— Джереми! — закричала Мэри-Линетт.

Она рванулась вперед, невзирая на жгучую вспышку боли в плечах. Но веревка держала крепко, и Мэри-Линетт резко отбросило назад. А Джереми накинулся на Эша, как собака, как любое животное, рожденное, чтобы убивать добычу зубами.

Мэри-Линетт услышала, как кто-то пронзительно закричал: «Нет!», и лишь потом поняла, что это был ее собственный голос. Она сражалась с веревкой, ощущая жжение во влажных от крови запястьях. Но она не могла освободиться и не могла не смотреть на то, что происходило у нее перед глазами. И все это время не прекращалось жуткое и злобное рычание, отдававшееся у нее в голове и в груди.

Но вот овладевший ею ужас отступил, та часть ее существа, которая оказалась сильнее паники, одержала верх. Мэри-Линетт вдруг взглянула на все происходящее холодным и ясным взглядом, как будто со стороны. Она видела горящую машину в клубах белого удушливого дыма; видела безжизненную фигуру Эша на сосновой хвое; видела неясные очертания кого-то рычащего и мечущегося — того, кем был сейчас Джереми.

— Джереми! — позвала его Мэри-Линетт. У нее перехватило дыхание, но голос был ровным и… требовательным. — Джереми, прежде чем ты сделаешь это… может быть, ты объяснишь мне, чтобы я все поняла? Ты сказал, что хочешь этого. Джереми, помоги мне понять!

Она со страхом думала, что у нее ничего не получится, что Джереми даже не услышит ее. Но он поднял голову, и Мэри-Линетт увидела его лицо и кровь у него на подбородке.

«Только не кричи! Ни за что! — неистово твердила себе Мэри-Линетт. — Не показывай своего страха. Ты должна отвлечь его разговором, не подпустить близко к Эшу».

Мэри-Линетт украдкой шевелила руками за спиной, пытаясь избавиться от веревки. Казалось, руки сами знают, что надо делать.

— Пожалуйста, помоги мне понять, — задыхаясь, повторила она снова, стараясь удержать взгляд Джереми. — Ведь я твой друг, ты это знаешь. Мы так давно дружим.

Бледные десны Джереми были измазаны кровью. Черты его лица были человеческими, но в его выражении не было ничего человеческого.

Но вот его губы медленно опустились и прикрыли десны. Теперь он стал больше похож на человека. И когда он заговорил, в голосе можно было узнать Джереми.

— Что ж, начнем сначала, — проговорил он. — Я присматривался к тебе давно, с детства, и видел, что ты тоже присматриваешься ко мне.

Мэри-Линетт кивнула. Она больше не могла произнести ни слова.

— Я всегда надеялся, что когда мы вырастем, то, может быть, будем вместе. Я думал, что смогу объяснить тебе и ты поймешь. Поймешь все обо мне. Я был уверен, что ты — единственный человек, который не станет бояться…

— Я не боюсь, — сказала Мэри-Линетт, надеясь, что голос у нее не слишком дрожит.

Она произнесла это, обращаясь к существу в рубашке, запятнанной кровью, существу, которое припало к земле над распростертым телом. Мэри-Линетт боялась даже взглянуть на Эша, боялась увидеть, насколько сильно он ранен. Она не спускала глаз с Джереми.

— Думаю, что я смогу понять. Ведь это ты убил миссис Бердок? Потому что она была на твоей территории.

— Нет. — В голосе Джереми появилось резкое раздражение. — Она была просто старой женщиной. Она не могла охотиться. И я не возражал против того, чтобы она находилась на моем пространстве. Я даже делал для нее кое-что, например чинил бесплатно забор и крыльцо. Но потом она сказала мне, что они приезжают. Ее племянницы.

«Точно так же, как она сказала об этом мне, — подумала Мэри-Линетт, и ей стало все ясно. — Конечно же, он действительно был там и чинил забор. Обычная случайная работа, которую он выполнял для всех».

— Я говорил ей, но без толку.

Мэри-Линетт вновь услышала этот звук — ворчащий рык. Джереми весь напрягся и дрожал, и она почувствовала, что ее тоже охватывает дрожь.

— Больше трех охотников на таком маленьком клочке… Я говорил ей, но она не слышала. И ничего не видела у себя под носом. И тогда я вышел из себя.

«Не смотри на Эша, не привлекай к нему внимания», — с отчаянием думала Мэри-Линетт.

Губы Джереми опять оттянулись назад, будто он приготовился к атаке. В этот миг Мэри-Линетт вспомнила слова Эша: «Это произошло под влиянием порыва». Да, Эш оказался прав: штакетник — первое, что подвернулось Джереми под руку.

— Ну, всякий может выйти из себя. — И хотя голос ее дрожал, а в глазах стояли слезы, Джереми, казалось, немного успокоился.

— А потом я решил, что, может быть, все даже к лучшему. — Его голос звучал устало. — Я подумал, что если девушки ее найдут, они поймут, что им лучше уехать. Я ждал, что они это сделают. Я умею ждать.

Он пристально смотрел мимо нее, в глубь леса. Сердце у Мэри-Линетт бешено стучало. Она ухватилась за возможность взглянуть на Эша.

«О боже, он совсем не шевелится! И так много крови. Я никогда не видела так много крови».

Она вращала запястьями взад-вперед, пытаясь ослабить узел.

— Я наблюдал за ними, но они не уезжали, — продолжал Джереми. Мэри-Линетт поспешила перевести взгляд на него. — Вместо этого туда пришла ты. Я слышал, как Марк и Джейд разговаривали в саду. Джейд сказала, что ей здесь нравится. И тогда… я не выдержал и наделал шума, и они услышали меня.

Лицо Джереми изменилось. Оно стало преображаться прямо на глазах у Мэри-Линетт. Скулы раздвинулись, нос и рот выдались вперед. Брови слились в одну прямую полосу, и между ними появилась шерсть. Мэри-Линетт видела, как вырастает каждая шерстинка, темная на фоне бледной кожи.

Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

— Что-то не так, Мэри-Линетт?

Он встал, и Мэри-Линетт увидала, что его тело тоже изменилось. Это было все еще человеческое тело, но слишком тонкое, какое-то вытянутое.

— Все в порядке, — шепотом произнесла Мэри-Линетт. Отчаянным усилием она рванула веревку и почувствовала, что та скоро соскользнет с одной руки.

Есть! Теперь нужно отвлечь его, нужно, чтобы он не бросился на Эша…

— А что дальше? — спросила она, едва дыша. — Что было потом?

— Я решил отправить им послание. На следующую ночь я вернулся за козой, но там были вы с Марком. Вы убежали от меня в сарай.

Он придвинулся ближе, лунный свет упал ему на глаза и отразился в них. Блеснули оранжево-зеленые зрачки…

Мэри-Линетт смотрела во все глаза.

«Та тень на лесной поляне… Я видела эти глаза: это были не глаза койота, это были его глаза. Он преследовал нас повсюду».

От одной этой мысли ее бросило в дрожь. Но потом она представила себе еще более жуткую картину: как он убивает козу, спокойно и методично, как он готовит это «послание».

«Так вот почему он не съел ее печень и сердце. Он убил козу не потому, что был голоден, к тому же убил необычно для оборотня.

Джереми не оборотень, он совсем не похож на оборотней, как их описывала Ровена. Он не благородное животное, которое охотится, чтобы есть. Он — бешеный пес.

Прав оказался только Эш. Неспроста он рассказывал свой анекдот о бешеном оборотне…»

— Знаешь, ты такая красивая, — внезапно сказал Джереми. — Я всегда так думал. Мне нравятся твои волосы.

Он смотрел Мэри-Линетт прямо в лицо. Она различала поры на его коже с появляющимися из них жесткими волосками. И еще она ощущала его запах — дикий запах зверинца.

Он протянул руку, чтобы прикоснуться к ее волосам, и на пальцах его оказались темные толстые когти. Мэри-Линетт казалось, что у нее глаза вылезают из орбит от страха.

«Не молчи, скажи что-нибудь. Не показывай, что боишься».

— Ты знал, как убили мужа миссис Бердок? — спросила она.

— Она сама мне рассказывала когда-то давно, — рассеянно ответил Джереми, продолжая перебирать пальцами ее волосы. Он уже изменился настолько, что его речь с трудом можно было разобрать. — Я использовал маленькие палочки от моих моделей. Ты ведь знаешь, что я занимаюсь моделированием. А еще черный ирис — для него. Для Эша. — Джереми произнес это имя с лютой ненавистью. — Я увидел его в тот день в этой дурацкой футболке. Клуб «Черный ирис»… Мой дядя когда-то принадлежал к нему. Дядю там держали за существо второго сорта.

Его глаза находились на расстоянии дюйма от глаз Мэри-Линетт. Внезапно он провел когтем по ее уху. Почувствовав внезапный прилив сил, она сделала яростный рывок, и одна ее рука освободилась. Мэри-Линетт замерла в страхе, что Джереми это заметит.

— Я бросил козу на крыльцо и убежал. — Лаская Мэри-Линетт, Джереми произносил слова тихо и как бы нараспев. — Я знал, что вы все были там. Я словно обезумел, я убил лошадь и все продолжал бежать. Я разбил вдребезги окно бензоколонки. И собирался ее сжечь… но решил подождать.

«Да, да и да! — подумала Мэри-Линетт, осторожно освобождая второе запястье, не отрывая взгляда от бешеных глаз Джереми и ощущая его звериное дыхание. — Да, конечно, это был ты, и мы слышали, как ты убегаешь. И ты не провалился в дыру на крыльце, потому что ты знал о ней, потому что ты сам чинил это крыльцо. И именно ты разбил окно: кто еще мог ненавидеть бензоколонку, как не работающий на ней?»

Наконец она освободила второе запястье от веревки. Ее захлестнула волна неистового ликования, но она следила за выражением своего лица и продолжала сжимать руки, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Он был таким сильным и таким быстрым… Если она просто набросится на него, у нее нет шансов.

— А сегодня вы все вместе приехали в город, — продолжал Джереми, спокойно заканчивая свой рассказ. Глядя на это существо, уже столь мало похожее на человека, трудно было поверить, что говорит именно оно. — Я подслушал ваш разговор, я знал, что он хочет тебя и постарается превратить в вампира. Я должен тебя защитить.

— Я знаю, что ты хочешь защитить меня, Джереми. Я верю тебе, — проговорила Мэри-Линетт почти спокойно.

Она прижималась спиной к морщинистому стволу дерева. Как же ей справиться с ним, если под рукой нет даже палки? А если бы и была, дерево не годится. Ведь он не вампир.

Джереми отступил назад. Мэри-Линетт почувствовала облегчение — но всего на короткую секунду. Затем она с ужасом увидела, что он срывает с себя рубашку, а под ней… под ней вместо кожи волчья шкура, подрагивающая от прохладного ночного воздуха.

— Я шел вслед за вами. Это я поджег твою машину, чтобы вы не смогли уехать, — сказал Джереми. — Я слышал, как ты сказала, что хочешь стать вампиром.

— Джереми, это был просто разговор… Он продолжал, словно не слышал ее:

— Но это ошибка. Оборотни гораздо лучше. Ты поймешь это, когда я тебе покажу. Луна так красива, когда ты — волк.

Господи! Так вот что он имел в виду, когда говорил, что защитит ее, что все объяснит ей! Он собирается превратить ее в кого-то, подобного себе.

«Я должна защищаться. Ровена говорила, что оборотня можно одолеть только серебром, так что легенда о серебряных пулях, должно быть, верна. Но у меня нет серебряной пули. Или хотя бы серебряного кинжала…

Серебряный кинжал… серебряный нож…»

Ее фургон позади Джереми был почти целиком скрыт в клубах дыма. И дым уже покраснел от неудержимо разгорающегося пламени.

«Это слишком опасно, — подумала Мэри-Линетт. — Вокруг пламя, я не успею пробраться внутрь и выйти».

Джереми все еще продолжал говорить, и голос его становился свирепым.

— Ты не пожалеешь, что не попала в Ночной мир. Эти их дурацкие ограничения — не убивать людей, не охотиться слишком часто… Мне никто не указывает, как нужно охотиться. Мой дядя пытался, но я о нем позаботился…

Внезапно это существо — а Джереми уже действительно не был больше человеком — умолкло и резко обернулось. Мэри-Линетт с ужасом смотрела, как его губы опять оттягиваются назад, как раскрывается хищная пасть, и тут же поняла, в чем дело, — Эш пришел в себя.

Он сидел и с изумлением озирался вокруг. Увидев Мэри-Линетт, он сосредоточил на ней взгляд, затем перевел его на существо, в которое превратился Джереми.

— Эй, ты! Не смей к ней прикасаться! — закричал он таким голосом, какого Мэри-Линетт никогда в жизни не слышала. Голосом, полным смертельной ярости. Она увидела, как Эш быстрым упругим движением встал и приготовился к прыжку…

Но оборотень опередил его. Он бросился на него, как зверь, но при этом помнящий, что у него все же есть руки: одной рукой он ухватил тисовую дубину. Дубина обрушилась на голову Эша и сбила его с ног, затем упала и покатилась, подпрыгивая, по ковру из хвои.

Оборотню она уже была не нужна, он оскалил зубы, собираясь вцепиться Эшу в горло…

Мэри-Линетт побежала.

Но не к Эшу — она ничем не могла ему помочь, у нее не было оружия. Мэри-Линетт помчалась к машине, в облако удушливого дыма.

«О господи, как горячо! Дай мне добраться туда…»

Щеки и руки обдало жаром. Вспомнив, чему ее учили на курсах выживания, она опустилась на колени и поползла: внизу воздух был прохладнее.

И тут она услыхала у себя за спиной жуткий звук. Это был волчий вой, от которого кровь стыла в жилах.

«Он понял, что мне пришло в голову. Он видел этот нож всякий раз, когда я пыталась открыть крышку бензобака. Он попытается меня остановить…»

Мэри-Линетт не раздумывая бросилась в дым и жар и добралась до автомобиля. Из-под капота взметались языки оранжевого пламени, а дверная ручка обожгла ей руку.

«Открывайся, да открывайся же!»

Дверь распахнулась. На Мэри-Линетт вновь пахнуло жаром. Вряд ли она выдержала бы это, если бы оставалась человеком. Но она обменялась кровью с четырьмя вампирами в течение двух дней, и уже не была прежней Мэри-Линетт… Но способна ли она убить?

Пламя лизало снизу приборную доску. Мэри-Линетт ощупывала дымящуюся виниловую обивку и шарила руками под водительским сиденьем.

«Есть! Нашелся!»

Ее пальцы коснулись металла — вот он, нож! Серебряный фруктовый нож, украшенный завитками в викторианском стиле, который ей одолжила миссис Бердок. Он был очень горячим. Мэри-Линетт схватила его, вытащила из-под сиденья и обернулась — как раз в то мгновение, когда кто-то набросился на нее сзади.

Она обернулась инстинктивно, чтобы лицом к лицу встретиться с тем, кто на нее напал. Но потом, вспоминая об этом, она всегда отдавала себе отчет в том, что могла бы просто обернуться, не обратив нож против нападающего. Она могла бы бросить его на землю или прижать к себе. И если бы она была той, прежней Мэри-Линетт, она так и поступила бы.

Но теперь она изменилась, она встретила нападение оборотня, держа нож наготове. И когда это страшное существо обрушилось на Мэри-Линетт, она почувствовала толчок в запястье, и рука ее не дрогнула.

Краем сознания она отметила: «Нож вошел прямо между ребрами…»

Затем все смешалось. Огромные зубы щелкали у самой шеи Мэри-Линетт, хватая ее за волосы, когти царапали ей руки, оставляя на них длинные кровавые борозды. Бросившаяся на нее тварь была тяжелой, покрытой шерстью, она не была человеком или даже получеловеком. Это был огромный рычащий волк.

Мэри-Линетт все еще продолжала сжимать нож в руках, с трудом удерживая его. Нож резко дергался, выкручивая ей запястья. И наконец он по рукоять погрузился в грудь волка.

Всего на мгновение, оттолкнув зверя, она заставила себя взглянуть на него.

Прекрасное животное, сильное и красивое, но с безумными глазами. До последнего вздоха оно пыталось убить ее.

«О, ты ненавидишь меня, я знаю. Я тебя предала, предпочла тебе Эша; я ранила тебя серебряным ножом. И теперь ты умираешь».

Мэри-Линетт трясло, у нее больше не было сил выносить все это. Выпустив из рук нож, она принялась отталкивать и пинать волка. Наконец она побежала от него прочь, спотыкаясь, падая и поднимаясь вновь. На фоне пламени четко выделялся силуэт стоящего на задних лапах волка. Он готовился к последнему прыжку…

Но тут прозвучал негромкий хлопок, автомобиль вздыбился, как в агонии, и превратился в огненный шар.

Ослепленная, Мэри-Линетт вжалась от страха в землю, но продолжала смотреть. Она должна была это видеть.

Значит, вот как выглядит взорвавшийся в огне автомобиль. Это вовсе не похоже на огромный взрыв, какие показывают в кино. Это просто хлопок, а затем — просто огонь, поднимающийся все выше и выше…

Жар отгонял ее прочь, и, отползая от горящей машины, она не могла оторвать взгляда от оранжевого пламени. Это все, что осталось от ее фургона. Из-под металлических ободов колес продолжал выстреливать оранжевый огонь.

Волк не вышел из огня.

Мэри-Линетт приподнялась. В горле стоял дым, и когда она попыталась закричать: «Джереми!», из него вырвался лишь хрип.

Джереми так и не появился. И неудивительно: в груди у него был серебряный нож, а вокруг бушевало пламя.

Мэри-Линетт сидела, обхватив себя руками, и смотрела, как горит автомобиль.

«Он бы меня убил. Как любой хороший охотник. Я должна была защищаться, я должна была спасти Эша. И девочек… Он бы всех их убил. А потом он опять убивал бы людей, как убил того бродягу… Он был безумным, он был воплощенным злом, потому что ни перед чем не останавливался, добиваясь своего».

И она по-новому взглянула на все происшедшее.

Личина «славного парня», которую носил Джереми, всегда скрывала нечто нечеловеческое. Она замечала это, но каждый раз убеждала себя, что ничего такого нет, что ей показалось. Нужно было довериться своим чувствам с самого начала, с того мига, когда она поняла, что разгадала тайну Джереми Лаветта.