотел жениться на твоей матери?

— А что с мамой не так? Она красива и вполне мила.

— А что с ней так? — Отец достал сигару из коробки и закурил. — Если бы она перебирала ногами так же усердно, как чешет языком, то была бы в хорошей форме. Но она была частью договоренности. У нее деньги. У меня титул. У нас все получилось.

Я уставился на дно пустого бокала из-под виски. Его слова прозвучали, как рекламный слоган самой депрессивной романтической комедии в мире.

— Нам не нужно больше денег, и у меня уже есть титул.

— Дело не только в деньгах, идиот. — Отец ударил ладонью по столу и взревел: — Все, что отличает нас от прислуживающих нам простолюдинов, — это родословная и власть!

— Власть развращает, — коротко ответил я.

— Мир и так развращен, — он скривил губы от отвращения. Я прекрасно понимал, что близок к тому, чтобы оказаться в кухонном подъемнике. — Я пытаюсь объяснить тебе простым языком, что вопрос о твоем браке с мисс Бутчарт не подлежит обсуждению. В любом случае это случится не завтра.

— Нет. Не завтра и вообще никогда, — внезапно сказал я. — Я на ней не женюсь. Мама этого не потерпит.

— У твоей матери вообще нет права голоса.

Его голубые глаза потемнели и стали похожи на крапчатое зеркало. Я видел в них свое отражение. Выглядел в нем таким маленьким и осунувшимся. Непохожим на самого себя. Не тем мальчишкой, который скакал на лошадях под порывы ветра, хлеставшего в лицо. Который сунул руку под платье девчонки-служанки, отчего та с придыханием захихикала. Не тем мальчиком с взрывной прытью и поразительной изворотливостью, который заставлял рыдать лучших фехтовальщиков Европы. Тот парень смог бы пронзить черное сердце своего отца острым мечом и съесть его, пока оно все еще бьется. А этот мальчишка не мог.

— Ты женишься на ней и подаришь мне внука, предпочтительно более одаренного, чем ты сам. — Отец докурил сигару и затушил ее в пепельнице. — Вопрос решен. А теперь иди и извинись перед Луизой. Ты женишься на ней, когда закончишь Оксфордский университет — и ни минутой позже, иначе лишишься наследства, фамилии и всех родственников, которые по неизвестной мне причине до сих пор тебя терпят. Не сомневайся, Дэвон, когда я велю твоей матери отречься от тебя, она, не задумываясь, откажется от своего ребенка. Ты понял?

В этот самый момент меня по обыкновению настигла хитрость, окутывая кожу, подобно кислоте. Заставляя меня выворачиваться наизнанку и стать кем-то другим. Спорить с отцом не имело никакого смысла. У меня не было рычага давления. Я мог получить выволочку, оказаться под замком, выслушивать издевательства и терпеть пытки… или же мог правильно разыграть свои карты.

Сделать то, что так часто делали они с мистером Бутчартом. Использовать ситуацию с выгодой для себя.

— Да, сэр.

Отец с подозрением прищурился.

— Я велю тебе жениться на Луизе.

— Да, сэр.

— И сейчас же извинись перед ней.

— Непременно, сэр. — Я склонил голову еще ниже, а на губах промелькнула тень улыбки.

— И поцелуй ее. Покажи, что она тебе нравится. Без языка и всяких глупостей. Просто покажи, что ты верен своему слову.

Желчь обожгла мне горло.

— Я поцелую ее.

Удивительно, но вид у него стал еще более недовольный, верхняя губа скривилась в оскале.

— Что заставило тебя передумать?

Мой отец являл собой ужасное сочетание жестокости и тупости. Вспыльчивости в нем было больше, чем мозгов, а потому он часто допускал ошибки в делах. Дома он правил железным кулаком, который чаще всего прилетал мне в лицо. С ошибками в делах разобраться было легче (мама втайне от него занималась бухгалтерскими книгами, а он почти всегда был слишком пьян, чтобы это заметить). А что касалось насилия надо мной… она прекрасно знала: стоит попытаться защитить меня и ей тоже достанется.

— Подумал, что ты прав. — Я откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. — Какая разница, на ком я женюсь, если своими похождениями все равно смогу попасть в книгу рекордов?

Отец усмехнулся, темнота в его глазах рассеялась. Вот это уже больше ему по душе. Иметь сына-негодяя с недостатком моральных принципов и еще меньшим количеством положительных черт.