Менее компетентный, но не я.

Я неторопливо следовал за ней, пока она не врезалась в мебель, отчаянно шаря по тумбочке и по заправленной кровати. Хэлли рыдала так сильно, что не могла произнести и слова.

— Это ищешь? — Я держал ее телефон в руке, подняв в воздух. Краска окончательно сошла с ее лица.

Хэлли выглядела такой неподдельно напуганной, что я стал еще сильнее ненавидеть ситуацию, в которой мы оба оказались.

— В следующий раз не оставляй телефон на первом этаже. Теперь, когда я привлек твое внимание, позволь прояснить: я не намерен к тебе прикасаться, не собираюсь домогаться и уж точно не думал тебя насиловать. Надень что-нибудь. Я буду ждать внизу, Торн. Нам нужно немного поболтать. Полностью одетыми.

С этими словами я вышел из комнаты и спустился, чтобы пошариться на кухне. Я не ел с самого завтрака. Но ничего съедобного на глаза не попалось. Одни соки, расфасованные салаты и органические батончики, которые впору использовать как корм для лошадей.

Хэлли спустилась ко мне на кухню спустя двадцать минут. Она надела какое-то вязаное платье и теперь дрожала, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Ее нос покраснел. Очевидно, она много плакала, прежде чем прийти сюда. Что за эмоциональный срыв? Неужели одного этого достаточно, чтобы заставить менее профессиональных охранников сбежать?

Я сделал глоток кофе — единственный приятный момент в этом доме.

— Садись, — приказал я, прислонившись к темно-зеленому гранитному кухонному островку.

Девушка села, пристально глядя на меня, будто я взял ее в заложники, а не вызвал для взрослого разговора.

— Просто хочу, чтобы ты знал… — Она тяжело вздохнула и закрыла глаза.

Я приподнял бровь.

— Это неполное предложение, мисс Торн. Как думаешь, сможешь избавить меня от страданий и закончить его?

Было крайне важно обеспечить мне преимущество в наших отношениях, несмотря на мои нестандартные методы.

Хэлли собиралась навлечь на меня неприятности и заставить пройти через то еще дерьмо, чтобы посмотреть, как далеко она сумеет забраться, прежде чем избавится от меня. Я уже много раз видел подобное. Лучше с самого начала ясно дать понять, что не стоит испытывать мое терпение на прочность.

Как и само его существование, если уж на то пошло.

Энтони Торн лично во время телефонного разговора дал мне зеленый свет на проявление строгости из милосердия и установление четких границ ради возвращения Хэлли на путь истинный. И меня это устраивало — я не баловался детскими играми.

«Послушай, Локвуд, мне известно, почему тебя прозвали Роботом. Говорят, ты прагматик. Выполняешь работу с минимальными ошибками, не позволяешь эмоциям управлять собой. Мне нужно, чтобы Хэлли сумела перенять это у тебя. Моя дочь, благослови ее сердце, хороший ребенок. Но она безрассудна, и мне не хочется, чтобы следующая ошибка стоила ей чего-то большего, нежели чувства собственного достоинства».

Безрассудная Принцесса теперь смотрела на меня взглядом, полным ярости, а не смирения.

— Хочу, чтобы ты знал, я воспользовалась ноутбуком наверху, прежде чем спуститься сюда. — Ее голос дрожал. — И связалась с полицией. Они уже в пути. И охрана моего отца — они тоже в курсе. Не представляю, как ты проник в дом, но даю тебе последний шанс сбежать и никогда не возвращаться.

У меня в кармане запищал телефон, сигнализируя о том, что Хэлли действительно вызвала помощь. А когда она спустилась, я заметил у нее заткнутый за пояс швейцарский армейский нож.

И тут меня внезапно осенило.

Я даже не подумал об этом.

Хэлли не знала.

Она понятия не имела.

Не представляла, что я ее новый охранник.

Она думала, что я вломился в ее дом.

Президент Торн, ты, форменный мешок де…

— Все знают. Время вышло. Просто уходи, — оборвала она мои мысли.

Торн не удосужился рассказать ей обо мне. Вероятно, потому что боится ее. Роль родителя изнуряет. Этот мужчина восемь лет руководил «свободным миром» [«Свободный мир» — термин времен холодной войны, которым называли блок стран — противников социалистического лагеря, возглавляемый США. // Пробыв некоторое время в плену, Бортэ была отбита Темучжином, и до конца жизни последнего преследовали слухи, что его первый сын Джучи на самом деле «меркитский подарок», то есть сын Чильгера, младшего брата несостоявшегося мужа его матери (Чиледу к этому моменту уже отъехал в Царство вечной охоты). // Впрочем, Рашид ад-Дин, персидский врач, ученый-энциклопедист и вообще отличный парень, приводит версию, дескать, меркиты захватили Бортэ, а затем с бухты-барахты передали ее Тогрулу a.k.a Ван-хану, чтобы он «сохранил ее за завесой целомудрия». Последнее сомнительно, потому что возникает вопрос «зачем?», а также никак не разрешается проблема мести меркитов за поруганную честь Чиледу. А еще важно знать, что Рашид ад-Дин работал министром в государстве Хулагуидов, то есть был на зарплате у потомка Чингисхана.], но не сумел заставить собственную дочь держать грудь в платье.

Искренне улыбнувшись, я произнес:

— Рад слышать, что ты поступила разумно.

— Прошу прощения? — Хэлли склонила голову.

— Рад, что ты сообщила о моем приезде службе безопасности отца, поскольку я как раз собирался им звонить. Твой отец меня нанял.

У Хэлли отвисла челюсть. Она утратила дар речи.

Наконец, девчонка моргнула.

— Но я… мне… мне не нужен телохранитель.

— Я не телохранитель. — Я поставил чашку из-под кофе в раковину, а затем распахнул холодильник. — Правильный термин — сотрудник личной охраны. Телохранители — безмозглые тупицы, которые таскают за подружками сумки от «Гуччи», пока те делают селфи.

По правде говоря, мне совершенно наплевать на название должности. Просто хотел внести ясность, что я не один из тех чихуахуа из тренажерных залов, которых она привыкла держать в качестве охраны. Попытка испытать мое терпение не приведет к тому же результату. Но, с другой стороны, для нее подобный срыв тоже не выглядел типичным началом сотрудничества.

Холодильник оказался до отказа забит листьями зелени, органической пиццей без глютена и разноцветными кексами.

— Где здесь настоящая еда? — спросил я.

— Уточни, что ты подразумеваешь под словом «настоящая». — Хэлли помассировала виски, все еще осмысливая происходящее.

— То, что некогда было живым, или производное из него. То, что не состоит из бесполезных углеводов.

— Я вегетарианка, — объявила она.

Конечно, она вегетарианка.

— Ну разумеется.

— Мясо подразумевает убийство, — убежденно заявила Хэлли. Несмотря на то что она по-прежнему выглядела так, будто хотела меня прикончить, ее плечи опустились. Она заметно расслабилась, осознав, что я, по крайней мере, не собираюсь ее убивать.

— А еще оно вкусное. Завтра же затарю им дом.

Я взял пачку с полезными зернами, подозрительно похожими на корм для попугая, и отступил.

Хэлли сложила руки на груди, вызывающе вскинув подбородок.

— Ничего ты не затаришь, и это возвращает нас к первоначальному разговору — мне не нужен тело… какая-либо личная охрана. Уходи.

— Не повезло, что твой папочка считает иначе. Ведь все это оплачивает он. — Я захлопнул холодильник и указал вилкой на нас.

— Ты не можешь так поступить. — Она зарычала в преддверии второго раунда. Я уже знал, что Хэлли готова к драке, если дело дойдет до нее.

— Могу и поступлю, — парировал я, поглощая салат из киноа и нута.

— Это нарушение моих личных границ! — Девица хлопнула ладонью по гранитному кухонному островку между нами.

Я наколол на вилку побольше еды.

— Без обид, мелкая, но ты бы не смогла возвести личные границы, даже если бы тебе доставили их с «Амазона». И для протокола. — Я сделал паузу, чтобы проглотить. — Я не больше тебя хочу здесь находиться. Но твой отец предложил мне должность на полгода, и я не собираюсь его подводить.

— Полнейший бред. — Она взмахнула руками.

— Вот что происходит, когда решаешь показать миру грудь, — возразил я.

— Только одну, — поправила Хэлли.

— Давай поставим себе цель не повторять подобное ближайшие полгода. А теперь прими последствия своего поступка и смирись. Тебе придется скорректировать свое поведение, иначе твой отец продлит контракт, и тогда я натравлю на тебя своего коллегу Кента. Предупреждаю: если думаешь, что я плюше-вый мишка, то подожди, пока не встретишь этого гризли.

— Ты самый ужасный человек, которого я когда-либо встречала. — Она резко подскочила со своего места. — И я хочу, чтобы ты покинул мой дом.

— Я работаю не на тебя. Меня нанял твой отец.

— Так не пойдет. На дворе двадцать первый век! — Хэлли настолько приблизилась ко мне, что я ощутил ее дыхание — аромат персика — и заметил, что глаза у нее интересного оттенка бирюзы. По кругу радужки вились серебристые точки. В ней ощущалось нечто невинное. То, что подсказывало мне, что дочь Энтони Торна еще не до конца созрела. Что мир еще не успел окончательно лишить ее блеска.

— Да, сейчас двадцать первый век, но люди продолжают наследовать только худшее и желают навредить близким влиятельных людей или же использовать их. Либо оба варианта разом. Именно поэтому я здесь, чтобы помочь, — спокойно напомнил я, доедая птичий корм и выбрасывая миску в одну из, черт возьми, пяти мусорных корзин. Девушка серьезно относилась к переработке мусора.

— Ты использовал не тот контейнер! — Она едва не сшибла меня с ног по пути к мусорке, выхватывая миску и бросая ее в черную, а не в зеленую корзину. — В следующий раз помой и высуши, только потом бросай в зеленый контейнер.

— Какого…

Когда человечеству больше не угрожала опасность от моего нежелания перерабатывать мусор, она с важным видом вернулась на свое место за островком.

— Я думала, ты собирался меня изнасиловать.

Хэлли по-прежнему держала швейцарский нож под рукой. Во всяком случае, я оценил ее находчивость.

— Будь уверена, я не намерен к тебе прикасаться.

Я направился к своей спортивной сумке, которую оставил возле входа. От задания с Хэлли Торн зависело очень многое. Благодаря ему я заслужил личную беседу с самим Энтони Торном, который пообещал, что встретится со мной и Томом, для обсуждения дела нашего агентства, если его устроит моя работа.