Мы не увидели явных следов проникновения. Дом выглядел относительно опрятно — учитывая, что он принадлежал вдовцу в преклонном возрасте, — и никаких признаков, что кто-то обыскивал помещение. Обстановка выглядела скромно, но даже те вещи, которые стоили пару центов, остались целы. Вазы, картины и особенно уродливая декоративная золотая чаша. Ничего подозрительного.

Я провел пальцем по камину. Никакой пыли.

— Недавно убирали.

Том распахнул дверцу холодильника.

— Может, и так, но половина продуктов здесь просрочена. Пойду наверх, посмотрю в спальнях.

Я кивнул.

— Пока проверю гараж и задний двор.

Том поднялся по лестнице, а я открыл гараж. Внутри был припаркован старый черный джип. Куда бы Иэн ни уехал, машину он не взял.

Я прошелся по гаражу, заваленному всяким барахлом, включая оружие. Все выглядело нетронутым. Дело точно не в краже со взломом. Если кто-то ранил или похитил этого мужчину, то им требовался только он сам, без ценных вещей.

— Наверху чисто. Все комнаты пусты, — крикнул Том со второго этажа.

Я направился из гаража к балконным дверям. И замер, заметив то, что должно было броситься мне в глаза с самого начала, — небольшую щель в стеклянной двери. Она была открыта. Вместо того чтобы воспользоваться ручкой и смазать отпечатки пальцев, я обмотал ладонь тканью рукава и осторожно толкнул дверь. Планировка сада была простой. Квадратное пространство с газонной травой и уличной мебелью, беспорядочно расставленной с одной стороны.

И прямо посреди сада из земли торчали руки и ноги.

Повторяю — человеческие ноги.

Вот дерьмо.

— Том, — рявкнул я, — не входи сюда. И не трогай ничего, когда будешь спускаться.

Мне хотелось подстраховаться, хотя вряд ли Том прислушается, даже зная, что нужно делать. Я достал телефон, собираясь позвонить в 911. И Том, который никогда не умел подчиняться приказам, через пять секунд уже стоял рядом, его лицо исказилось от отвращения и агонии, когда перед ним предстало ужасное зрелище.

— Я же сказал не идти сюда, — прошипел я, не желая видеть его эмоциональное уничтожение.

— И ты думал, что я стану слушать? Хотел посмотреть, что… Вот дерьмо.

— Я подумал об этом же.

Повисла долгая пауза, пока Том переваривал случившееся.

— Они наполовину провалили похороны. — Он сглотнул.

— Или намеренно испортили.

Том достал телефон и позвонил в 911, а также нашему местному другу из ФБР Крису. Определенно про-изошедшее акт возмездия.

Руки и ноги приобрели фиолетово-синий оттенок и, несомненно, принадлежали пожилому мужчине. Иэн находился в таком состоянии уже более суток.

— Федералы и полиция уже в пути, — объявил Том, повернувшись и упершись руками в колени. Голос его звучал отстраненно и задумчиво. Я представлял, как ему тяжело. Мне тоже нравился Иэн. Но мне никогда не составляло труда прощаться с людьми. Мне приходилось делать это столько раз, что я уже не мог сосчитать. Переезды между приемными семьями, институтами, подразделениями. Смерть, в частности, меня нисколько не пугала. Просто очередная станция в жизни. Точнее, последняя.

Том все еще мог налаживать связи. Даже дружеские.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил Том. Я почувствовал, как он коснулся меня плечом, когда присоединился ко мне возле неглубокой могилы. Казалось, он попеременно то испытывал приступ тошноты, то хотел предпринять что-нибудь относительно обнаруженного нами.

— Пока рано говорить, — ответил я, засунув руки в передние карманы. — Но первичные признаки налицо. Стихийное захоронение. Тот, кто это сделал, хотел передать сообщение, а не спрятать тело. И если не найдем признаков удушения или пулевых ранений… в общем, его могли похоронить заживо.

Захоронение.

Части тела специально выставлены на всеобщее обозрение. Обычно человека закапывали живьем для дополнительных мучений. С этим я знаком, поскольку до выхода в отставку работал в Лос-Анджелесе с самим Иэном, а местная братва любила избавляться от людей подобным образом.

Я также знал об этом по работе в Чикаго, где итальянцы и русские еженедельно пытались друг друга прирезать.

— Полнейшая хрень, — процедил я. — Мне жаль. Знаю, вы были близки.

Мне действительно жаль. Я просто не уверен, что это значит.

— Хочешь сказать, что тебя это никак не затронуло? — Оскалившись, Том резко толкнул меня в грудь. Он злился. Ему нужно было направить на кого-то свой гнев. И сейчас этим кем-то оказался я.

Без понятия, что еще можно сказать. Я не желал смерти Иэну Холмсу. И вообще не желал смерти большинству людей, несмотря на свои нелюдимые наклонности.

— И это все? — выплюнул Том.

Я спокойно встретил его взгляд.

— Это не я его убил, ясно? Отстань.

Том снова толкнул меня в грудь, на этот раз сильнее. Я позволил себе отступить на пару шагов.

— Тебе плевать, да? Он был нашим боссом. Он наставлял нас. Мы работали вместе. Он относился к тебе как к сыну.

— У меня нет родителей, — резко ответил я.

— Да, и тебе, черт возьми, так сильно хочется никогда об этом не забывать! — Том разразился горьким смехом. — Тебе действительно нравится весь этот образ измученного неудачника? Так ты чувствуешь себя важным, да?

Я уже устал от того, что меня поливают дерьмом за поступки, которых не совершал. Конечно, Холмс был одним из наших, но я никого не считал его семьей. Даже самого Тома. Для других людей семья становилась помехой. У меня были наглядные примеры.

— Слушай, это неконструктивно, — вздохнул я.

— Знаешь, что неконструктивно? — Том схватил меня за воротник. — То, что у тебя нет гребаного сердца.

— Отсутствие сердца лучше наличия широкой души. Вспомни, откуда ты. Жизнь не так уж прекрасна.

Том резко отпустил меня, и мне хватило благородства притвориться, будто я пошатнулся.

Спустя пару минут несколько полицейских машин и черный седан остановились перед дверью дома Иэна. Мы отдали им наши заявления, затем визитные карточки. Рассказали, что, по нашему мнению, произошло. Кто, предположительно, мог стоять за этим.

— Козлов, — всё повторяли мы. — Его фамилия Козлов.

Будто они не знали. Будто не надрывали задницу, пытаясь поймать его в эту самую минуту. Так и есть, если только он не держит на них компромат или не подкупает.

Копы отправили нас домой и попросили позвонить, если вспомним что-нибудь еще. Стандартный протокол.

На обратном пути к дому Хэлли я подумывал сказать Тому, что сочувствую его утрате, но потом решил, что он просто использует мои слова против меня же и упрекнет, что я не чувствую себя так же погано, как он.

Том первым нарушил молчание, когда мы выехали на пятую автомагистраль и застряли в одной из самых длинных пробок, известных человечеству.

— Ты же знаешь, что это дело рук русских. — Том сжал челюсть. Он надел солнцезащитные очки, поэтому я не мог видеть выражения его лица, но, по ощущениям, у него в глазах стояли слезы.

— Так подсказывает логика.

— Они безжалостны, — яростно произнес он.

— Как и большинство людей. Но еще они бесстрашны. Не самое лучшее сочетание.

Конец ознакомительного фрагмента