— Неважно, — сказал Стефан на случай, если кто-то подслушивал. — Как это произошло? Выход из тела? Почему бы тебе не спуститься и не рассказать мне об этом? — Он лег обратно на подстилку и посмотрел на нее воспаленными глазами. — Извини, я не могу предложить тебе лучшей постели.

На мгновение его черты исказило унижение. Все это время ему удавалось скрывать от нее стыд, который он испытывал, представ перед ней в таком виде — запертым в клетке, одетым в лохмотья, мучимым черт знает какими паразитами. Он — Стефан Сальваторе, который когда-то… когда-то… Сердце Елены разбилось. Она чувствовала, что оно разлетелось вдребезги, как стекло, и бритвенно-острые осколки разрывали плоть изнутри. Она плакала, и огромные призрачные слезы капали на лицо Стефана, как кровь, — в воздухе они были прозрачными, но, касаясь его кожи, становились красными.

Кровь? Конечно же нет. Таким способом она не могла передать ему ничего полезного. Она по-настоящему плакала, плечи вздрагивали, слезы капали на Стефана, поднявшего ладонь словно бы в попытке поймать слезинку…

— Елена… — в голосе слышалось удивление.

— Ч-что? — всхлипнула она.

— Твои слезы. Я чувствую… — Он смотрел на неё снизу вверх с чем-то напоминающим священный ужас.

Елена не могла справиться со слезами, хотя знала, что уже успокоила его гордое сердце — и не только:

— Н-н-не понимаю.

Он поймал одну слезнику и поцеловал ее. Посмотрел на нее блестящими глазами:

— Мне трудно говорить об этом, маленькая… милая…

«Зачем тогда использовать слова?» — подумала она, все еще не успокоившись. Теперь она всхлипывала прямо ему в шею.

«Здесь сложновато восстанавливать силы, — ответил он. — Ты уже догадалась. Если бы ты мне не помогла, я был бы мертв. Они не понимают, почему я все еще жив. И поэтому… они скорее умрут сами, чем справятся со мной, понимаешь?»

Елена подняла голову — хрустальная слезинка упала ему на лицо.

«Где они? Я убью их. Не говори, что у меня не получится, — я найду способ. Я найду способ, даже находясь здесь!»

Он потряс головой:

«Ангел мой, разве ты не понимаешь? Тебе не нужно их убивать. Твои слезы, призрачные слезы непорочной девы…»

«Стефан, кому как не тебе знать, что я вовсе не непорочная дева?»

«…непорочной девы, — повторил Стефан, ничуть не смущенный ее словами, — могут вылечить все. Я был болен, Елена, хотя и пытался скрыть это. Но теперь я здоров! Как новенький! Они никогда не поймут, как это случилось».

«Точно?»

«Посмотри на меня!»

Елена посмотрела. Лицо Стефана больше не было серым и измученным. Он был бледен, но топкие черты прояснились — как будто он стоял перед костром, и огонь освещал чистые линии любимого лица.

«Это сделала… я?»

Она вспомнила, что первые слезы, падавшие ему на лицо, выглядели как кровь. Нет, не как кровь — как живая краска, впитывавшаяся в кожу. Она снова спрятала лицо у него на груди.

«Я рада. Я так рада. Но мне бы хотелось дотронуться до тебя. Я хочу почувствовать твои руки».

— По крайней мере я могу смотреть на тебя, — прошептал Стефан. Елена знала, что даже это для него — как вода в пустыне. — А если бы мы могли касаться друг друга, я бы обнял тебя за талию. И поцеловал сюда… и вот сюда.

Они болтали всякую любовную чепуху, и каждый из них просто наслаждался видом возлюбленного и звуками его голоса. А потом Стефан мягко, но настойчиво попросил рассказать о Дамоне — с самого начала. К этому моменту Елена настолько успокоилась, что смогла рассказать о происшествии с Мэттом, не выставляя Дамона чудовищем.

— Стефан, Дамон действительно нас защищает.

Она рассказала об убитых Дамоном вампирах, которые их выслеживали. Стефан пожал плечами и сухо сказал:

— Большинство пишет карандашами, а Дамон с их помощью списывает людей со счетов. А как ты запачкалась?

— Я услышала удар — Мэтт упал на крышу машины. Но если честно, он пытался убить Дамона. Я заставила его выбросить кол, — она продолжила очень тихо: — Стефан, пожалуйста, не думай, что у нас с Дамоном что-то есть. Между нами ничего не изменилось.

— Я знаю.

Это было удивительно. Елена наслаждалась его доверием.

Она устроилась у него на руке — и это было счастье.

А потом вдруг мир — вся вселенная — содрогнулся от громкого стука. Елену подбросило. Звук не принадлежал этому миру — миру любви, доверия и возможности отдать всю себя Стефану.

Это началось снова-ужасный, пугающий Елену треск. Она беспомощно вцепилась в Стефана, а тот непонимающе смотрел на нее. Он не слышал этого кошмарного лязга.

Потом стало еще хуже. Ее вырвало из объятий Стефана и потащило назад, сквозь предметы, все быстрее и быстрее, пока она снова не оказалась в своем теле. К своему отвращению, она оказалась в том вещественном теле, которое до недавнего времени считала единственно существующим. Она влилась в него — и села под звуки, которые оказались стуком в окно. Стучал Мэтт.

— Ты спишь уже больше двух часов. Но я решил, что тебе это нужно. Ты в порядке?

— Мэтт… — Ей показалось, что она не сможет удержаться от слез. Но потом она вспомнила улыбку Стефана.

Елена моргнула и попыталась осмыслить ситуацию. Она не видела Стефана очень, очень долго. Но воспоминания о моментах, проведенных вместе, переложенные нарциссами и лавандой, никто у нее не отнимет.

Дамон злился. Он мерно взмахивал черными крыльями, пейзаж, расстилавшийся внизу, походил на великолепный ковер: в лучах рассвета луга и холмы сверкали изумрудом.

Дамон не замечал ничего — он видел все это уже много раз. Он искал una donna splendida [Прекрасная дама (шпал.).].

Мысли путались. Мэтт с колом… Дамон все еще не понимал, почему Елена решила взять с собой этого беглеца от правосудия. Елена… Дамон попытался разозлиться на нее так же, как на Мэтта, но не смог.

Он плавно кружил над городком, высматривая жилые кварталы, ища ауры. Ему была нужна сильная аура — сильная и красивая. Он жил в Америке достаточно долго, чтобы понимать, что рано утром на улице можно встретить только три вида люден. Во-первых, студентов — но на дворе стояло лето, и выбор сокращался. Вопреки опасениям Мэтта, Дамон не любил школьниц. Во-вторых, людей, вышедших на пробежку. И в-третьих, думающих о прекрасном, как… как девушка внизу… садоводов.

Девушка с садовыми ножницами посмотрела наверх, когда Дамон завернул за угол и подошел к ее дому, постепенно замедляя шаг. По осторожным шагам было понятно, в каком восторге он от изобилия цветов, окружающих милый домик в викторианском стиле. На мгновение девушка почти испугалась. Но это нормально. На Дамоне были черные ботинки, черные джинсы, черная футболка и черная кожаная куртка, не говоря уж о черных очках. Но тут он улыбнулся и одновременно начал первое осторожное проникновение в разум la bella donna.

Одно было ясно сразу. Она любит розы.

— Какие «мерседес», — он в восхищении уставился на кусты, покрытые ярко-розовыми цветами, — а «айсберги», обвивающие решетку! А ваш «лунный свет»! — Он легко прикоснулся к раскрывшемуся цветку с лепестками цвета лунных лучей, отливавшими по краям бледно-розовым.

Девушка — Криста — не смогла сдержать улыбки. Дамон чувствовал, как поток информации свободно тек из ее разума в его. Ей всего двадцать два. Не замужем, живет с родителями. У нее как раз такая аура, как он искал, а дома почти никого нет — только ее спящий отец.

— Вы не похожи на человека, разбирающегося в цветах, — откровенно заявила Криста и рассмеялась, — извините. Я купила все эти сорта на выставке роз в Криквилле.

— Моя мать сама не своя до цветов, — легко и непринужденно солгал Дамон, — думаю, я унаследовал страсть к розам от нее. Я не задерживаюсь на одном месте достаточно долго, чтобы выращивать их, но мечтать-то я могу. Хотите узнать мою главную мечту?

К этому моменту Криста чувствовала себя плавающей в облаке сладкого розового запаха. Дамон ощущал каждое ее переживание, наслаждался видом румянца на щеках и легкой дрожью, пробегавшей по ее телу.

— Да, — просто ответила Криста, — я хочу узнать твою мечту.

Дамон наклонился вперед, понизил голос:

— Я хочу вывести черную розу.

Криста испугалась. Какая-то мысль промелькнула у нее в голове — слишком быстро, Дамон не успел ее поймать. Но потом она сказала почти так же тихо:

— Тогда я хочу показать тебе кое-что. Если у тебя есть время.

Задний двор был еще роскошнее сада. А еще, как с удовольствием отметил Дамон, там был гамак. В конце концов, скоро ему придется куда-то положить Кристу… когда она заснет.

Но за домом нашлось такое, что он невольно ускорил шаг.

— «Черная магия»! — воскликнул он, увидев винно-красные, почти бордовые цветы.

— Да, — мягко сказала Криста, — Черная магия. В попытках вырастить черную розу никому не удалось достигнуть лучшего результата. У меня они цветут трижды в год, — прошептала она с дрожью в голосе, не думая больше, кем может оказаться этот молодой человек, полностью захваченная чувствами, которые задели даже Дамона.

— Они великолепны. Самый темный красный цвет, который я когда-либо видел. Самый близкий к черному.

Криста все еще дрожала.

— Возьми одну, если хочешь. На следующей неделе я повезу их на выставку, но могу дать тебе одни распустившийся цветок. Ты будешь его нюхать.

— Д-да, п-п-пожалуйста.

— Можешь подарить его своей девушке.

— У меня нет девушки, — Дамой с облегчением продолжил лгать. Руки Кристы тряслись, когда она срезала длинный прямой стебель.

Дамон наклонился взять цветок, и их пальцы соприкоснулись.

Дамон улыбнулся.

У Кристы задрожали колени — Дамон легко подхватил ее на руки и продолжил то, за чем пришел.

Мередит зашла в комнату Кэролайн прямо за Бонни.

— Я сказала, закройте эту чертову дверь! — сказала — нет, прорычала — Кэролайн.

Что могло быть естественнее, чем оглянуться в поисках источника голоса. Перед тем как Мередит закрыла дверь, уничтожив единственный лучик света, Бонни разглядела стол Кэролайн. Стула, обычно стоявшего перед ним, не было.

Кэролайн сидела под столом.

Десятилетний ребенок легко бы там спрятался, но восемнадцатилетней Кэролайн пришлось принять чудовищную позу. Она сидела на куче чего-то, подозрительно напоминающего рваную одежду. Ее лучшую одежду — в исчезающем свете блеснула золотая парча.

Теперь они оказались в темноте втроем. Из-под двери не пробивалось ни полоски света. «Это потому, что коридор находится в другом мире», — в панике подумала Бонни.

— Боишься света, Кэролайн? — тихо спросила Мередит. Голос был ровным, спокойным. — Ты просила нас прийти повидаться с тобой — но мы тебя не видим.

— Я просила прийти поговорить со мной, — мгновенно поправила ее Кэролайн, почти как в старые времена. Наверное, это должно было успокоить, но теперь Бонни слышала ее голос, доносящийся из-под стола, и этот голос изменился. Он стал не хриплым, а…

«…ты не хочешь об этом думать. Не в полночной темноте этой комнаты.

…превратился в рычание» — беспомощно подумала Бонни. Кэролайн почти лаяла.

Звук подсказал Бонни, что девушка под столом двигается. Перехватило горло.

— А мы хотим тебя увидеть, — тихо сказала Мередит. — Ты знаешь, что Бонни боится темноты. Я включу ночник?

Бонни почувствовала, что дрожит. Плохо. Нельзя показывать Кэролайн, что ее боятся. Но в этой могильной темноте она не могла не дрожать. Она чувствовала, что комната имеет неправильную форму, — или это была просто игра воображения? Она слышала такое, из-за чего чуть не подпрыгивала на месте. Например, громкие щелчки прямо за спиной. Что это?

— Хорррошо! Включай! — Кэролайн на самом деле рычала. И двигалась к ним: Бонни слышала приближающийся шорох и дыхание.

Не дай ей добраться до меня в темноте!

Ее охватила паника, но Бонни больше не могла думать, и она отступила в сторону и уткнулась во что-то…

Что-то высокое и теплое.

Не Мередит. Никогда раньше Бонни не замечала, чтобы от Мередит пахло застарелым потом и тухлыми яйцами. Но теплое нечто ухватило Бонни за руки, и при их соприкосновении раздался странный щелчок.

Руки оказались не просто теплыми — они были горячими и сухими. Пальцы впились в кожу Бонни.

А когда загорелся ночник, руки исчезли. Найденная Мередит лампочка давала очень тусклый красный свет — на абажур был намотан бордовый пеньюар.

— Может случиться пожар, — заметила Мередит. Даже ее ровный голос дрогнул.

Кэролайн стояла перед ними. Она показалась гораздо выше, чем раньше. Высокая и мускулистая, но с выступающим животом. Одета она была нормально, в джинсы и обтягивающую футболку. Руки она держала за спиной и улыбалась прежней надменной и злой улыбкой.

Я хочу домой, подумала Бонни.

— Ну? — поинтересовалась Мередит.

— Что? — Кэролайн продолжала улыбаться.

— Чего ты хочешь? — потеряла терпение Мередит.

Кэролайн изогнула губы в усмешке:

— Вы встречались сегодня со своей подружкой Изобель? Болтали с ней?

Бонни очень захотелось ударить ее, стереть с лица усмешку. Она не стала этого делать. Это, конечно, была просто игра света — она знала, что это так, — но зрачки Кэролайн горели красным.

— Да, мы были у Изобель в больнице, — сказала Мередит без выражения, а потом с неожиданной злостью добавила: — И ты прекрасно знаешь, что она не может разговаривать. Но, — в голосе прорезалось торжество, — врачи сказали, что она поправится. Язык заживет. Могут остаться шрамы, но она будет нормально говорить.

Улыбка Кэролайн исчезла. Лицо оказалось измученным, скучным и злым. Почему?

— Тебе лучше выйти из дома, — сказала Мередит медноволосой девушке, — нельзя же жить в темноте.

— Это не навсегда, — резко сказала Кэролайн, — только пока не родятся близнецы.

Она стояла, заложив руки за спину и выгнувшись вперед, так что живот выступал еще сильнее.

— Близнецы? — вступила в разговор Бонни.

— Мэтт-младший и Мэтти. Так я их назову.

Вынести злорадную улыбку и наглый взгляд Кэролайн Бонни уже не смогла.

— Ты не посмеешь! — услышала она свой собственный крик.

— Может быть, я назову девочку Хани, Мэттью и Хани, в честь папочки, Мэттью Ханиката.

— Ты не посмеешь! — Бонни кричала еще громче. — Сейчас, когда Мэтта нет, и он не сможет защитить себя.

— Да, он очень быстро сбежал. Полиции интересно почему. Конечно же, — Кэролайн понизила голос до многозначительного шепота, — он не один. Он с Еленой. Интересно, чем они занимаются в свободное время? — Она глупо хихикнула.

— Мэтт уехал не только с Еленой, — голое Мередит стал низким и злым. — Помнишь соглашение, которое ты подписала? Никому не рассказывать о Елене и не привлекать к ней внимание?

Кэролайн медленно моргнула. Как ящерица:

— Давным-давно. В прошлой жизни.

— Кэролайн, у тебя не будет никакой жизни, если ты нарушишь эту клятву. Дамон убьет тебя. Или ты уже?.. — Мередит замолкла.

Кэролайн все еще хихикала, как маленькая девочка, которой рассказали неприличный анекдот. Бонни моментально покрылась потом, волоски на руках встали дыбом.

— Кого ты сейчас слушаешь, Кэролайн? — Мередит облизала губы. Бонни видела, что она пытается удержать взгляд Кэролайн, но та отводила глаза. — Это… Шиничи? — Мередит рванулась вперед и схватила Кэролайн за руки. — Раньше ты видела и слышала его, смотрясь в зеркало. Теперь ты слышишь его постоянно?

Бонни хотела помочь Мередит. Хотела. Но она не могла ни двигаться, ни говорить.

В волосах Кэролайн были серые полосы. Серые. Тусклые серые нити, гораздо светлее пламенеющей меди, которой Кэролайн так гордилась. И были еще пряди, которые вообще не блестели. Бонни видела такую окраску у собак и смутно подозревала, что волки выглядят так же. Но увидеть такое в волосах подруги было… странно. Особенно если учесть, что эти жесткие волоски дрожали, поднимаясь как у собаки.

Она сошла с ума. В медицинском смысле.

Кэролайн посмотрела вверх — не на Мередит. В глаза Бонни. Бонни вздрогнула. Кэролайн смотрела так, как будто решала, сойдет ли Бонни за ужин, или она просто мусор.

Мередит сделала шаг вперед. Сжала кулаки.

— Не смотрррри, — резко сказала Кэролайн и отвернулась. Да, она определенно рычала.

— Ты правда хотела, чтобы мы тебя увидели? — мягко спросила Мередит. — Ты красуешься перед нами. Но, может быть, ты так просишь помощи?

— Врррряд ли!

— Кэролайн, — внезапно Бонни охватила жалость, — подумай. Вспомни, ты говорила, тебе нужен муж… — Она прервалась и сглотнула. Кто женится на этом чудовище, которое всего несколько недель назад выглядело как нормальная девушка? — Это я могу понять, — неуклюже закончила Бонни. — Честно, если ты будешь и дальше обвинять Мэтта, ничего хорошего из этого не выйдет. Никто… — Она не могла заставить себя произнести очевидное.

Никто не поверит такому существу, как ты.

— Я нашла настоящего кррррасавчика, — рыкнула Кэролайн и снова захихикала, — вы очень удивитесь.

Изумрудный взгляд Кэролайн сверкнул злобой. По лицу было ничего не прочитать, а рыжие волосы светились.

— Почему Мэтт? Откуда ты знаешь, что в ту ночь на него напали малахи? Шиничи натравил их на него специально для тебя?

— Или Мисао? — спросила Бонни, вспомнив имя девушки-кицунэ, много рассказавшей Кэролайн.

— В тот вечер у меня было свидание с Мэттом, — неожиданно Кэролайн заговорила нараспев, как будто читала стихи. Плохо читала. — Я была не против целоваться с ним, он ведь такой душка. Он получил засос на шее, и я кусала его губы.

Бонни открыла рот, но почувствовала руку Мередит на плече и промолчала.

— Но потом он словно сошел с ума. Он напал на меня! Я исцарапала ему руки, но он оказался слишком сильным. И теперь…

И теперь у тебя будут щенки, хотела сказать Бонни, но Мередит сжала ее плечо, и она снова промолчала. Внезапно Бонни ощутила укол тревоги: дети могут выглядеть как люди, и это обязательно будут близнецы, как сказала Кэролайн. И что тогда делать?

Бонни знала, что думают взрослые. Даже если Кэролайн не сможет выкрасить волосы обратно в рыжий, они скажут только: бедняжка поседела от горя!

Даже если взрослые увидят, как теперь выглядит Кэролайн, и как она себя ведет, они все спишут на шок. Бедняжка Кэролайн, она так изменилась с того дня. Ее так напугал Мэтт, что она прячется под столом. Она не моется — может, это обычное дело для тех, кто через такое прошел.

Кто знает, сколько времени надо вынашивать детей оборотня? Может, малах внутри Кэролайн контролирует и это, и со стороны все будет выглядеть как нормальная беременность?

А потом Бонни отвлеклась от своих мыслей и вслушалась в слова Кэролайн. Она почти не рычала, а говорила, как и раньше, резко и противно:

— Не понимаю, почему ему вы верите, а мне нет.

— Потому что, — ровно ответила Мередит, — мы знаем вас обоих. Мы бы знали, если бы Мэтт пригласил тебя на свидание, — а он этого не делал. Он вообще не из тех парней, которые будут иметь с тобой дело, и ты это знаешь.

— Но вы сказали, что на него напало чудовище.

— Малах, Кэролайн. Запомни уже это слово. Один из них сидит в тебе!

Кэролайн усмехнулась и отмахнулась:

— Говорите, они могут завладеть человеком и заставить делать что-то ему несвойственное?

Повисла тишина, «Даже если и говорили, то не тебе», — подумала Бонни.

— Хорошо, если я признаюсь, что у нас с Мэттом не было свидания? Если я скажу, что он ездил вокруг нашего квартала со скоростью пять миль в час, как будто заблудился? Рукав у нею был разорван, а рука искусана. Я привела его домой и хотела перевязать руку, но тут он сошел с ума. Я пыталась царапаться, по мешали бинты, я содрала их. Они до сих пор у меня хранятся, все в крови. Что вы скажете теперь?