— У меня сердце чуть не выскочило! — напустилась она на Эша. — Ты всегда подкрадываешься к людям исподтишка?
Она ожидала услышать какой-то дурацки-остроумный ответ. Или шуточную угрозу. Или нечто вроде детского удивления. Но Эш только угрюмо нахмурился.
— Нет. Что ты здесь делаешь?
Сердце у Мэри-Линетт несколько раз подпрыгнуло, но она с удивлением услышала свой спокойный голос:
— Наблюдаю звезды. Я занимаюсь этим каждую ночь. Можешь принять это к сведению.
Эш посмотрел на нее, затем на фургон.
— Наблюдаешь звезды?
— Ну да. С этого холма.
Он поглядел на фотоаппарат, висящий у нее на шее, и скептически заметил:
— Без телескопа… Или он в автомобиле?
Мэри-Линетт сообразила, что до сих пор держит в руках ключи от фургона.
— Я не взяла его сегодня.
Обойдя машину вокруг, она открыла переднюю дверь и вытащила свой бинокль.
— Чтобы наблюдать звезды, вовсе не нужен телескоп. Вполне достаточно этого.
— В самом деле?
— В самом деле.
«Так, а вот это твоя ошибка, — подумала Мэри-Линетт. — Не стоит делать вид, будто не веришь мне… Ну, погоди! Сейчас ты у меня попляшешь».
— Хочешь увидеть свет, который родился четыре миллиона лет назад? — И, не дожидаясь ответа, Мэри-Линетт приказала: — Повернись к востоку. — Она вытянула палец, как указку. — Так, возьми бинокль и посмотри на эту линию сосен на горизонте. Теперь выше…
Она отдавала указания, как сержант на учениях. — Видишь яркий диск, будто окруженный туманом?
— М-м… Ага.
— Это туманность Андромеды. Другая галактика. Но если ты попробуешь взглянуть на нее в телескоп, то не сможешь увидеть ее всю сразу. Когда глядишь на небо в телескоп, то видишь его будто сквозь соломинку для газировки. Очень маленький обзор.
— Ладно. Понял. — Эш опустил бинокль. — Слушай, а нельзя ли на минуту отложить твои наблюдения? Я хотел с тобой поговорить…
— Хочешь увидеть центр нашей Галактики? — перебила его Мэри-Линетт. — Повернись к югу.
Она едва не схватила его за плечи, чтобы развернуть, но вовремя вспомнила, что лучше к нему не прикасаться. Если бы между ними опять возник тот необъяснимый контакт, она бы за себя не поручилась.
— Повернись.
Он на мгновение закрыл глаза, затем повернулся и вновь поднял бинокль.
— Посмотри на созвездие Стрельца, — не давая ему вставить хоть слово, диктовала Мэри-Линетт. — Видишь его? Там находится центр Млечного Пути. Видишь звездные скопления?
— Здорово!
— Да, это здорово! Ну а теперь давай выше, к востоку. Ты должен найти нечто вроде небольшого туманного свечения…
— Розовое?
Мэри-Линетт быстро взглянула на него.
— Да, розовое. Большинство людей не различает цвет. Это — туманность Трехдольная.
— А что это за темные полосы на ней?
Мэри-Линетт замерла.
Она забыла свой командный тон и отступила назад, во все глаза глядя на Эша. Она чувствовала, как участилось ее дыхание.
Эш опустил бинокль и глядел на нее.
— Что-то не так?
— Это темная туманность. Полосы пыли на фоне раскаленного газа. Но… ты не можешь их видеть.
— Но я вижу.
— Нет-нет! Ты не можешь их видеть! Это невозможно, даже с биноклем. Даже если у тебя зрачок девять миллиметров…
Она выхватила фонарь из хармана и направила свет ему в лицо.
— Эй! — Он резко дернулся, закрыв глаза руками. — Убери!
Но Мэри-Линетт уже все увидела. Она не могла сказать, какого цвета были именно сейчас его глаза, потому что их радужная оболочка почти исчезла, превратившись в едва заметные ободки. Весь глаз целиком состоял из зрачка. Как глаз кошки при максимальном расширении.
«О боже… Он способен это видеть… Звезды восьмой величины, а может, и девятой. Подумать только — видеть невооруженным глазом звезду девятой величины! Видеть цвет звездных скоплений — раскаленных докрасна горячим водородом, зелено-голубых, светящихся кислородом. Видеть в тысячу раз больше звезд, рассыпанных по небу…»
— Ну-ка быстро отвечай! — потребовала она. — Сколько ты видишь сейчас звезд на небе?
— Я не вижу ничего, — приглушенно произнес он, все еще не отрывая рук от глаз. — Я ослеп.
— Нет, я серьезно, — и Мэри-Линетт схватила его за руку.
Это было глупостью с ее стороны. Она обо всем забыла, но когда прикоснулась к его руке, ее будто пронзило током. Эш опустил руку и взглянул на Мэри-Линетт.
Они стояли лицом к лицу, не сводя друг с друга глаз. Между ними будто метались молнии. Наконец Мэри-Линетт отскочила в сторону.
«Я не могу так больше! О господи, ну почему я стою здесь и разговариваю с ним? На сегодня с меня хватит. Нужно подумать, как отыскать тело».
— Урок астрономии закончен, — заявила Мэри-Линетт, протягивая руку за биноклем. Ее голос слегка дрожал. — Мне надо подняться на холм.
Она не спросила, куда направляется он. Это ее не заботило. Лишь бы он ушел.
Прежде чем отдать бинокль Мэри-Линетт, Эш мгновение помедлил. А затем протянул его так, чтобы не прикоснуться к ней.
«Прекрасно, — подумала Мэри-Линетт. — Мы оба чувствуем одно и то же».
— До свидания.
— Пока, — бросил Эш рассеянно.
Он сделал несколько шагов в сторону, но вдруг остановился, опустив голову.
— Я вот что хотел сказать…
— Ну?
Не оборачиваясь, Эш проговорил ровным, сдержанным тоном:
— Держись подальше от моих сестер, ладно? Мэри-Линетт как громом поразило. Это настолько ее взбесило, что она не могла найти слов. Затем она подумала: «Стоп, а может, он знает, что они — убийцы, и пытается защитить меня? Как Джереми…»
У нее перехватило дыхание, и она сумела лишь выдавить:
— Почему?
Он покачал опущенной головой:
— Мне кажется, что ты можешь на них дурно повлиять. Они очень восприимчивы, и я не хочу, чтобы им в голову полезли всякие идеи.
Мэри-Линетт сникла. «Что ж, можно было догадаться». Ласково и спокойно она проговорила:
— Эш, убирайся отсюда, сгинь.
ГЛАВА 8
Она выждала еще около часа, после того как Эш спустился вниз и направился по дороге к востоку — совершенно непонятно зачем. Там не было ничего, кроме двух ручьев и зарослей деревьев. И еще ее дом. Возможно, он решил отправиться в город, но понятия не имел, насколько он далеко.
«Ну, все. Он ушел, забудь о нем. Тебе есть чем заняться, не забыла? Правда, занятие это немного опасное. Но Эш тут ни при чем. Я не верю, что он знает о том, что случилось с миссис Бердок».
Мэри-Линетт достала лопату и направилась по дороге на запад. Вскоре она забыла об Эше. Сейчас все ее мысли были только о том, что ждет ее впереди.
«Я не боюсь, я сделаю это… Не боюсь, не боюсь… Ой, конечно же, я боюсь!»
Но чувство страха — полезное чувство. Тем осторожней она будет действовать. Она сделает все быстро и без лишнего шума. Проберется через дыру в изгороди, поработает немного лопатой и исчезнет прежде, чем кто-то ее заметит.
Мэри-Линетт старалась не думать о том, что она откопает, если ее догадка верна…
Приближаясь к ферме Бердок, она приняла все положенные меры предосторожности: сначала направилась к северу, а затем отступила к юго-востоку, чтобы попасть в сад за домом незамеченной. Здесь все одичало: между привычными кустами черной смородины и утесника разрослись сумах, юкка и повилика. Кроме того, сюда уже проникли дубки и карликовые каштаны. Еще немного, и вся эта молодая поросль превратится в настоящий лес.
«Просто не верится, что я на это способна», — подумала Мэри-Линетт, дойдя до изгороди, окружавшей сад. Но не поверить было невозможно. Она собиралась вторгнуться на чужую территорию и, возможно, откопать там мертвое тело… но при этом сохраняла удивительное хладнокровие. Конечно, она испытывала страх, но паники не было: Возможно, внутри нее таится много такого, о чем она и представления не имела.
«Может быть, я вовсе не та, за кого себя принимала?»
Темный сад был пропитан запахом. Но это было не благоухание ирисов или бледно-желтых нарциссов, которыми когда-то украсила клумбы миссис Бердок, и не аромат диких трав — иван-чая и «разбитого сердца». Здесь пахло козами.
Пробираясь вдоль изгороди, Мэри-Линетт не спускала глаз с высокого силуэта дома. Свет горел только в двух окнах.
«Только бы они меня не увидели… только бы не наделать шума…»
Ступая медленно и осторожно, замирая на каждом шагу и не отрывая глаз от дома, Мэри-Линетт направилась к тому месту, где виднелась свежевскопанная земля. Первые два взмаха лопатой ничего не дали.
«Так. Нужно действовать уверенней. И не стоит следить за домом: в этом нет никакого смысла. Если они выглянут, то все равно заметят меня, и в любом случае я ничего не смогу поделать».
Но как только она вновь поставила ногу на лопату, позади, в рододендронах, раздалось: «У-у-у-ш-ш!»
Мэри-Линетт застыла, вцепившись в лопату.
«Успокойся, — приказала она себе. — Это не сестры. И не Эш. Это какое-то животное».
Она прислушалась. Из козьего сарая донеслось унылое «мэ-э-э…».
«Ерунда. Наверное, кролик. Копай!»
Мэри-Линетт подняла полную лопату земли… И вдруг снова раздалось: «У-у-у-ш-ш!»
Она услышала сопение. Затем шуршание. Определенно, это животное. Но, похоже, крупнее кролика.
«Какая разница? — успокоила себя Мэри-Линетт. — Здесь нет опасных животных. К тому же я не боюсь темноты. Это моя естественная среда обитания. Я люблю ночь».
Но почему-то сегодня ночью все было иначе. Может, виной всему была неожиданная встреча с Эшем. Она выбила ее из колеи, вызвала досаду и замешательство. И сейчас Мэри-Линетт казалось, будто некто пытается внушить ей: темнота — это вовсе не естественная среда для человека, и Мэри-Линетт, с ее слабым зрением, недостаточно тонким слухом и обонянием, не создана для нее.
«У-у-у-ш-ш!»
«Возможно, у меня отвратительный слух, но это я слышу прекрасно. И мне это не нравится. Какое-то большое животное сопит в кустах…
Какое же крупное животное могло здесь оказаться? Это не олень, олени обычно фыркают. Это кто-то покрупнее и повыше койота. Может, медведь?»
Но тут она услышала другой звук: кто-то энергично продирался сквозь сухую жесткую листву рододендронов. В тусклом свете, падавшем из освещенных окон дома, она увидела, как всколыхнулись ветви…
Оно выходило…
Мэри-Линетт схватила лопату и бросилась прочь. Но не к дыре в изгороди и не к дому — там было опасно. Она побежала к сараю с козами.
«Тут я смогу защититься… не впустить его… стукнуть лопатой…»
Однако из сарая ей ничего не было видно. Сквозь грязные стекла двух окон Мэри-Линетт все равно не могла разобрать, что там в темноте, снаружи. Она не видела даже коз, которые находились рядом, хотя и слышала их.
«Не включай фонарь! Только выдашь себя».
Она вся напряглась и застыла, прислушиваясь к тому, что там, снаружи.
Тишина…
Она ощущала только запах коз. Запах дубовых стружек, которыми был устлан пол вперемешку с разлагающимся козьим пометом. Все это издавало зловоние, но хорошо сохраняло тепло в сарае. У Мэри-Линетт от напряжения вспотели ладони; в руках она судорожно сжимала лопату.
«Я никогда никого не трогала… с тех пор, как мы с Марком в детстве дрались… но, черт возьми, сегодня утром я ударила незнакомого человека…»
Она надеялась, что сможет сделать это и сейчас — если понадобится.
Коза легонько боднула ее в плечо. Мэри-Линетт оттолкнула ее. Другая коза вдруг заблеяла. Мэри-Линетт закусила губу.
«Снаружи кто-то есть… Козы тоже услышали…»
Она почувствовала кровь на губе и стала ее слизывать, ощущая медный привкус, будто она держала во рту медную монетку. Кровь имела вкус меди. Внезапно она подумала: это вкус страха.
…Дверь сарая открылась.
И тут Мэри-Линетт охватила паника.
В сарай вошел кто-то страшный. Этот кто-то сопел, как животное, но мог открыть дверь, как человек. Она его не видела: и в сарае, и снаружи было одинаково темно. Ей не пришло в голову включить фонарь, единственным ее побуждением было немедленно двинуть его лопатой, прежде чем он до нее доберется. Ею завладел чистый, первобытный инстинкт самозащиты.
Но вместо этого она лишь выдавила из себя свистящим шепотом:
— Кто это?.. Кто там?
И услышала знакомый голос:
— Я так и знал, что ты собираешься это сделать. Я тебя обыскался.
— О, черт… Марк! — Мэри-Линетт без сил прислонилась к стене сарая, выронив из рук лопату.
Козы продолжали блеять. У Мэри-Линетт звенело в ушах. Марк зашел в сарай, шаркая ногами.
— Фу… Какая вонь! Что ты здесь делаешь?
— Дурак, — вместо ответа сказала Мэри-Линетт. — Я чуть не вышибла тебе мозги.
— Ты говорила, что забудешь обо всех этих бреднях. Ты меня обманула.
— Марк, ты не… Поговорим позже… Ты ничего здесь не слышал? — Мэри-Линетт пыталась собраться с мыслями.
— Что, например?
Спокойствие Марка заставило Мэри-Линетт почувствовать себя глупо.
Затем голос брата стал более резким:
— Что-то вроде воя?
— Нет. Что-то вроде сопения. — Мэри-Линетт понемногу успокаивалась.
— Ничего я не слышал. Давай лучше пойдем отсюда подобру-поздорову. Что мы скажем, если вдруг выйдет Джейд?
Мэри-Линетт не нашлась что ответить. Марк обитал в совсем другом мире — счастливом сияющем мире, где самым худшим, что могло случиться в эту ночь, была подобная ситуация.
Наконец она сказала:
— Марк, послушай. Я твоя сестра. У меня нет никаких причин лгать тебе, или подшучивать над тобой, или унижать кого-то, кто тебе нравится. Я не хочу делать поспешных выводов… и ничего не выдумываю. Но я говорю тебе совершенно серьезно: с этими девушками что-то нечисто.
Марк открыл было рот, но она неумолимо продолжала:
— Поэтому сейчас ты волен выбрать любой из двух вариантов: либо у меня крыша поехала, либо я говорю правду. Ты действительно считаешь, что я сумасшедшая?
В эту минуту Мэри-Линетт вспомнила прошлое: как они поддерживали друг друга в те ночи, когда болела мама; как она читала ему вслух книжки; как заклеивала пластырем его царапины и оставляла ему побольше печенья на завтрак. И хотя Мэри-Линетт не могла видеть Марка в темноте, она чувствовала, что он тоже вспомнил об этом. Они испытали вместе так много. И они всегда будут вместе.
Наконец Марк спокойно произнес:
— Ты не сумасшедшая.
— Спасибо.
— Но… Джейд не может никому причинить зла. Я просто уверен в этом. И с тех пор, как я ее встретил… — Он на минуту умолк. — Мэри, кажется, теперь я знаю, для чего живу. Она не похожа ни на одну из тех девушек, которых я когда-либо встречал. Она… она такая смелая, и такая забавная, и такая… она одна такая.
«А я-то считала, что все дело в белокурых волосах, — подумала Мэри-Линетт. — Похоже, что дело серьезней».
Она была тронута и удивлена переменой, происшедшей в Марке. Но еще больше напугана. Напугана до полусмерти. Ее капризный, циничный братец нашел наконец, в кого влюбиться… и, возможно, его избранница — достойная наследница Лукреции Борджиа.
— Мэри, может, мы все-таки пойдем домой?
Марка скрывала темнота, но по его голосу Мэри-Линетт поняла, что дело и впрямь серьезней некуда. Ей стало совсем не по себе.
— Марк…
Внезапно она умолкла: снаружи зажегся свет. Они с Марком тут же, столкнувшись головами, выглянули в окно сарая.
— Закрой дверь, — прошипела Мэри-Линетт таким тоном, что Марк тут же закрыл дверь сарая.
— Сиди тихо, — добавила она, схватив его за руку и оттолкнув к соседней стене.
Она осторожно глядела в окно. Первой через заднюю дверь вышла Ровена, затем Джейд, а потом Кестрель. Кестрель несла лопату.
— О боже…
— Что случилось? — Марк попытался взглянуть в окно. Мэри-Линетт зажала ему рот рукой.
А случилось то, что девушки снова собирались копать в саду.
Сейчас они шли с пустыми руками. Но что же они намереваются делать? Уничтожить улику? Забрать ее в дом и сжечь или расчленить на куски?
Сердце у Мэри-Линетт бешено билось.
Марк бросился к окну и выглянул наружу. Мэри-Линетт услыхала, как он попытался вздохнуть, но у него перехватило дыхание. Может, он хотел найти всему этому какое-то невинное объяснение? Мэри-Линетт сжала его плечо.
Брат и сестра наблюдали, как девушки работают лопатой, сменяя друг друга. И вновь Мэри-Линетт поразилась тому, насколько они сильные. Ведь Джейд выглядела такой хрупкой.
Всякий раз, когда кто-нибудь из сестер окидывал взглядом сад, сердце Мэри-Линетт подпрыгивало в груди.
«Только бы они нас не увидели, только бы не услышали, не поймали!»
Рядом с девушками уже образовалась внушительная куча земли, но вот Ровена и Кестрель склонились над ямой. Они вытащили из нее длинный предмет, завернутый в мешок для мусора, который Мэри-Линетт уже видела прежде. Казалось, он был жестким… и поразительно легким. В тот первый раз Мэри-Линетт удивилась: пакет был слишком легким для трупа. Или слишком жестким… Как долго длится трупное окоченение?
Марк дышал неровно и тяжело, с присвистом.
Девушки понесли пакет к проходу в зарослях.
Марк выругался.
Мэри-Линетт лихорадочно соображала, что предпринять.
— Марк, оставайся здесь. Я пойду за ними…
— Я с тобой!
— Ты должен рассказать папе, если со мной что-то случится…
— Я пойду с тобой.
Времени на споры не было. В глубине души Мэри-Линетт даже обрадовалась, что Марк пойдет с ней. Она с трудом выдохнула:
— Тогда пошли. И — ни звука!