— Да. Сердечный приступ. Я проснулась утром, а он лежал рядом и никак на меня не реагировал.

— Это я понял, но когда ты выяснила, что он мертв? — пробормотал я себе под нос. К счастью, она меня не услышала.

— У меня просто в голове не укладывается. — Она снова разразилась слезами. — Папы… не стало!

— Ужас, — тупо повторил я, испытывая тихую бесстыдную радость. В мире для нас с Эдвином было слишком мало места.

— Он так сильно хотел тебя увидеть, — всхлипнула мама. — Особенно в последние несколько лет.

Я знал, что это правда. Не потому, что скучал по мне (боже упаси), а потому, что я приходился истинным наследником его имущества, денег и титула маркиза. Все, что Уайтхоллы ценили и за что ратовали, лежало у моих ног, и отец хотел убедиться, что я не пну все это куда подальше.

— Мои соболезнования, мамуль, — сказал я с искренностью продавца подержанных автомобилей.

— Ты приедешь на похороны?

— А когда они? — спросил я.

— На следующей неделе.

— Черт побери. — Я сделал вид, будто страшно расстроен. — Не уверен, что смогу вырваться. У меня встречи по слиянию назначены одна за другой. Но я непременно приеду поддержать тебя, как только смогу.

С тех пор как я переехал в Штаты, мама и Сеси навещали меня дважды в год. Я всегда развлекал их, осыпал подарками и заботился о том, чтобы они были счастливы. Но возвращение в Англию ради того, чтобы выказать Эдвину уважение, входило в число нравственных ошибок, с которыми я не смог бы смириться.

— Рано или поздно тебе придется приехать, Дэвон. — Ее голос стал тверже. — И не только для оглашения завещания. Как ты знаешь, замок Уайтхолл-корт теперь официально принадлежит тебе. Не говоря уже о том, что после кончины Эдвина ты стал маркизом. Самым востребованным холостяком в Англии.

Самый востребованный холостяк в Англии, скажешь тоже. Выйти замуж за члена королевской семьи — даже хуже, чем выйти за мафиози. Кармеле Сопрано [Кармела Сопрано — вымышленный персонаж, жена босса мафии Тони Сопрано в сериале «Клан Сопрано».] хотя бы не приходилось иметь дел с фотографами из «Дейли Мейл», которые снимали содержимое ее мусорного ведра.

— Я приеду, чтобы передача имущества и средств прошла гладко, — сказал я. — И конечно, чтобы поддержать вас с Сеси. Как она?

— Плохо.

Мать жила в замке Уайтхолл-корт, как и моя сестра Сесилия со своим мужем Дрю. Я собирался передать замок им (все равно ни за что не стану жить в этом чертовом месте), а также выделять ежемесячное содержание, чтобы им жилось комфортно.

— Я приеду, как только смогу. — Что, надо отметить, все равно случится раньше, чем хотелось бы.

В последний раз я виделся с матерью год назад. Гадал, как она сейчас выглядела. Была ли все так же трагически прекрасна и с ног до головы облачена в черные шелка? Сохранила ли привычку пить после полудня чай с подругами, позволяя себе половинку песочного печенья, которую потом сжигала на беговой дорожке?

— Прошло уже больше двадцати лет, — сказала она.

— Я умею считать, мамуль.

— И хотя мы часто виделись… без тебя здесь все не то.

— Это я тоже знаю. И сожалею, что мне пришлось уехать. — Я не сожалел. Бостон меня вполне устраивал. Он был разнообразным в культурном отношении, грубым по своей природе и пропитанным историей, совсем как Лондон. Но без преследовавших папарацци или тетушек из высших слоев общества, которые подбрасывали своих дочерей ко мне на порог в надежде, что я возьму одну из них в законные жены.

— Ты с кем-нибудь встречаешься? — Голосом мама была похожа на убитую горем вдову, как я — на Селин Дион. Я подумал, что все это из-за шока.

— Со многими. Я, как тебе хорошо известно от друзей за океаном, общепризнанный распутник.

А это правда. Я любил женщин. Без одежды — еще больше. И я взял за правило перебирать их, как утренние газеты — одного раза вполне достаточно, а на следующий день необходимо взять другую.

— Каким был и твой отец до определенного момента, — задумчиво произнесла мама.

Я взял деревянную коробку для сигар и покрутил ее в руке.

— Этот момент настал не после замужества, так что не горюй по нему слишком сильно.

Мать захныкала в знак протеста, но сменила тему, понимая, что уже слишком поздно убеждать меня, будто мой отец вовсе не был чудовищем.

— Луиза снова одинока. Ты должен был об этом слышать.

— Не должен был. — Я поставил коробку обратно на стол, и ноздри наполнил запах выдержанных листьев табака, амбры и мускуса.

Меньше всего мне нравилось говорить с матерью о Луизе, хотя речь о ней заходила довольно часто. Меня так и подмывало обмотать провод телефона вокруг своей шеи и потянуть.

— Я не слежу ни за кем из дома.

— То, что ты до сих пор называешь это место домом, говорит о многом.

Я тихо посмеялся:

— Надежда — как мороженое. Чем больше ей балуешься, тем хуже тебе становится.

— Что ж, — бодро сказала она, отказываясь принимать поражение, — Луиза и правда одинока. Потеряла жениха год назад в результате несчастного случая во время игры в поло. Сущий кошмар. За игрой наблюдали дети.

— Боже ты мой, — согласился я. — Поло и для среднестатистического взрослого — скучное зрелище, что уж говорить про детей. Вот ужас.

— Ох, Дэвви! — попрекнула мама. — Она была сама не своя, когда это случилось, но сейчас… что ж, я почти уверена, что это судьба. Разве нет? — Мама всхлипнула.

Неужели эта женщина только что нашла положительный момент в том, что мужчина встретил безвременную кончину в результате жестокого публичного несчастного случая? Дамы и господа — моя мать, Урсула Уайтхолл.

— Рад, что ты видишь позитивный момент в смерти двух людей, которая вновь сведет нас с Луизой на одной территории, — сказал я с легкой улыбкой.

— Она с нетерпением тебя ждала.

— Считай, что я настроен скептически.

— Сам увидишь, когда приедешь. Ты должен хотя бы извиниться перед ней как подобает.

От этой правды мне не убежать. Перед тем как в восемнадцать лет сесть на самолет в Бостон, я сказал Луизе, что вернусь за ней. Этого так и не случилось, хотя на протяжении первых четырех лет она терпеливо меня ждала, присылая распечатки со свадебными платьями и изготовленными на заказ кольцами. В какой-то момент бедняжка поняла, что помолвка не состоится, и стала жить дальше. Но на это ей потребовалось около двух десятков лет.

Я должен принести ей извинения и непременно это сделаю, но думать, будто я теперь обязан на ней жениться — это уж слишком.

— Знаешь, — сказала мать, заговорщически понизив голос, — последним желанием твоего отца было, чтобы ты женился на Луизе.

«Знаешь, — хотелось мне сказать таким же тоном, — меня это вообще не волнует».

— Сочувствую твоей боли, но мне ужасно трудно идти на уступки ради Эдвина. Особенно теперь, когда его нет с нами, чтобы их оценить, — спокойно сказал я.

— Тебе нужно остепениться, милый. Обзавестись собственной семьей.

— Этому не бывать.

Но Урсула Уайтхолл не позволила такой ерунде, как реальное положение вещей, испортить ее прекрасную речь. Я мог легко представить, как она поднимается на импровизированную трибуну.

— Я постоянно слышу о тебе от знакомых с Восточного побережья. Говорят, что ты умен, проницателен и никогда не упускаешь хорошей возможности. А еще говорят, что в твоей личной жизни бардак. Что вечера ты проводишь за азартными играми в заведении этого дикаря Сэма Бреннана, выпиваешь и водишься с легкомысленными женщинами вдвое младше тебя.

Первое обвинение попало в яблочко. Последнее, напротив, было откровенной ложью. Я установил строгий предел в пять лет. Выбирал в любовницы женщин на пять лет младше или на пять лет старше меня. Признаться, я лишь раз нарушил это правило ради восхитительно раздражающей Эммабелль Пенроуз. При всех своих недостатках мразью я не был. Нет занятия более позорного, чем встречи с женщиной, которую можно принять за твою дочь. К счастью, никто в здравом уме не подумал бы, что я разрешу своей дочери одеваться, как Эммабелль Пенроуз.

— Я понимаю, что ты расстроена, мамуля, но не позволю уговорами склонить меня к браку.

Сквозь огромные стеклянные двери я видел, как Киллиан и Хантер выходят из конференц-зала вместе с остальными членами правления «Королевских трубопроводов». Хантер на ходу показал мне средний палец, а Киллиан отвесил краткий кивок, означавший, что мы поговорим позже.

Из-за этого звонка я на час отстал от графика. Я за три десятилетия не уделял отцу так много времени. Отправлю ему солидный счет прямо в преисподнюю. Мама тем временем все бубнила:

— …оторван от своих корней, от своего рода. Подозреваю, что еще многое станет известно, когда ты вернешься домой. Я могу отправить частный самолет, если хочешь.

Частный самолет принадлежал Бутчартам, а не Уайтхоллам, и я знал, что не стоит принимать одолжения от людей, перед которыми не намерен быть в долгу.

— Не нужно. Я полечу коммерческим рейсом с простыми обывателями.

— Первый класс — это так пошло, если, конечно, речь не о «Сингапурских авиалиниях». — Если что-то и могло отвлечь мою мать от того, что она только что стала вдовой, так это разговоры о богатстве.